Писательский опыт на уроках литературы

Писательский опыт на уроках литературы

До последних минут я оставался зрителем.

00:00:05:56:50

Все это походило на спиритический сеанс. Мы сидели за небольшим круглым столом, положив на него руки точно перпендикулярно к телу. Над мистером Кипплендом нависал большой овальный торшер, так что Киппленд был единственным явно обозначавшим себя объектом в этой комнате, но пар, мерно возвышавшийся над чашкой с горячей лиловой жижей, которую сам он звал ирландским чаем, лишал возможности разглядеть Киппленда детально. Густые седые волосы были, однако, лишены живого блеска, а вечно серьезные брови, настолько ровные, что напоминали пунктир, низко нависли над глазами, заставляя лишь гадать над их цветом и формой. Узенькая линия губ, розовых, точно диатез на детских щеках, периодически подергивалась от напряжения. Тени предательски закрадывались в глубокие, точно шрамы, морщины на лбу, щеках, мочках ушей и кистях рук. Дымовая завеса будто бы вешала на него судейскую цепь, мнимо возвышая над нами - глупости: по обеим сторонам равенства стоят одинаковые величины.
Слева от меня сидела Альта, наверняка, как и я, не отрывая глаз от Киппленда. Её силуэт напугал бы любого вошедшего в зал куда больше, чем силуэт хозяина, суровым взглядом, внимавшим миру из-под овального торшера. Если Вы видели фильм «4 вид», то, наверняка, помните первые кадры документальной съемки: Милла Йовович плавно удаляется во тьму с экрана и… тут же перед вами появляется доктор Эбигейл Эмили Тайлер, а по телу пробегает холодок; вид у неё будто с зимнего озера где-нибудь на Аляске достали околевший труп и усадили перед камерой. Будто бы ужасы уже начались.

- Давайте прекратим изображать восковые фигуры и начнем.

Из моей головы никак не выходило одно: сегодня ведь лишний день полнолуния. Наш очаровательный пятнистый спутник вопреки всем мыслимым законам природы отказывался впадать в фазу убывания, ставя в неловкое положение все светлые умы науки, вынуждая объяснять необъяснимое.

- Да, давайте начинать! - раздался довольный голос Альты. - Мистер Киппленд, прежде, чем Вы станете рассказывать, КАК всё будет происходить, мне нужно объяснить Джеру, ЧТО это будет. Вы позволите?

- Приступлю к своей части речи, как только опустеет моя кружка, - ответил он хриплым, потерявшим мощь с годами баритоном. - А пока Вам слово, юная леди.

Я повернул к ней голову. Все чаще думаю, что ей не место в нашем мире, как фрегату не место на дне среди обломков крушений. Заметив, что кружка господина Киппленда еще полна, губы её тронула довольная хитрая улыбка.

- Отлично. Джер, закрывай глаза и считай до двадцати!

Киппленд чуть было не прыснул со смеху, услыхав это; но я по привычке старался не противиться её энтузиазму. Я опустил ладони на лицо, оставив между пальцев микроскопические щели - жульничал, как в детстве. Сквозь них я видел: Альта положила на стол небольшой зеленый чемоданчик, с какими обычно разъезжают коммивояжёры, раскрыла его, и из-под стопки собранных в неизвестно какую поездку вещей достала бордовую тетрадь с рельефной отделкой под крокодилью кожу.

- Не знаю, до скольки ты там досчитал, но можешь открывать, - она протянула тетрадь мне в руки. - Смотри. Это лучшее объяснение всего, что творилось со мной в последние месяцы.

Надо сказать, период, о котором она говорит, и правда был полон бессмыслицы. Наши редкие встречи превращались в драмы, чередуя одна другую. В сущности, все они сводились к одному: я ничего не успела. То, что я видел временами, пугало меня: содрогаясь в немом плаче, она почти что выла.

