Тема: знакомства с истоками национальной культуры
Цель: приобщение школьников к истокам национальной культуры
Почти 5 миллионов лет назад он был покрыт густыми влажными лесами. Гигантские папоротники поднимались на высоту 12-этажного дома. Жизнь травы недолгая. Она падала на заболоченную почву. Под теплыми тропическими ливнями образовывались мощные пласты древесины и других органических остатков. Из них за миллионы лет под воздействием температуры и высокого давления образовался уголь. Это благодаря углю возник в XX веке наш город.
Земля, на которой он стоит, имеет очень древнюю и богатую историю. В окрестностях города и теперь можно отыскать каменные скребки и наконечники стрел – свидетельство пребывания здесь первобытных охотников. По этой земле передвигались волны кочевых племен – скифов, сармат, хазар, половцев, печенегов, проходили торговые караваны греков, персов, византийцев. Совсем недалеко пролегал знаменитый «шелковый» путь из Европы в Китай. Царь Дарий, великий завоеватель Азии, не выдержав, повернул обратно, не прошел донские степи – неведомые воины, как вихрь врубались в ряды его солдат. Были они обнажены по пояс, в обеих руках держали по сабле и вращали с такой скоростью, что никто не успевал их даже ранить. Они проходили сквозь строй туда и обратно и исчезали. Всегда на Дону жили особые люди, крепкие и выносливые.
Откуда пошел казачий род? Не всякий ответит.
В давние времена по станицам селился набежной народ. Казаки грудились по куреням. Жили сообща. Человек по десять-пятнадцать «в одной суме, в одной каше». Женатых не было. Женщину кому-либо иметь за позор считалось. Да и зачем она казаку – одна обуза. Нынче он на Хопре, завтра под Азовом, а там, глядишь, на Волгу подался «зипуны добывать». Не было на Дону семей, некому было и казачий род держать.
После Разинского бунта стали убавляться казаки. И перевелись бы совсем, кабы не случай в станице Верхне-Курмоярской. Тут, как и в других городках, казаки жили скопом, одной семьей. Только жизнь у них была тревожная, каждый день ждали набега дикой орды из калмыцких степей. Часовые день и ночь маячили на высоких степных курганах.
Но как ни зорко оберегали они станицу, а сберечь не могли. Будто из-под земли появлялись басурмане, с криком, с гиком нападали на казаков, палили хаты, угоняли коней. И водила их… Как бы вы думали, кто? Девка-богатырка. Вот в чем чудо!
Была она лицом красива, телом сильна, горда осанкой, а в скачке на коне ни одному джигиту не уступала. Вот какая девка была!
За синие глаза прозвали ее казаки Девкой-синеглазкой. Боялись они ее. Между собой толковали, что это сам сатана в женском лике орду в набег водит.
Слушал эти толки-разговоры молодой казак Иван Харланов, и распалилось его сердце. Решил он во что бы то ни стало полонить Синеглазку.
Не раз, не два ходил он в набег к калмыкам, издали видел девку, но столкнуться с ней лицом к лицу не удавалось.
Как-то раз, темной осенней ночью, басурмане снова подобрались к станице, запалили плетевые курени. Поднялась тревога, завязался бой. Казак Иван вскочил на коня и вылетел за станицу, наперерез орде. Тут-то и столкнулся с Синеглазкой. Вихрем она летела на коне.
Да и не таков был Иван, чтобы упустить добычу; метнул свой аркан в девку и с маху рванул ее с седла.
Тяжело упала богатырка, аж земля под ней застонала. Но ни криком, ни стоном не выдала своей беды, волочилась по земле, зубами рвала аркан, пока не обеспамятовала.
Долго Иван волочил девку по травяному насту – погони боялся.
Уже на рассвете в глухой степной балке осадил он коня. Решил взглянуть на свою добычу.
Подходит к полянке… И тут, может быть, впервые за всю жизнь, дрогнуло его удалое казачье сердце. Ни въяве, ни во сне не видал он такой красавицы. Раскинула она руки по траве, волосы, что сноп ржаной, на сторону сбились, из-под клочьев рубахи молодое, крепкое тело белеет.
А глаза закрыты. Может быть, уже умерла? Нет, не умерла. Видит казак, как на шее, под арканом, бьется маленькая жилка. Сорвал он поскорее аркан, опустился на колени, стал приводить полонянку в чувство.
