Поэзия Серебряного века

ТЕМАТИЧЕСКИЙ ВЕЧЕР

«СОЗВУЧИЕ РИТМОВ, ТОНОВ, КРАСОК»

(ПОЭЗИЯ «СЕРЕБРЯНОГО ВЕКА»)

Разработан учителем русского языка

и литературы Сангарской школы №1

Кузенко Светланой Ивановной

Разговор об искусстве «русского культурного ренессанса» мы начнем с высказывания замечательного русского поэта Константина Бальмонта, чутко уловившего микроощущение своих современников: «люди, которые мыслят и чувствуют на рубеже двух периодов, одного законченного, другого еще не народившегося… развенчивают все старое, потому что оно потеряло свою душу и сделалось безжизненной схемой. Но, предшествуя новому, они сами, выросшие на старом, не в силах видеть это новое воочию, - вот почему в их настроениях рядом с самыми восторженными вспышками так много больной тоски.

Художественная картина «серебряного века» полна загадок. Ее образ столь многослоен и противоречив, что на первый взгляд с трудом поддается реконструкции. На грандиозном историческом полотне хаотично переплелись многочисленные художественные течения, творческие школы, индивидуальные, принципиально нетрадиционные стили. Символизм и футуризм, акмеизм и «мирискусничество», творчество Скрябина и Белого, Кандинского и Блока, Рахманинова и Серова, Мейерхольда и Маяковского, Стравинского и Шагала…

Брюсов Юноша бледный со взором горящим!

Ныне даю я тебе три завета,

Первый прими: не живи настоящим,

Только грядущее – область поэта.

Помни второй: никому не сочувствуй,

Сам же себя полюби беспредельно.

Третий храни: поклоняйся искусству,

Только ему, безраздумно, бесцельно.

Валерий Яковлевич Брюсов. Он любил литературу, только ее. Самого себя – тоже только во имя ее. Искусство было его идолом, в жертву которому он принес нескольких живых людей и, надо признать, самого себя. Литература ему представлялась безжалостным божеством, вечно требующим крови. Он писал: «Поэт передает ряд образов, еще не сложившихся в полную картину, то соединяя их как бы в одно целое, то располагая в сценах и диалогах, то просто перечисляя один за другим. Связь, даваемая этим образом, всегда более или менее случайна, так что на них надо смотреть как на вехи невидимого пути, открытого для воображения читателя». Брюсов создал поэзию величавую, литую, упругую. Граненая, словно высеченная из мрамора пластика его поэзии позволяет считать Брюсова одним из предтеч неоклассицизма в русском искусстве.

Сологуб Я – бог таинственного мира,

Весь мир в одних моих мечтах,

Не сотворю себе кумира

Ни на земле, ни в небесах,

Моей божественной природы

Я не открою никому.

Тружусь как раб, а для свободы

Зову я ночь, покой и тьму.

«Беру кусок жизни… и творю из него сладостную легенду, ибо я поэт», - эти слова Федора Сологуба могли бы служить эпиграфом к его творчеству. В своих мечтах он грезил о некой земле Ойле, где нет горя и страданий. В поэтическом мире Сологуба переплелись мечта и явь. Мечта – далека и недосягаемо прекрасна. Явь – клетка, в которой живут люди, «пленные звери». Жизнь их находится в руках неведомых сил. Сологуб избегает случайного, жемчуг его переживаний принесен из глубин, где все души сливаются в одну мировую. Стих его, мягкий и певучий, лишен и медной звонкости брюсовского стиха, и неожиданных поворотов блоковского.

Стремление к предельной простоте поэтической мысли, на формулирование тему, на поэтическом языке Сологуба. У него нет эпитетов с зыбким, неустойчивым значением, отказывается он от сложных изысканных эпитетов, - его эпитет всегда простой, как бы взятый из разговорного языка, и четкий. Музыка, гармония стиха – то, что привлекает Сологуба.

Бальмонт Я – изысканность рукой медлительной речи,

Предо мною другие поэты – предтечи,

Я впервые открыл в этой речи уклоны,

Перепевные, гневные, нежные звоны.

Я – внезапный излом,

Я – играющий гром,

Я – прозрачный ручей,

Я – для всех и ничей.

Переплеск многопенный, разорванно-слитный,

Самоцветные камни земли самобытной,

Переклички лесные зеленого мая -

Все пойму, все возьму, у других отнимая.

Вечно юный, как сон,

Сильный тем, что влюблен

И в себя, и в других,

Я – изысканный стих.

Константин Дмитриевич Бальмонт царил на российском Парнасе в последнее десятилетие XIX века. Стихия музыкальности буквально захлестнула его творчество, а эстетика мгновения была для поэта дочерью музыки, звуки которой, отзвучав, бесследно истаивали в наступившей тишине.

