Литературное краеведение

Литературное краеведение

Урок по теме:

«Александр Васильевич Суворов в творчестве Г. Р. Державина».

Цели и задачи:

* Рассказать о личном и поэтическом знакомстве

Г.Р.Державина и А.В.Суворова.

*Показать красоту музыкальной культуры 18 века.

*Познакомить с трудностями в биографиях двух незаурядных

личностей.

Оборудование:

Портрет А.В.Суворова.

Портрет Г.Р.Державина.

Аудиозапись музыкальных произведений.

Ход урока:

1.Слово учителя.

18 век. Время становления и славы двух замечательных людей: А.В.Суворова и Г.Р.Державина. Какое далёкое от нас время. Время, закрытое огромными изменениями и событиями, происшедшими в мире. Давайте же сегодня попробуем приподнять хоть чуть-чуть завесу с него.

Звучит Музыка русского барокко.

Слушаешь эту музыку, и невольно рисуются образы очень размеренной, спокойной, умиротворённой идиллии. Однако история нам говорит об обратном.

1762 год. Санкт-Петербург. Заговор офицеров-гвардейцев недовольных правлением императора Петра III, в котором участвовали две женщины: супруга императора и ее приверженка княгиня Дашкова.

Причины для недовольства серьезные.

Пётр III был напуган приближением войск заговорщиков, во главе которых была его супруга. Пётр, поняв всю бесполезность сопротивления, отрекся от престола в пользу своей супруги, именуемой Екатериной Второй.

В водоворот этих событий, за которым последовало 34-летнее правление Екатерины II , был вовлечен безвестный в ту пору мушкетер Преображенского полка Гаврила Романович Державин.

2. Сообщение ученика о Г.Р.Державине (краткие биографические данные).

3.Лучше всего о поэте говорят его произведения. Послушайте отрывок из стихотворения «Признание».

Чтение отрывка из стихотворения Г.Р. Державина “Признание”.

Не умел я притворяться,
На святого походить,
Важным саном надуваться
И философа брать вид;
Я любил чистосердечье,
Думал нравиться лишь им,
Ум и сердце человечье
Были гением моим.
Если я блистал восторгом,
С струн моих огонь летел,-
Не собой блистал я – богом,
Вне себя я бога пел.
Если звуки посвящались
Лиры моея царям, –
Добродетельми казались
Мне они равны богам.
Если на победы громки
Я венцы сплетал вождям,
Думал перелить в потомки
Души их и их детям.

4. 18 век-это и век триумфального восхождения к славе великого русского полководца А.В.Суворова.

«Когда Суворов с нами, то и победа наша» – говорили в русской армии. А в русской литературе таким залогом победы стал Гаврила Романович Державин – современник Суворова.

В судьбах наших героев было много общих особенностей. И Державин, и Суворов вошли в историю России как великие старцы – старик Державин и старик Суворов. Смолоду ни слава, ни чины не доставались Державину и Суворову с лёгкостью и за малый срок. И Суворов, и Державин много лет ходили в нижних чинах – в капралах, в поручиках… Заслуженная слава пришла к Державину и Суворову, когда обоим было уже за сорок. Их погодки и даже младшие современники – поэты Херасков и Княжнин, генералы Каменский и Репнин и многие другие государственные деятели и писатели были уже прославленными героями, когда Суворов и Державин только входили в силу. И всё-таки именно они, поздно заслужившие признание, стали для России подлинными национальными героями.

*Сообщение об А.В.Суворове (краткие биографические сведения с прослушиванием романса «Незабудочки» Хованского Г.А., написанного в народном стиле ).

Хованский Григорий Александрович (1767-1796), князь, поэт. Печатал свои стихи преимущественно в журналах И. А. Крылова и Н. М. Карамзина, лично его знавшего и посвятившего его памяти стихотворение. Отдельно Хованский издал свои стихи «Мое праздное время» (СПб., 1793) и «Жертва Музам» (1795). Хованский обладал поэтическим талантом, особенно выразившимся в его песнях, написанных им в народном русском духе: «Я вечор в лугах гуляла, грусть хотела разогнать», «Долго-ль в свете одинокой мне скитаться, слезы лить», «Ах, луга, луга зелены, где так часто я гулял!» и др. Остальные стихотворения солдатские и сатирические, послания, статьи, элегии, романсы, идиллии и проч., а также переводы из Флориана, Вольтера, Анакреона (подражания), Фридриха II и оды, из которых отдельно издано: «Стихи на мир, заключенный между Россией и Швецией» (СПб., 1790).

