Литературная гостиная. А. Ахматова "Она была поэтом..."

Литературная гостиная

«Она была поэтом»

(посвящается 125-летию со дня рождения А.А. Ахматовой)

Цель: способствовать развитию духовного, нравственного роста учащихся

Задачи:

- учить анализировать и отбирать материал в соответствии с поставленной задачей, обучать выразительному чтению

- развитие чувства коммуникативной сообразности, навыков общения, творческих способностей учащихся

- воспитание интереса к русской литературе, чувства прекрасного

Оборудование: презентация, серия портретов А.А. Ахматовой, свечи, музыка

Ход мероприятия

Музыкальная заставка («Зелёная карета» в исп. Александра Суханова)

Ведущий:

Доколи мир стоит,

Доколи человеки жить будут на земле,

Дотоли дщерь небес – поэзия –

Для душ чистейшим благом будет.

Так сказал когда-то Карамзин, и сегодня мы приглашает всех на зелёной карете творчества отправиться в поэтический мир Анны Андреевны Ахматовой.

Вступление:

А.Ахматова. Из «Поэмы без героя» (вначале читает А.А. Ахматова - запись)

Были святки кострами согреты, 
И валились с мостов кареты, 
И весь траурный город плыл 
По неведомому назначенью, 
По Неве или против теченья - 
Только прочь от своих могил.

На Галерной чернела арка,

В Летнем тонко пела флюгарка, 
И серебряный месяц ярко 
Над Серебряным веком стыл.

Продолжает Чтец:

Оттого, что по всем дорогам,

Оттого, что ко всем порогам

Приближалась медленно тень,

Ветер рвал со стены афиши,

Дым плясал вприсядку на крыше,

И кладбищем пахла сирень.

И, царицей Авдотьей заклятый,

Достоевский и бесноватый

Город в свой уходил туман,

И выглядывал вновь из мрака

Старый питерщик и гуляка!

Как пред казнью бил барабан...

Чтец:

И всегда в духоте морозной,

Предвоенной, блудной и грозной,

Жил какой-то будущий гул,

Но тогда он был слышен глуше,

Он почти не тревожил души

И в сугробах невских тонул...

Словно в зеркале страшной ночи,

И беснуется и не хочет

Узнавать себя человек.

А по набережной легендарной

Приближался не календарный -

Настоящий Двадцатый Век.

Окололитературные сплетники. Беседа в быстром темпе. (под музыку Прокофьева, начало 7-ой симфонии)

- Вы слышали? Ахматова и Зощенко исключены из Союза писателей?

- Правильно, они давно исписались.

- Эти декадентские стишки Ахматовой никому не нужны.

- Да, вы правы, коллега, соцреа­лизмом там и не пахнет.

- А в войну из блокадного Ленингра­да сбежала. И ни одного стихотворения о наших воинах не написала.

- Вся страна на грани великих собы­тий. Восстановление хозяйства, в колхо­зах работы невпроворот, а она про любовь...

- Правильно, правильно. Ахматова, что-то фамилия знакомая...

- Какая-то странная фамилия.

- Почему же странная? Впрочем, это псевдоним Анны Горенко. Ахматова— фамилия прабабки Анны Андреевны, татарки.

Толпа сплетников застывает в луче про­жектора.

Ахматова:

Я родилась в один год с Чарли Чаплиным, с «Крейцеровой сонатой» Толстого, Эйфелевой башней и, кажется, Элиотом. В это лето Париж праздновал столетие падения Бастилии - 1889 год. В ночь моего рождения справлялась и справляется древняя Иванова ночь - 23 июня. Назвали меня Анной. В честь бабушки Анны Егоровны Мотовиловой. Её мать была татарской княжной Ахматовой, чью фамилию я сделала своим литературным именем.

Первое стихотворение написала, когда мне было 11 лет. Стихи начались для меня не с Пушкина и Лермонтова, а с Державина («На рождение порфирородного отрока») и Некрасова («Мороз, Красный нос»). Эти вещи знала наизусть моя мама. Училась я в Царскосельской женской гимназии. Сначала плохо, потом гораздо лучше, но всегда неохотно. В 1905 году мои родители расстались, и мама с детьми уехала на юг. Мы целый год прожили в Евпатории, где я дома проходила курс предпоследнего класса гимназии, тосковала по Царскому Селу и писала великое множество беспомощ­ных стихов. Отзвуки революции Пятого года глухо доходили до отрезанной от мира Евпатории. Последний класс прохо­дила в Киеве, в Фундуклеевской гимна­зии, которую я окончила в 1907 году. Я поступила на Юридический факуль­тет Высших женских курсов в Киеве. Пока приходилось изучать историю права и особенно латынь, я была довольна. Когда же пошли чисто юридические пред­меты, я к курсам охладела.