Бальмонт удивительно легко находил и культивировал приемы, интонационно родственные музыке, - аллитерацию, ассонансы, ритмические повторы. Солнцу – идеалу космической красоты, его стихийной силе и животворящей мощи посвятил Бальмонт немало возвышенных строк. Пожалуй, в русской лирике нет мастера, которого можно было бы поставить в один ряд с Бальмонтом по страстности. Ум, образованность, романтическая страстность были его спутниками.

Анненский В ароматном краю в этот день голубой

Песня близко: и дразнит, и вьется;

Но о том не спою, что мне шепчет прибой,

Что вокруг и цветет, и смеется.

Я не трону весны – я цветы берегу,

Мотылькам сберегаю их пыль я,

Миг покоя волны на морском берегу

И ладьям их далекие крылья.

А еще потому, что в сияньи сильней

И люблю я сильнее в разлуке

Полусвет, полутьму наших северных дней,

Недосказанность песни и муки…

Поэзий Иннокентия Федоровича Анненского кажется явлением «второго плана». Вместе с тем творчество этого прекрасного поэта имело первостепенное значение для становления нового, музыкального стихосложения. Блок почитал Анненского как предтечу классического символизма.

Анненский интересен, прежде всего, как тонкий поэт-лирик, видевший жизнь в трагическом и смятенном свете. Им было счастливо угадано все то, что позднее разовьется в творчестве корифеев символизма: фиксировании мгновенных движений души, предвкушение и ожидание, недосказанность и вопросы, повисшие без ответов.

Поклонник таланта Анненского В.Брюсов причислил его к основоположникам русского импрессионизма.

Блок Вхожу я в темные храмы,

Совершаю бедный обряд,

Там жду я Прекрасной Дамы

В мерцании красных лампад.

В тени у высокой колонны

Дрожу от скрипа дверей.

А в лицо мне глядит, озаренный,

Только образ, лишь сон о Ней.

О, я привык к этим ризам

Величавой Вечной Жены.

Высоко бегут по карнизам

Улыбки, сказки и сны.

О, Святая, как ласковы свечи,

Как отрадны Твои черты!

Мне не слышны ни вздохи, ни речи,

Но я верю: Милая – Ты.

Александр Александрович Блок прожил короткую, но яркую жизнь. Как гениальный поэт и мыслитель Блок выражал настроения и взгляды очень многих интеллигентных людей той эпохи и был кумиром современников. Блок обладал счастливым даром соединять скрытую музыку с образами музыки звучащей.Он писал: «Великая задача сегодняшнего дня – напоить и пронизать жизнь музыкой, сделать ее ритмичной, спаянной, острой».

Блок заставил служить своим задачам стиль, уже разработанный современным ему русским искусством, но новый для него самого, прикрепленный к поэтическим предметам. Он – поэт, взявший в себя сложное наследие русского XIX века, и он корифей «новой поэзии»; Блок многостилен, и стили его восходят к разным источникам.

Северянин Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!

Удивительно вкусно, искристо, остро!

Весь я в чем-то норвежском! Весь я в чем-то

испанском!

Вдохновляюсь порывно! И берусь за перо!

Стрекот аэропланов! Беги автомобилей!

Ветропросвист экспрессов! Крылолет буеров!

Кто-то здесь зацелован! Там кого-то побили!

Ананасы в шампанском – это пульс вечеров!

В группе девушек нервных, в остром обществе

дамском

Я трагедию жизни претворю в грезофарс…

Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!

Из Москвы – в Нагасаки! Из Нью-Йорка – на Марс!

Игорь Северянин(Игорь Васильевич Лотарев) был призванным лидером эгофутуристов. Знаменитым он стал после выхода в свет сборников стихов «Громкокипящий кубок», «Златолира», «Ананасы в шампанском». Поэзия Северянина имела мало общего с западным футуризмом. В ней причудливо переплелись образы «олуненных оленей» и «муаровых платьев», шампанского и «фарфорового гроба», «ягуарового пледа» и «ландолета бензинового». Поэт воспевал вычурные атрибуты полуаристократической жизни, наполненной ритмами музыки. В своих стихах он воссоздал мир «золотой молодежи» в интерьере дымных ресторанов и будуаров, мир легкой любви и кафешантанных празднеств.

Северянин не читал стихи, а пел их, собирая на так называемых «поэзоконцертах» толпы восторженных поклонников и особенно поклонниц.

Поэт не тяготился своей славой, скорее, наоборот.

Гумилев Из логова Змиева,

Из города Киева,

Я взял не жену, а колдунью.

А думал – забавницу,

Гадал – своенравницу,

Веселую птицу – певунью.

Покликаешь – морщится,

Обнимешь – топорщится,

А выйдет луна – затомится,

И смотрит, и стонет,

Как будто хоронит

Кого-то, и хочет топиться.

Твержу ей: «Крещеному,

С тобой по-мудреному

Возиться теперь мне не в пору.

Снеси-ка истому ты

В днепровские омуты,

На грешную Лысую гору».