00:04:04:14:42:11

В моих сутках всего двадцать четыре часа! у меня нет времени, понимаешь? У МЕНЯ НЕТ ВРЕМЕНИ! Я окончила университет с отличием, а вместо того, чтобы подвести черту, он открыл передо мной новые пути, обязывая колесить по адовым кругам дальше! У меня нет времени покорять рубежи. А это значит, что столько лет абсолютного следования графику впустую. Я поиграла в любовь, навсегда оставив в прошлом эту историю, я думала, что и эта галочка в моей жизни стоит, а потом появляешься ты, а время… тик-так, его больше нет…

00:03:22:16:04:00
…ты всегда знал, кто ты, а я только и делала, что идеализировала все аспекты своей жизни, совала свой нос во все: в танцы, в музыку, в горный спорт, в науку - до первой победы, а потом сматывала удочку - самый легкий способ во всем оставаться лучшей. У меня был двадцать один год на то, чтобы испробовать все мирские занятия, чтобы успеть все, на что людям обычно требуется вдвое больше времени; и я уделила каждому из них ровно столько своего времени, сколько они заслуживали. Даже сейчас честно могу признаться: ни одному из них не хотела бы отдать свою юность, и уж тем более, жизнь. Но я не достигла того, чего хотела - один из аспектов остался незавершенным, а значит, двадцать один год можно приравнять к нулю.

Понятное дело, я ни сном ни духом не ведал, о чем таком она говорит. Гадая, откуда в её голове мысли о нехватке времени, скоротечности жизни и близости смерти, в шутку старался относить это к женской природе и излюбленной привычке строить драматический театр на любом удобном фундаменте, если вокруг есть скучающие зрители.  

Я раскрыл тетрадь, таившую, должно быть, ответы на все мои вопросы, и то, что увидел, потрясло меня: вся её жизнь была расписана если не по часам, то по дням и неделям, начиная с 2000 года, когда ей было семь. Как будто где-нибудь на Аурелии она получила ответственную миссию, а в тетради был график, следуя которому все должно было пройти на ура. Большей частью записи велись размеренно, как обычно ведутся ежедневники офисными клерками; в самом начале был список жизненных рубежей-достижений, а напротив, в конце каждой из строк, - перечень страниц с подробным планом целенаправленных действий. У рубежей были четко обозначенные сроки: февраль - золото в соревнованиях по борьбе, июнь - первое место среди юниоров по танцам, к октябрю отправить на конкурс юных художников портрет раненого викинга, снова февраль - диплом первой степени за исследовательскую работу, и так далее, вплоть до сегодняшнего дня. Напротив каждого рубежа стояла галочка, свидетельствовавшая о выполнении. Напротив каждого, без исключений. Эта ветхая тетрадка, напоминавшая летопись каких-то древних доисторических племен, заранее знавших, что предстоит человечеству не то что не отвечала ни на один из моих вопросов, она создавала новые вопросы, куда более интересовавшие меня теперь. Просматривая ежедневник снова и снова, я то вчитывался, то пропускал по десять страниц разом, и как Гарри силился найти в Дневнике Тома Реддлса хоть единое слово, так и я изо всех сил старался найти в этих записях объяснение всему.
Я захлопнул тетрадь.

- Это невозможно. Судя по записям, ты ведешь эту тетрадь с семи лет. Это нереально.

00:00:04:56:07:27

- Реально. Возможно, - её губ снова коснулась та странная, леденящая лукавая улыбка, с какой ведьмы диснеевских мультфильмов обычно проклинают красавиц или протягивают яблоки Белоснежкам. - Я никогда не была ребенком и всегда видела свою жизнь с одной позиции - с позиции девушки двадцати лет, стоящей на высшей ступени жизненной лестницы. Всегда знала, какую нишу должна занять и сколько ступеней к ней нужно идти. Я не знаю, абсолютно не помню своего детства, Джер. Все, что я знаю, я знаю по рассказам матери, что падала с велосипеда, любила яблочное мороженое, боялась водных горок в аквапарках и смешно коверкала слова. Но это не воспоминания, это знания. Я управляла плотью маленькой девочки как механизмом; и если плоть росла, то в голове ничего не менялось; все мои голоса как в рупор трубили о целях, и все они были достигнуты. А теперь выходит, что я вовсе и не на высшей ступени - можно подняться еще на одну, защитить диплом, и ты еще… Помню, как ты в баре поставил в музыкальном автомате песню «A time for us», я еле удержалась со смеху. - Альта распрямила спину и негромко напела: Someda-ay will be a time for us. a time for you and me..

