Просмотр содержимого документа
«Выступление со статьей»
Одной из особенностей романа Достоевского является то, что каждый персонаж в нем имеет свой голос, свою правду, свою философию. Достоевский дает высказаться всем, никого не отбрасывая. В центре романа — идея Раскольникова о сильной личности, имеющей право ради высокой миссии переступать через моральные устои общества. Эта идея, как в зеркале, отражается в других персонажах, как бы опробуется на них. Такими двойниками (то есть носителями той же философии) Раскольникова являются в романе Лужин и Свидригайлов.
Сначала мы знакомимся с надворным советником Петром Петровичем Лужиным, женихом сестры Раскольникова Дуни. Этот солидный уважаемый человек желает открыть в Петербурге свою адвокатскую контору. Но уже из письма матери Раскольникова становится ясно, что это — грубый, расчетливый человек. Он откровенно заявляет будущей жене, что «положил взять девушку честную, но без приданого», чтобы она всегда считала мужа своим благодетелем, а он приобрел над ней полную власть.
В первый же визит к Раскольникову Лужин раскрывает свое жизненное кредо: «Возлюбишь одного себя, то и дела свои обделаешь как следует, и кафтан твой окажется цел...» Чем более в обществе устроенных частных дел и, так сказать, целых кафтанов, тем более устраивается в нем и общее дело. Лужин говорит о том, что думать надо только о себе и ради этого можно переступать через ближних. Это сразу замечает Раскольников: «А доведите до последствий, что вы давеча проповедовали, и выйдет, что людей можно резать». Раскольникова поразило сходство их теорий. Конечно, Лужин, как человек в высшей степени благонамеренный, резать никого не идет — существует масса легальных способов погубить ближнего своего. Например, он подсовывает Соне Мармеладовой сто рублей в карман, а потом обвиняет ее в воровстве. Причем все это делается не из-за самой Сони, а чтобы бросить тень на защищавшего ее Раскольникова и поссорить его с Дуней. Для Лужина давным-давно не существует морали, он привык переступать через нее.
Но философия Лужина совпадает с раскольниковской внешне, формально, ибо для Лужина все заключено в личной корысти, его идея — это рычаг для обогащения и благополучия. Лужин вызывает особую враждебность у Раскольникова именно тем, что опошляет его идею, показывает, чем она станет, если ею увлечется обыкновенный подлец.
Сложнее дело обстоит с Аркадием Ивановичем Свидригайловым. Их с Раскольниковым объединяет некая таинственная общность судьбы и характера, хотя, в отличие от Родиона, Свидригайлов никогда ни в чем не нуждался и никогда не работал. Барин, белоручка, он привык пользоваться услугами людей так же свободно, как их душами и телами. На его совести — несколько смертей. Он способен грязно домогаться Дуни, шантажируя ее преступлением брата. Но в то же время он занимается похоронами Мармеладова и по-настоящему устраивает судьбу сирот. Что же роднит его с Раскольниковым?
Свидригайлов считает себя человеком незаурядным и тоже давно переступает через нравственные законы. Да, он никого не убивает топором, но по его вине кончает жизнь самоубийством совращенная им девочка, умирает его жена Марфа Петровна. Он живет только для себя и губит людей из-за собственных мелких страстей, не вынашивая никаких наполеоновских планов, не приукрашивая себя. Этот человек превратил само понятие «преступление» в игру. Свидригайлову непонятен идеализм Раскольникова, его возмущение царящими вокруг подлостью и грубостью: Свидригайлов — обыкновенный злодей, которому смертельно надоело все — грязный разврат, мелкая суета из-за денег, чужие тайны. Единственная надежда была на любовь Дуни. Когда Свидригайлов понял, что Дуня не сможет его полюбить, жизнь утратила для него всякий смысл и он застрелился.
Свидригайлов признал свое бессилие перед миром и перед собственными страстями. Самоубийство Свидригайлова стало последней каплей для Раскольникова, после которой он признался в убийстве старухи-процентщицы. Свидригайлов сам вершит над собой суд. А Раскольников, который был сильнее его, остается жить, потому что ищет людского и Божьего суда, верит в очищение страданием, в возможность переустройства мира.