Разговор за одним из столиков:

- Позвольте, говорят, Ахматова не приняла революцию.

- Конечно, декадентские настроения сказались...

ЧТЕЦ (на фоне музыки Шуберта «Ave Maria»).

Не с теми я, кто бросил землю

На растерзание врагам.

Их грубой лести я не внемлю,

Им песен я своих не дам.

Но вечно жалок мне изгнанник,

Как заключенный, как больной.

Темна твоя дорога, странник,

Полынью пахнет хлеб чужой.

А здесь, в глухом чаду пожара

Остаток юности губя,

Мы ни единого удара

Не отклонили от себя.

И знаем, что в оценке поздней

Оправдан будет каждый час...

Но в мире нет людей бесслезней,

Надменнее и проще нас.

(Июль 1922, Петербург)

Толпа окололитературных сплетников вновь оживает.

— К вашему сведению, у нас возникла поэтическая Академия символизма. Её возглавил Иванов. Блок, Мандельштам, Гумилёв, Ахматова вначале были с ним, а затем создали свой «Цех поэтов», своё поэтическое течение — акмеизм,

- Анна Ахматова вчера выступала в Академии. Успех полный.

- Да что она вообще собой представляет?!! Видел как-то: вся в чёрном, туфли столетней давности, но держится, я вам скажу...

Продолжая разговор, рассаживаются на свободные места у столиков.

- Простите, а что она читала?

- «Русалку» Ну, помните, «У пруда русалку кликаю...».

ЧТЕЦ

«Русалка»

Я пришла сюда, бездельница,
Все равно мне, где скучать!
На пригорке дремлет мельница.
Годы можно здесь молчать.

Над засохшей повиликою
Мягко плавает пчела;
У пруда русалку кликаю,
А русалка умерла.

Затянулся ржавой тиною
Пруд широкий, обмелел,
Над трепещущей осиною
Легкий месяц заблестел.

Замечаю все как новое.
Влажно пахнут тополя.
Я молчу. Молчу, готовая
Снова стать тобой, земля.

Разговор возобновляется.

- Я давно наблюдаю за ней: очень стройная, очень юная, патрицианский профиль...

- Да что вы всё: Ахматова, Ахматова. Кто она вообще?

ЧТЕЦ (Под музыку Бетховена (соната «Патетиче­ская»)

«Многим»
Я – голос ваш, жар вашего дыханья,
Я – отраженье вашего лица.
Напрасных крыл напрасны трепетанья, – 
Ведь все равно я с вами до конца.

Вот отчего вы любите так жадно
Меня в грехе и в немощи моей,
Вот отчего вы дали неоглядно
Мне лучшего из ваших сыновей,
Вот отчего вы даже не спросили
Меня ни слова никогда о нем
И чадными хвалами задымили
Мой навсегда опустошенный дом.
И говорят – нельзя теснее слиться,
Нельзя непоправимее любить…

Как хочет тень от тела отделиться, 
Как хочет плоть с душою разлучиться, 
Так я хочу теперь – забытой быть.
(1922)

Появляется человек в военной форме,

- Забытой? Никогда... Разрешите представиться, Евгений Добин, в про­шлом военный журналист, сейчас — ли­тературовед. В начале 1943 года по пути к фронту я и один писатель-моряк застряли на три дня в Ташкенте. Спеша на вокзал, мы проходили тенистой малолюдной улочкой.

Из-за угла появились две женщины. Мы столкнулись. В одной я узнал (по портре­там) А. Ахматову. Вытянуться в струнку, отдать честь по всем правилам было делом одной секунды. В тот момент я действовал безотчётно. Два года спустя в библиотеке ле­нинградского Дома писателя Ахматова зорко вгляделась в меня и припомнила эту встречу: «Я шла с Фаиной Раневской, мы поравнялись с двумя флотскими офи­церами, один из них громко сказал: «Это Ахматова». Раневская, кажется, была чуточку уязвлена: «В первый раз узнают не меня, а тебя».