Молчит - только ежится,

И все ей неможется.

Мне жалко ее, виноватую,

Как птицу подбитую,

Березу подрытую

Над очастью, богом заклятою.

Земной поэт поэтов на Руси часто очень короток. Всего 35 лет было отведено Николаю Степановичу Гумилеву. Однако и за этот срок он успел сделать многое.

В 1905 году вышел первый скромный томик стихов Гумилева под названием «Путь конквистадоров». Затем были опубликованы сборники Романтические цветы» и «Жемчуга». С последней книги началась известность поэта.

Лиризм Гумилева – экзотическая тоска по красочно причудливым вырезам далекого юга. Он любит все изысканное и странное, но верный вкус делает его строгим в подборе декораций.

Сплетники за одним из столиков:

- Вы слышали? Ахматова и Зощенко исключены из Союза писателей!

- Правильно, они давно исписались.

- Эти декадентские стишки Ахматовой никому не нужны.

- Да, вы не правы, коллега, соцреализмом там не пахнет.

- А в войну из блокадного Ленинграда сбежала. И ни одного стихотворения о наших воинах не написала.

- Позвольте, говорят, Ахматова не приняла революцию.

- Конечно, декадентские настроения сказались.

Голос из темноты (на фоне музыки Шуберта «Аве Мария»):

Не с теми я, кто бросил землю

На растерзание врагам,

Их грубой лести я не внемлю,

Им песен я своих не дам,

Но вечно жалок мне изгнанник,

Как заключенный, как больной.

Темна твоя дорога, странник,

Полынью пахнет хлеб чужой.

А здесь в глухом чаду пожара,

Остаток юности губя,

Мы ни единого удара

Не отклонили от себя,

И знаем, что в оценке поздней

Оправдан будет каждый час…

Но в мире нет людей бесслезней,

Надменнее и проще нас.

Сплетники продолжают:

- К вашему сведению у нас возникла поэтическая Академия символизма. Её возглавил Иванов. Блок, Мандельштам, Гумилев, Ахматова вначале были с ним, а затем создали свой «Цех поэтов», свое поэтическое течение – акмеизм.

- Анна Ахматова вчера выступила в Академии. Успех полный.

- Простите, а что она читала?

- «Русалку». Ну, помните «У пруда русалку кликаю…»

Голос из темноты:

Я пришла сюда, бездельница,

Все равно мне, где скучать.

На пригорке дремлет мельница.

Годы можно здесь молчать.

Над засохшей повиликою

Мягко плавает пчела;

У пруда русалку кликаю,

А русалка умерла.

Затянулся ржавой тиною,

Пруд широкий, обмелел.

Над трепещущей осиною

Легкий месяц заблестел.

Замечаю все, как новое.

Влажно пахнут тополя.

Я молчу. Молчу, готовая

Снова стать тобой, Земля.

У Ахматовой наметилась одна главная черта ее личности: величавость. Не спесивость, не надменность, не заносчивость, а именно величавость.

О, муза, плача, прекраснейшая из муз!

О, ты, шальное исчадие ночи белой!

Ты черную насылаешь метель на Русь.

И вопли твои вонзаются в нас, как стрелы.

И мы шарахаемся, и глухое: ох! –

Стотысячное тебе присягает, Анна

Ахматова! Это имя огромный вздох,

И в глубь он падает, которая безымянна.

Мы коронованы тем, что одну с тобой

Мы землю топчем, что небо над нами – то же.

И тот, кто ранен смертельной твоей судьбой

Уже бессмертным на смертное сходит ложе.

В певучем граде моем купола горят,

И Спаса светлого славит слепец бродячий…

- И я дарю тебе свой колокольный град,

Ахматова! И сердце в придачу.

Это послание написано Мариной Цветаевой, еще одной яркой звездой «Серебряного века». В 1910 году, еще не сняв гимназической формы, тайком от своей семьи Марина выпустила первый поэтический сборник – «Вечерний альбом».

Она оставила нам сборники лирических стихотворений, семнадцать поэм, стихотворные драматические эссе и философские этюды, мемуарную прозу. Цветаева – поэт «предельной правды чувств». Она со всей своей «не просто сложившейся судьбой, со всей яркостью и неповторимостью самобытного дарования по праву должна в русскую поэзию…»

Минули десятилетия. Сегодня «серебряный век» кажется кратким «мигом между прошлым и будущим» России. Его идеи и наследие воспринимаются современной наукой отнюдь не однозначно. Для одних ученых – это опыт рождения нового искусства из недр прошедших эпох. Для других – «искусство «серебряного века» не только творческое, но прежде всего духовное наследие, которое наконец-то раскрывается перед взором наших современников. При этом наследие столь богатое, что и спустя десятилетия проявляется в разных видах искусства.

И всё же в каждом крупном событии русского искусства ХХ века оживает крупица «культурного ренессанса», заставляющая вновь вспомнить великие свершения прошлого.