Реальное житейское знакомство Суворова и Державина восходит к Пугачёвщине, к 1774 году, когда Суворов был призван для борьбы с распоясавшимся мятежником

Именно тогда, в разгар пугачёвщины, поручик Державин напряжённо работал над стихотворениями, известными по первой книге поэта – над «Одами, сочиненными и переведенными при Читалагае». В последующих взаимоотношениях мотив боевой дружбы приглушён, но всё-таки уловим. Написать «Снигиря» мог только старый боевой товарищ, приятель по приволжским подвигам.

Образ Суворова трактуется в поэзии Державина не только и не столько как героический, сколько как добродетельный. Подвиг Суворова – в его вере, смирении, нестяжательстве. Поэта интересует не только полководец – покоритель вражьих столиц и защитник Отечества, но и Суворов – победитель соблазнов в самом себе. В лучшие дни «чистейшей дружбы» Суворова и Державина и состоялась встреча двух героев Восемнадцатого века в Таврическом дворце, где триумфатор-Суворов принимал поэта. Под впечатлением этой встречи Державин и написал послание «Фельдмаршалу графу Александру Васильевичу Суворову-Рымникскому на пребывание его в Таврическом дворце 1795 года».

В этом поэтическом послании Державин нашёл некоторые краски, в будущем ставшие характерными для поэтов, писавших о Суворове, да и для самого Державина. Суворов-стоик (в стихотворении упоминается Эпиктет), Суворов – истязатель собственной плоти, Суворов-скромник, Суворов-покоритель царства и защитник Отечества. Подчёркиваются не только смелость и военная сноровка Суворова, но и его смиренность, умение победить в себе греховное начало.

Когда увидит кто, что в царском пышном доме

По звучном громе Марс почиет на соломе,

Что шлем его и меч хоть в лаврах зеленеют,

Но гордость с роскошью повержены у ног,

И доблести затмить лучи богатств не смеют,-

Не всяк ли скажет тут, что браней страшный бог,

Плоть Эпиктетову прияв,преобразился,

Чтоб мужества пример, воздержности подать,

Как внешних супостат, как внутренних сражать?

Суворов! страсти кто смирить свои решился,

Легко тому страны и царства покорить,

Друзей и недругов себя заставить чтить.

Может быть, в этом стихотворении Державин и не достиг своего художественного совершенства, но свой взгляд на Суворова выразил с исчерпывающей откровенностью: «Как внешних супостат, как внутренних сражать…».

*5. История этого стихотворения является продолжением счастливой для Суворова польской кампании 1794 года, принесшей полководцу долгожданный фельдмаршальский жезл и громкую славу в обеих столицах. Из уст в уста передавались истории о том, как триумфатор-Суворов избегал встреч с екатерининскими временщиками, зло шутил над вельможными выскочками, но Державина принял как друга, долго и увлечённо беседовал с ним. О тогдашнем суворовском отношении к Державину свидетельствует и письмо поэта полководцу, известное по многим публикациям.
Суворов писал Державину из Варшавы 21 декабря 1794 года: «Милостивый государь Гаврила Романович. Простите мне, что я на сей раз, чувствуя себя утомленным, не буду вам ответствовать так, как громкий лирик; но в простоте солдатского сердца моего излию чувства души своей:

Царица, севером владея,
Предписывает всем закон;
В деснице жезл судьбы имея,
Вращает сферу без препон,
Она светила возжигает,
Она и меркнуть им велит;
Чрез громы гнев свой возвещает,
Чрез тихость благость всем явит.
Героев Росских мощны длани
Ея веленья лишь творят;
Речет – вселенная заплатит дани,
Глагол ея могуществен и свят!
О вы, Варшавские калифы!
Какую смерть должны приять!
Пред кем дерзнули быть строптивы,
Не должно ль мстить вам и карать?
Ах, сродно ль той прибегнуть к мщенью,
Кто век свой милости творит?
Карать оставит Провиденью;
Сама как солнце возблестит,
Согрея всех лучом щедрот –
Се царь иль Бог… исполненный доброт!