Голоса из зала.

• Большая радость: узнали! Уехала из блокадного Ленинграда, и ни одного патриотического стихотворения.

• Неправда.

ЧТЕЦЫ (Стихотворения из цикла «Ветер войны»). Звучит «Лунная соната» Бетховена

«Щели в саду вырыты…»

Щели в саду вырыты,

Не горят огни.

Питерские сироты,

Детоньки мои!

Под землей не дышится,

Боль сверлит висок,

Сквозь бомбежку слышится

Детский голосок.

«ПОБЕДИТЕЛЯМ»

Сзади Нарвские были ворота,

Впереди была только смерть...

Так советская шла пехота

Прямо в желтые жерла «Берт».

Вот о вас и напишут книжки:

«Жизнь свою за други своя»,

Незатейливые парнишки —

Ваньки, Васьки, Алешки, Гришки,—

Внуки, братики, сыновья!

29 февраля 1944, Ташкент

«Птицы смерти в зените стоят»

Птицы смерти в зените стоят.
Кто идет выручать Ленинград?

Не шумите вокруг — он дышит,
Он живой еще, он все слышит:

Как на влажном балтийском дне
Сыновья его стонут во сне,

Как из недр его вопли: «Хлеба!»
До седьмого доходят неба...

Но безжалостна эта твердь.
И глядит из всех окон — смерть.

И стоит везде на часах
И уйти не пускает страх.

«Мужество»

Мы знаем, что ныне лежит на весах
И что совершается ныне.
Час мужества пробил на наших часах,
И мужество нас не покинет.

Не страшно под пулями мертвыми лечь,
Не горько остаться без крова,
И мы сохраним тебя, русская речь,
Великое русское слово.

Свободным и чистым тебя пронесем,
И внукам дадим, и от плена спасем
Навеки.

Ахматова

Отечественная война 1941 года застала меня в Ленинграде. В конце сентября, уже во время блокады, я вылетела на самолёте в Москву. До мая 1944 года я жила в Ташкенте, жадно ловила вести о Ленинграде, о фронте. Как и другие поэты, часто высту­пала в госпиталях, читала стихи раненым бойцам. В Ташкенте я впервые узнала, что такое в палящий жар древесная тень и звук воды. А ещё я узнала, что такое человеческая доброта: в Ташкенте я мно­го и тяжело болела.

В мае 1944 года я прилетела в ве­сеннюю Москву, уже полную радостных надежд и ожидания близкой победы. В июне вернулась в Ленинград.

Страшный призрак, притворяющийся моим городом, так поразил меня, что я описала эту мою с ним встречу в прозе.

Звучит песня А. Розенбаума «На дороге жизни».

Разговор за одним из столиков.

- Простите. Все спорят-спорят о чём-то, а я так и не пойму, какой же была Ахматова?

- А что вас интересует: внешность или стихи?

- Всё. Впрочем, Ахматова, говорят, была очень эффектной женщиной.

- Она была поэтом.

ЧТЕЦ встаёт из-за столика, читая стихи М. Цветаевой, медленно подходит к портрету Анны Ахматовой, кладёт к нему красную розу.

М. Цветаева. «О, Муза плача…»

О, Муза плача, прекраснейшая из муз!
О ты, шальное исчадие ночи белой!
Ты чёрную насылаешь метель на Русь,
И вопли твои вонзаются в нас, как стрелы.

И мы шарахаемся и глухое: ох! —
Стотысячное — тебе присягает: Анна
Ахматова! Это имя — огромный вздох,
И в глубь он падает, которая безымянна.

Мы коронованы тем, что одну с тобой
Мы землю топчем, что небо над нами — то же!
И тот, кто ранен смертельной твоей судьбой,
Уже бессмертным на смертное сходит ложе.

В певучем граде моём купола горят,
И Спаса светлого славит слепец бродячий…
И я дарю тебе свой колокольный град,
— Ахматова! — и сердце своё в придачу.

19 июня 1916

Разговор за тем же столиком продолжа­ется.

- Итак, вы хотите знать, какой была Ахматова?