- А когда там у нас конец света? - усмехнулся я, почти искренне веря в то, что это  шутка.

Вечерело и комичная картина за окном притянула мой взгляд: казалось, какой-то неумелый художник экономил краски, рисуя посеребренное облаками небо, а затем все без разбору выплеснул на озеро, камыш и опавшую с деревьев листву. Над горизонтом ни одной лишней краски, даже луна неправдоподобно бела; под горизонтом бесконечная рябь цвета.

- Мой личный - сегодня. Смотри, - она взяла тетрадь, спешно пролистала страницы ровно до середины и вернула мне. На листе слева была подробная информация о получении и защите диплома, на листе справа огромная цифра «ДВА». Ни одной пустой строки, никаких шансов.

- Видишь? Я бы и рада дописать там еще немного, всего пару рубежей, одну крошечную ступеньку, но я не могу позволить себе таких излишеств.

- Подожди, что это значит? Что…

- Это значит, - её голос стал безразличным, резким, - что я сделала все, что должна была: прожила эту жизнь и успела в ней все, что хотела. Кто же знал, что я захочу растянуть ее еще хоть ненадолго? Двадцати одного года достаточно для одной катализированной жизни, думаю. У меня осталось еще девятнадцать лет, и я надеюсь прожить их иначе: не пить уксус, усугубляя аристократичную бледность; не лезть из кожи вон ради галочки в графике. Я думаю, ты понял меня. Все необычное ЗДЕСЬ я уже сделала, ничего интересного меня не ждет - только адовы кольца учебы, адовы кольца работы, адовы кольца быта. К тому же я ощущаю полную неспособность оставить этому миру что-то, кроме своего тела в земле, - одна из причин, почему я выбрала ЭТОТ способ. Я не ты, у меня нет того, чему я отдалась бы без остатка. К сожалению. Самое время заканчивать, этот человек, ну, тот, что вырос из маленькой девочки, которой я управляла, мне совсем не нравится. Занимаясь написанием диплома, я засела за изучение возможностей человеческой памяти и, прошерстив кипу книг, авторы большинства из которых давно простились с белым светом, наткнулась на малоизвестную работу профессора Киппленда, которую он сам же оставил в библиотеке «на случай». Его публикации показались мне занятными, и, встретившись с ним, я уже точно уверилась, вот то, что мне нужно.

- Кргхм-кргхмм… Позвольте мне, юная леди, продолжить, - профессор напомнил о своем существовании глухим кашлем, и, точно боясь упустить из рук заглавную роль спектакля, спешно заговорил, - когда госпожа Альта явилась ко мне дождливым октябрьским вечером…

- Я не хотела упускать ни минуты, понимаешь! Я все думала, как же, как же провернуть это все, а…

Киппленд ответно перебил её и продолжил:

- ...дождливым октябрьским вечером, я было принял её по началу за смерть, накинувшую свой плащ наизнанку: белоснежная мантия почти в пол, пепельные волосы, обесцвеченная радужка глаз - ни единого признака живого или земного. А стоило ей рассказать о своих намерениях, я и вовсе убедился: мирского в этой девушке меньше всего. Представьте себе, приходит к вам юная леди и говорит: «Добрый вечер, я хочу прожить еще одну жизнь, помогите мне завершить эту. Я слышала, вы стиранием памяти балуетесь на досуге». - Мне бы стоило покрутить у виска пальцем, но, дослушав её историю, залюбопытствовал. Видите ли, я посвятил всю свою жизнь изучению человеческого мозга и в особенности изучению человеческой памяти. Тридцать лет научных исследований приоткрыли мне завесу, я нашел участок, отвечающий за память, крошечный участок переднего мозга, почти незаметный и неотделимый от гипоталамуса. По форме он очень напоминает индюшиный гребешок. Все остальные годы я посвятил созданию теории. В нашей стране мозг человека не актуален для исследований в России же, например, есть огромный центр, по изучению возможностей памяти. Там же они занимаются и еще одним вопросом - вопросом восстановления памяти при помощи терапии у больных с полной бессрочной амнезией. Читая успешные отчеты их работ и исследований, я задался другим вопросом: каким образом можно лишить человека памяти? Гарантированно и бессрочно? Этот вопрос не выходил из моей головы, и я твердо намеревался разрешить его. Разрабатывая свою теорию, я не имел никакого шанса применить её - российским ребятам повезло, любой потерявший память жаждет вернуть память и сломя голову несется в этот реабилитационный центр, как только о нем услышит; а вот стирать память никто не торопится.. Сегодня же новая жизнь может начаться не только у Альты, но и у меня. Сегодня теории предстоит практика.

- О чем вы?

- Ваша… эта юная леди обратилась ко мне с просьбой стереть ей память, и я согласился, найдя для себя определенную выгоду в случае положительного исхода.

- А в случае отрицательного? - перебила его Альта

- В случае отрицательного Вам, - он обратился к подопытной, - будет все равно, а этот молодой человек, - он кивнул на меня и вздохнул, - этот молодой человек скорее всего меня убьет, - Киппленд рассмеялся, и мы вместе с ним.

- Прежде, чем я подробно опишу вам ход работы, я прошу вас подписать определенные бумаги: он протянул нам по три листа, написанных едва разборчивым почерком от руки, - фактически это согласие не разглашать результаты и вообще факт проведения эксперимента в случае неудачи. Положительным отзывам я был бы рад, а вот отрицательные на склоне лет… не хочу, знаете ли, чтобы над моей могильной плитой измывались ненавистники.

Мы подписали. Подписанные бумаги Киппленд убрал в буфет, затем отпер люк, ведущий в подвал, и со словами «добро пожаловать в мою маленькую студию пыток», первым спустился вниз.

- Небольшое повреждение этого участка мозга ведет к небольшой, частичной, но бессрочной потере памяти; значительное же повреждение влечет в равной мере значительные последствия, вплоть до полной амнезии. В нашем случае, я не хочу убивать или удалять этот участок мозга - тогда мы лишим Вас, моя милая Альта, памяти о прошлом, но где же, позвольте, Вам хранить новые воспоминания о настоящем? Поэтому наша цель - заставить его, так сказать, потерять сознание. Какое-то время, пока Дэрус (так я назвал участок) не придет в себя, Ваша память будет весьма кратковременной (то и дело будете видеть себя в первый раз, не говоря уже об окружающем мире). Но как только Дэрус очнется, Вы начнете накапливать новую информацию с самой завидной легкостью и скоростью. Есть шанс возникновения эффекта Бэрда, или, как его еще называют, эффекта мешка с картошкой - мозг переполнен информацией, большая часть из которой лишняя, второсортная, не пищепригодная, точно гнилой картофель. Понимаете, о чем я? Стоит трехтомнику по метафизике попасть к Вам в руки в первые дни прозрения - Вы его вызубрите. Любые научные книги или языковые самоучители - все, что угодно, будете знать лучше самого автора. Но не забывайте, мешок очень скоро наполнится. Навык анализа знаний останется за чертой новой жизни, и пока Альта снова не приобретет его, Вам, юноша, - он обратился ко мне, - лучше поберечь от неё любые книжные пособия… Чуть не забыл! Мы стираем сознательную память, бессознательная - мышечная, остается при Вас. Теперь о процессе. Не смотря на сложность задачи, путь её достижения лежит вовсе не через дебри, он на удивление прост. С двух сторон я просверлю в Вашем черепе дырочки-тоннели к Дэрусу, толщиной всего два миллиметра. Да-да, речь идет о трепанации. Так вот. Через эти тоннели непосредственно к тканям мозга я подведу два провода, затем пущу по ним электрический ток - получится нечто вроде удара шокером  для нашего «подопытного». На этом моменте моя власть над Вашим мозгом заканчивается, все, что произойдет далее, зависит лишь от точности моих теоретических исследований и стойкости Вашего Дэруса. Ожидаемо: Вы придете в себя в течение часа и будете как золотая рыбка, которая, мигая, каждый раз открывает для себя новый мир. От таких нервных потрясений организм в целях самосохранения, должно быть, введет Вас в состояние продолжительного сна (вплоть до суток), пока мозг не будет готов к познавательной деятельности. А затем Вы, точно ребенок, будете нуждаться в учебе, игре и социализации. Ребенок с катализированным развитием. Я останусь с Вами, пока не достигнете уровня развития, соответствующего Вашему возрасту, а затем сочту эксперимент удавшимся. В противном случае, признаю свое поражение: в конце концов, опровержение теории - тоже результат.