Вот она уже и вздохнула и глаза открыла, чудные, синие-синие, как степное небо. Взглянула на Ивана с гневом ли, с упреком ли, кто знает: только две слезы скатились по щекам.
Нагнулся казак к Синеглазке и крепко поцеловал в губы. И будто в капкан попал. Обхватила его девка-богатырка руками за шею и начала душить. Иван и так и сяк головою вертит – нет, не пускает. Оперся он тогда о землю, тряхнул всем телом и вывернулся из богатырских рук. Вскочили они разом на ноги и снова схватились. Такая лютая борьба пошла между ними – земля гудит. Не поддаются друг другу. То Иван гнет девку, то девка Ивана. Но как ни сильна была богатырка, а стала она сдавать.
Поднатужился казак, приподнял на руках девку и с размаху хотел бросить на землю. Да поскользнулся… и сам очутился на земле.
Насела тут Синеглазка на Ивана, уперла колено в его грудь белую и с насмешкой спрашивает:
- Смерти или живота?
Позорно казаку у девки пощады просить, да и умирать не хочется. Глядит он в девичьи глаза, а из них, как из огнива, синие брызги брызжут. И каждая искорка сердце ранит. Уж до того ему люба богатырка, что готов он за ней в полон идти.
- Живота, - прошептал казак.
Засмеялась девка. Подала ему руку, поставила на ноги и говорит:
- Слушай, казак! Если не хочешь быть моим пленником, женись на мне.
Верит и не верит Иван таким словам. А сам от радости горит весь.
- О том я только и думал, - говорит.
- Но я с тебя возьму слово, крепкое, нерушимое – навсегда быть верным мне.
- Навсегда буду верным тебе, – заверил ее казак.
- Отныне и до гроба? – глядя ей в очи, твердо ответил казак.
Вот так они и порешили. Когда вернулись в станицу, Иван тотчас крикнул Круг. Сошлись казаки, поклонился им Иван Харланов и говорит:
- Послушайте моего слова, честная станица! Долго ли нам воевать со степ-ными людьми? Долго ли палить друг друга? Атаманы-казаки! Прошу согласия жениться на девке-богатырке.
Зашумел, заволновался Круг. Дело-то невиданное – жить в мире с басурманом, а пуще того – в казачье братство бабу принять. Хоть она и богатырка и вожак в орде, а все же баба.
Однако и то правда, что вражда с калмыками вымотала казаков. Хучь бросай насиженное место да уходи в другие края.
Загорланили спорщики. Кто кричит:
- В добрый час, Иван, женись!
А кто проклинает Ивана:
- Обабился! Забыл честь казачью! Гнать вон из станицы изменника!
Долго шумели казаки, уже и на кулаки было сцепились, но тут вышел в Круг атаман и приказал шапки бросать: кто за Ивана – в правую сторону, кто против – в левую.
Сорвали казаки шапки с голов и разметали по кучам. Когда подсчитали, за Ивана оказалось вдвое больше шапок. Стало быть, его взяла. Кликнул он тогда Синеглазку в Круг.
- Вот, - говорит, - честная станица, моя невеста.
Взял богатырку за руку, обвел три раза вокруг старого дуба, поклонился ей и сказал:
- Ты, Анисья, будь мне женой.
Поклонилась девка в ответ и промолвила:
- Ты, Иван, будь мне мужем.
- Совет да любовь! – прокричали казаки.
Тем и освятили их брак. А после всей станицей гуляли неделю.
Хорошо зажили молодые. Построили они новый курень на отшибе от других. Стали ездить на охоту, в лесу бить дичь, в озерах рыбу ловить да впрок на зиму запасать.
Через год молодая жена родила Ивану сына – крепкого, синеглазого богатыря. То-то было радость! То-то гордости у отца с матерью, у всех курмояровцев! А как же: появился на свет первый казак в станице, не пришлый, не приблудный, а свой, коренной, роженый! Назвали его Степаном. Маленького богатыря всей станицей нянчили. Первый его зубок на казачьем Кругу вином обмывали. Когда Степан подрос, то самые бывалые, самые почтенные вояки стали учить его всем военным приемам и хитростям.
С той поры казачий род пошел расти да шириться. Глядя на Ивана, стали жениться и другие казаки. Жен добывали, кто по согласию, из русских сел или калмыцких стойбищ, а кто полонянок приводил из лихих набегов на турок и черкесов.