ЧТЕЦЫ (не вставая из-за столиков, как бы беседуя между собою, делясь воспоминаниями)

1. Характерный рот с резко выраженной верхней губой. Тонкая и гибкая, как ивовый прутик, с очень белой кожей. В царскосельской купальне она прекрас­но плавала и ныряла. Она казалась русалкой, случайно заплывшей в тёмные и недвижные воды царскосельских пру­дов».

2. Александр Блок «Анне Ахматовой» (отр.)

Но, рассеянно внимая
Всем словам, кругом звучащим,
Вы задумаетесь грустно…

3. Осип Мандельштам. «Ахматова» (отр.)

В пол-оборота, о печаль, 
На равнодушных поглядела…

«У Ахматовой наметилась одна глав­ная черта её личности: величавость. Не спесивость, не надменность, не заносчи­вость, а именно величавость».

4. Сергей Городецкий. «Анне Ахматовой» (отр.)

В начале века профиль странный
(Истончен он и горделив)
Возник у лиры.

Прожектор высвечивает человека, сидяще­го за одним из столиков и печатающего на машинке

Я - писатель Виленкин, был, не скажу другом, но хорошим знакомым Анны Андреевны: Общение с ней всегда было нелёгким. Трудность эта даже переходила в какую-то тяжесть. В её беседах пол­ностью отсутствовала болтовня и чув­ствовалась какая-то невольная ответ­ственность за свои слова. В свои миры впускала с большой осторожностью, только на мгновение. А знаете, какой у неё был постоянный тост? Выпьем за то, что мы опять сидим вместе, что мы опять встретились.

ЧТЕЦ

Я пью за разоренный дом, 
За злую жизнь мою, 
За одиночество вдвоем, 
И за Тебя я пью! 
За ложь меня предавших уст, 
За мертвый холод глаз, 
За то, что мир жесток и пуст, 
За то, что Бог не спас!

Писатель продолжает свои воспоминания.

А знакомство с Ахматовой у меня состоялось на одном званом обеде. Анна Андреевна вошла в столовую, и мы встали ей навстречу. Первое, что за­помнилось, то ощущение лёгкости ма­ленькой, узкой руки, протянутой явно не для пожатия, но при этом удивительно просто, совсем не по-дамски; сначала мне померещилось, что она в чём-то на­рядном, но то, что я было принял за оригинальный выходной костюм, оказа­лось чёрным шёлковым халатом с какими-то вышитыми дракончиками и очень стареньким. В этом своём странноватом халате Анна Андреевна, по-видимому, чувствовала себя среди нас, парадно выходных, как в самом элегантном туале­те. Всегда, когда Ахматова приходила в гости, она спрашивала: «А музыка будет?». Ей было всё равно, что ставили.

Но всё же больше всего любила Стравин­ского, Прокофьева, Моцарта, Бетховена. Часто под музыку сочиняла стихи.

ЧТЕЦ

«Музыка» (посвящено  выдающемуся русскому композитору Шостаковичу. Ахматова была потрясена его «Седьмой» (Ленинградской) симфонией, первая часть которой была написана в блокадном Ленинграде)

В ней что-то чудотворное горит,
И на глазах её края гранятся.
Она одна со мною говорит,
Когда другие подойти боятся.

Когда последний друг отвел глаза,
Она была со мной в моей могиле
И пела словно первая гроза
Иль будто все цветы заговорили.

1958

Разговор за столиком.

- Ахматова была всегда горделиво прекрасна.

- Да, говорят, что даже мёртвая, она вызывала чувство преклонения.

Арсений Тарковский. «Ахматовой»

Когда у Николы Морского
Лежала в цветах нищета,
Смиренное чуждое слово
Светилось темно́ и сурово
На воске державного рта.

Звучит песня Вероники Долиной «Форму­ла».

Разговор за одним из столиков.

- Наверное, главной чертой Ахмато­вой была любовь к жизни, к людям, к близким.

- Да, она умела не только сама глубоко любить, но и выразить это чувство в стихах.

ЧТЕЦЫ (музыкальная иллюстрация Свиридова к повести Пушкина «Метель»)

А.Ахматова

Сжала руки под тёмной вуалью...
"Отчего ты сегодня бледна?"
— Оттого, что я терпкой печалью
Напоила его допьяна.

Как забуду? Он вышел, шатаясь,
Искривился мучительно рот...
Я сбежала, перил не касаясь,
Я бежала за ним до ворот.