…пребуду до гроба моего с совершеннейшим почтением. Государь мой Вашего Превосходительства покорнейший слуга Граф Александр Суворов-Рымникский».
В лучшие дни «чистейшей дружбы» Суворова и Державина и состоялась встреча двух героев Восемнадцатого века в Таврическом дворце, где триумфатор-Суворов принимал поэта. Под впечатлением этой встречи Державин и написал послание «Фельдмаршалу графу Александру Васильевичу Суворову-Рымникскому на пребывание его в Таврическом дворце 1795 года».

6. Не солдат-убийца, отважный наёмник, искатель кровавых приключений, соблюдающий своеобразный кодекс чести джентльмена удачи, но солдат-защитник, ведущий войну справедливую, войну священную интересовал Державина.

Особенная ценность державинского таланта свободы – в его истинно христианской человечности. Яростный в описаниях баталий, желчный в эпиграммах, поэт то и дело оказывался мудрым наблюдателем за собственной душой, за собственным нравственным опытом и не был лакировщиком своего «я». Но и великий Суворов – гроза врагов на полях сражений – в иное время славился и как постник, и как певец «на клиросе с дьячком, басом». Великий полководец высшим своим подвигом считал любовь и мольбу, подобно Державину, главным в своей жизни считал обращение к Богу. Поэт обратился ко Всевышнему в замечательной оде; полководец – в предсмертном «Каноне Спасителю и Господу нашему Иисусу Христу, составленном графом Александром Васильевичем Суворовым-Рымникским».

Соблазн искренней веры в собственную непогрешимость всегда актуален для пишущего. Он не менее актуален и для полководца, и для государственного деятеля. Державин прекрасно осознавал собственное человеческое несовершенство и в то же время благородно отстаивал свою индивидуальность – не идеальную, но самоценную в Боге. Отличие Суворова от иных полководцев и состоит в чистейшей ортодоксальности воззрений полководца. Суворов стал любимцем поколений россиян не только как победитель и заступник, но и как молитвенный кроткий старец – все величайшие подвиги Суворова были совершены не в молодом возрасте. А ведь Суворов жил в эпоху молодых героев, в эпоху, когда христианские ценности и старинные традиции подвергались сомнению. Гордыня, страсть к разврату, страсть к золотому тельцу – всё это было присуще великой эпохе Екатерины. Суворов не был характерным сыном своей эпохи – и, может быть, именно в силу своей нехарактерности пуще других выразил величие Восемнадцатого века – столетья, по Радищеву, безумного и мудрого.
Державин и Суворов – соседи по петербургскому памятнику Екатерине Великой и её великим «орлам», но на скользких паркетах золотого века дворянства каждый из них чувствовал себя по-разному. Суворовский гений стремился к подлинной внутренней свободе; усердный постник и признанный чудак и оригинал отнюдь не был характерным человеком своей эпохи, как не был бы он характерным ни для одной другой эпохи, если бы в истории существовало сослагательное наклонение. В 1790-е годы Державин почувствовал силу суворовской чудаковатости, суворовской ортодоксальной непоколебимости, но сам был человеком иного склада и свою свободу видел не в конфликте с «гибнущим сим веком». Да, и Державин – с суворовской насмешливой правотой – умел «Истину царям с улыбкой говорить…» и Державин прослыл неуживчивым вельможей за вечные споры с сильными мира сего, споры, доходившие до высших судебных инстанций.

Чтение стихотворения «Властителям и судьям»

Всё-таки Гаврила Романович Державин – поэт, чья жизнь была полным полна мытарств – умел и приспособиться к неписаным законам придворной жизни куда лучше Суворова, в бессонных переходах и вечной погружённости в мир военного искусства, литературы и религии утратившего возможность понимать общепринятое.
Наилучшей иллюстрацией противоречивых отношений двух соседей по русской культуре можно считать послеизмаильскую эпопею. Единственным поэтом, прославившим измаильский подвиг Суворова, был Ермил Костров – стихотворец, преданный Суворову и пользовавшийся покровительством полководца.