Пока Киппленд говорил, Альта, внимательно слушая профессора, восседала в огромном высоком железном кресле, походившем на кресла в кабинетах дантистов середины 18 века: куча устрашающих железяк, покрытых ржавчиной, торчит во все стороны, запах хлорки, мяты и калия перемешивался с запахом отсыревшего металла, кругом провода, непременно требовавшие изоляции, угрожали своими искрами - «студия пыток» - лучшего описания не придумать.

Альта не то, что не боялась, она была счастлива, счастлива проститься с этой жизнью, ставшей в один момент неудачной. И хотя мне не было близко это чувство, я её понимал. Наша история в любом случае не имела права кончиться обыкновенно. У меня есть только одно - моя возможность писать. Все остальное для меня лишь бонусы жизни. Если хотите знать, то люди заводят жен, детей, хобби только потому, что у них нет того, чему хотелось бы отдать себя без остатка, о чем они думали бы постоянно; что делало бы их ненормальными, но вместе с тем великими, лучшими. Они заводят отношения, скрепляют их узами брака, счастливо плодятся и вешают на все кругом ярлычок «общее» -машина, квартира, бюджет, гель для душа, станок для бритья. Но я…

Влюбленность возвращает меня обратно, толкает в мой омут, в мою клоаку, где я испытываю счастье в писательском деле. Я начинаю писать. Писать, писать, писать. Мчусь после офиса к печатной машинке вместо того, чтобы мчаться к любимой. Это никогда не было понятно кому-либо, даже после объяснений. Все они решали, что мне нет до них больше дела. А я просто писал.

00:00:00:00:09:01:01

- Прежде, чем мне просверлят дырку в черепе, и я забуду не то что тебя, но даже и себя саму, хочу оповестить: ты лучший форс-мажор, который мог со мной приключиться! - Альта убрала за уши пряди длинных пепельно-белых волос, падавших то и дело на лицо, и, не услышав ничего в ответ, с улыбкой добавила: правда, я милая?

Думала ли она, что оставшиеся 19 лет новой жизни проведет в безрезультатных попытках вспомнить старую?

А думал ли профессор Киппленд, что умрет в правительственном карцере, отсидев мучительные четыре недели за постановку опытов над людьми? Кроме всего прочего, думал ли он, что его именем назовут новый вид оружия, живого оружия - «Войско Киппленда», - куда будет попадать прекрасно помнящий себя «социальный мусор» - люди улиц, проживающие бесполезную жизнь. Думал ли, что маленький заряд электричества, доходящий до Дэруса, скоро станет одним из стандартных наказаний в тюрьмах? Рассуждал ли он на досуге о таких вещах?

Я вернулся домой и сел писать.

Я не видел её со дня ошибочно полной луны, и как художники пишут портреты своих возлюбленных, так и я буква за буквой запечатлел её образ.

А затем…

До последних минут я оставался зрителем.