Задыхаясь, я крикнула: "Шутка
Всё, что было. Уйдешь, я умру."
Улыбнулся спокойно и жутко
И сказал мне: "Не стой на ветру"
1911

Анна Ахматова
«Я и плакала и каялась» Я и плакала и каялась,
Хоть бы с неба грянул гром!
Сердце темное измаялось
В нежилом дому твоем.
Боль я знаю нестерпимую,
Стыд обратного пути...
Страшно, страшно к нелюбимому,
Страшно к тихому войти,
А склонюсь к нему нарядная,
Ожерельями звеня;
Только спросит: "Ненаглядная Где молилась за меня?" Анна Ахматова
«Проводила друга до передней» Проводила друга до передней,
Постояла в золотой пыли,
С колоколенки соседней
Звуки важные текли.
Брошена! Придуманное слово -
Разве я цветок или письмо?
А глаза глядят уже сурово
В потемневшее трюмо.

А. Ахматова. «Вечером»

Звенела музыка в саду
Таким невыразимым горем.
Свежо и остро пахли морем
На блюде устрицы во льду.

Он мне сказал: "Я верный друг!"
И моего коснулся платья.
Так не похожи на объятья
Прикосновенья этих рук.

Так гладят кошек или птиц,
Так на наездниц смотрят стройных...
Лишь смех в глазах его спокойных
Под легким золотом ресниц.

А скорбных скрипок голоса
Поют за стелющимся дымом:
"Благослови же небеса -
Ты в первый раз одна с любимым".

Ведущий:

«Что такое слава? Слава бывает двух типов, - вспоминала Ахматова. - Одна: когда ты в парижском наряде едешь в ландо, и вслед несётся: «Ахматова едет!» И другая: когда стоишь в очереди за ржавой селёдкой, отворяется дверь, из неё пахнет этой самой селёдкой, и кто-то тебе в спину говорит: «Свежо и остро пахли морем на блюдце устрицы во льду…». Какая слава была ей ближе? Конечно же, вторая.

ЧТЕЦ

Ахматова написала самую короткую в мире балладу «Сероглазый король». Сама она эту балладу не любила. Поче­му? Неизвестно.

«Слава тебе, безысходная боль...»

Слава тебе, безысходная боль!

Умер вчера сероглазый король.

Вечер осенний был душен и ал,

Муж мой, вернувшись, спокойно сказал:

«Знаешь, с охоты его принесли,

Тело у старого дуба нашли.

Жаль королеву. Такой молодой!..

За ночь одну она стала седой».

Трубку свою на камине нашел

И на работу ночную ушел.

Дочку мою я сейчас разбужу,

В серые глазки ее погляжу.

А за окном шелестят тополя:

«Нет на земле твоего короля...»

1910

Разговор за столиком продолжается

- Судьба была безжалостна к этой » женщине. Сначала она потеряла мужа,

поэта Гумилёва.

- Кажется, что все стихотворения А. Ахматова пишет о себе и о Гумилёве.

- Это был удивительный человек. Он мечтал исследовать Африку и объединить

африканские племена, создать для них общий язык. Три путешествия в Аф­рику Гумилёв предпринял на собственные средства.

- Поэт был обвинён в причастности к контрреволюционному заговору и рас­стрелян. Остались его стихи. Многие из них посвящены Ахматовой.

Н. Гумилёв

«Сон» («Застонал я от сна дурного…»)

Застонал я от сна дурного
И проснулся, тяжко скорбя.
Снилось мне — ты любишь другого,
И что он обидел тебя.

Я бежал от моей постели,
Как убийца от плахи своей,
И смотрел, как тускло блестели
Фонари глазами зверей.

Ах, наверно таким бездомным
Не блуждал ни один человек
В эту ночь по улицам темным,
Как по руслам высохших рек.

Вот стою перед дверью твоею,
Не дано мне иного пути,
Хоть и знаю, что не посмею
Никогда в эту дверь войти.

Он обидел тебя, я знаю,

Хоть и было это лишь сном,

Но я всё-таки умираю

Пред твоим закрытым окном.

1914

Разговор за столиком.

- Анны Андреевны остался сын Лев.

- Да, его могла постичь участь отца, но он, пройдя ад сталинских лагерей, всё- таки выжил.