Фоном звучит музыка фейерверков

А автор самого известного стихотворения об измаильской победе – Гаврила Романович Державин – в своей оде «На взятие Измаила» даже не упомянул имени Суворова! И этот факт нельзя объяснить никакими художественными, литературными причинами. Державин не упомянул Суворова именно по политическим причинам, как царедворец, как государственный человек. А между тем державинская ода «На взятие Измаила» – замечательный памятник русской поэзии и общественной мысли. Вот уж где нашлось место могущественной национальной идее; Державин почувствовал гуманистическую роль победительной российской армии, увидел красоту в красках справедливого, богатырского боя. И среди раскатов сражения поэту хочется произнести учительское слово:

Премудрость царствы управляет;
Крепит их – вера, правый суд;
Их труд и мир обогащает,
Любовию они цветут.

Или – афористическое:

А слава тех не умирает,
Кто за Отечество умрет;
Она так в вечности сияет,
Как в море ночью лунный свет.

И среди такого поэтического великолепия не нашлось место Суворову, подлинному герою Измаила! Впрочем, в стихотворении не назван ни один полководец – в центре оды оказывается собирательный образ победительного Росса, но современники не случайно воспринимали это стихотворение как оду Григорию Потемкину. Державин заставил читателя оды не раз вспомнить о князе Таврическом.
Девятого мая 1791 года Суворов не присутствовал на празднике в Таврическом дворце – на празднике, посвящённом измаильской победе. Зато там присутствовал Державин, чьи стихи торжественно прозвучали тогда под сводами дворца под музыку О. А. Козловского:

Гром победу, раздавайся!
Веселися, храбрый Росс!

Великому Суворову было поручено следовать в Финляндию – по делам служебным. И символично, что во время знаменитого праздника в Таврическом дворце – апофеозном для екатерининского века Суворов не предавался радостям триумфатора, а продолжал заниматься делом своей жизни. Укреплял обороноспособность Отечества, не жалея себя, не желая лучшей доли.
А что же Державин? Ода «На взятие Измаила» была издана громадным по тем временам тиражом, был большой читательский успех и кратковременное охлаждение в отношениях с Суворовым. Оговоримся, что и в этой оде Державин имел в виду Суворова – осторожными, двусмысленными намёками поэт набросал образ героя-победителя. Но Державин был высокопоставленным политиком, кое-как, но всё же соблюдал приличествующие высшему свету законы и не мог, как Ермил Костров, напрямки воспеть задвинутого в тень полководца.

И всё-таки не двусмысленная история державинской оды «На взятие Измаила» определяет соседские взаимоотношения Державина и Суворова. Их соседство было счастливым.
Расцвет взаимопонимания Суворова и Державина пришёлся на 1790-е годы, а начался со стихотворения «На взятие Варшавы» – первого державинского посвящения А. В. Суворову. Поэту открывался характер Суворова – самобытный, так и просящийся в оду.

В 1790-е годы уже ни царская опала, ни смерть не могли заставить Державина позабыть о Суворове; полководец навсегда вошёл в мир творчества поэта, занял в этом мире почётное место.
Опальный Суворов, сосланный в Кончанское, был для Державина примером стоической твёрдости, идеалом государственного служащего. В 1797 году, во время самой продолжительной опалы великого фельдмаршала, Державин в стихах поучал не столько молодого полководца, родственника Суворова, графа Валериана Зубова, сколько себя самого:

Смотри, как в ясный день, как в буре
Суворов тверд, велик всегда!
Ступай за ним! – небес в лазуре
Еще горит его звезда.

Надежды Державина сбылись, и старику Суворову было еще суждено вознести свою звезду на небывалую высоту.

*Историческая справка о походе Суворов и Державин в истории русской культуры остаются вечными соседями. В «Объяснении» на стихотворение «Снигирь» поэт писал о полководце: «Он весьма был благочестивый человек и совершенно во всех своих делах уповал на Бога, почитая, что счастие не от кого другого происходит, как свыше». Нельзя сомневаться ни в искренности этих слов, ни в их сокровенной важности как для Александра Васильевича Суворова, так и для Гаврилы Романовича Державина.

Чтение стихотворения «Снигирь». Заключительное слово. Песня о Суворове.

6