А.Ахматова. «Легкие летят недели…»

Легкие летят недели,

Что случилось, не пойму.

Как тебе, сынок, в тюрьму

Ночи белые глядели,

Как они опять глядят

Ястребиным жарким оком,

О твоем кресте высоком

И о смерти говорят.

Продолжается разговор за столиком.

- Как-то Ахматова стояла в длинной очереди к тюремному окошку, чтобы передать сыну тёплые вещи и продукты. Какая-то женщина с синими губами спросила её: «Говорят, Вы стихи пишете?

А вот об этом Вы могли бы написать?»

- Да, я знаю. Ахматова ответила, что могла бы.

А.Ахматова. «Семнадцать месяцев», отр.

Семнадцать месяцев кричу, 
Зову тебя домой, 
Кидалась в ноги палачу, 
Ты сын и ужас мой. 
Все перепуталось навек, 
И мне не разобрать 
Теперь, кто зверь, кто человек. 

1939

ЧТЕЦ

«Реквием». Долгие годы Анна Ахмато­ва хранила эту поэму в памяти. Чтобы в стихах, полных страдания, прозвучал измученный, но требовательный материн­ский голос, необходимо было всё муже­ство поэтессы. Трагическая исповедь, лирическое за­клинание, горестный вопль обретают эпический характер. «Посвящение», на­писанное в марте 1940 года, рассказывает о судьбе матери, у которой отняли сына:

«Звёзды смерти стояли над нами,

И безвинная корчилась Русь

Под кровавыми сапогами

И под шинами чёрных «марусь».

Горе матери беспредельно. И гнев матери беспределен. Но трагедия развёр­тывается в Истории, и оттого остаётся Надежда, ибо преступления влекут за собою неминуемое Возмездие.

Из «Реквием». IX. «Уже безумие крылом…»

Ни сына страшные глаза —
Окаменелое страданье —
Ни день, когда пришла гроза,
Ни час тюремного свиданья,
Ни милую прохладу рук,
Ни лип взволнованные тени,
Ни отдалённый лёгкий звук —
Слова последних утешений.

4 мая 1940

Появляется английский корреспондент

• О, госпожа Ахматова. Думаете ли вы, что после революции люди стали счастливее?

Ахматова

• Я не очень компетентна в том, что касается счастья, об этом надо ещё кого-нибудь спросить. Но одно знаю. У нас люди научились теперь гораздо больше помогать друг другу, чем прежде.

Из-за столиков шумно поднимаются около­литературные сплетники.

— Да что вы кричите Ахматова, Ахма­това.

• Ерунда, ничего особенного.

• Стих неплохой, но мысли, мысли маловато.

• Это всё для слезливых.

• Да кем она вообще была-то, Ахма­това?

Голос из зала

• Она была поэтом.

Сплетники замирают в лучах прожектора.

Ахматова (под «Ave Maria»)

Из «Опять поминальный приблизился час»

А если когда-нибудь в этой стране

Воздвигнуть задумают памятник мне,

Согласье на это даю торжество,

Но только с условьем - не ставить его

Ни около моря, где я родилась

(Последняя с морем разорвана связь),

Ни в царском саду у заветного пня,

Где тень безутешная ищет меня,

А здесь, где стояла я триста часов

И где для меня не открыли засов.

Затем, что и в смерти блаженной боюсь

Забыть громыхание черных марусь,

Забыть, как постылая хлопала дверь

И выла старуха, как раненый зверь.

И пусть с неподвижных и бронзовых век

Как слезы струится подтаявший снег,

И голубь тюремный пусть гулит вдали,

И тихо идут по Неве корабли.

1940

Ведущий:

Анна Андреевна Ахматова. Её слово, прозвучавшее в поэзии, вне сомнения, было царственным. Как и облик, запечатленный многими художниками. Как и внешность, и манеры, сделавшие ее на десятилетия не только предводительницей русского литературного Олимпа, но и подлинной его музой. Можно бесконечно складывать мозаику ее жизни из неисчислимого числа ярких или темных кусочков, людей и картин, городов и дорог, времен и безвремений, но ответ о ее смысле - только в самих стихах, и нигде более.

В этом году, в июне, исполняется 125 лет со дня её рождения. Но до сих пор её стихи находят отклик в сердцах читателей.

14