Просмотр содержимого документа
«И возненавидел я войну.»
Салимова О.В.-заведующая библиотекой
КГКП «Шахтинский технологический колледж»
И возненавидел я войну...
Литературный час
Опять война, опять блокада...
А может нам о них забыть?
Я слышу иногда: «Не надо»,
Не надо раны бередить.
Ведь это правда, что устали
Мы от рассказов о войне
И о блокаде прочитали
Стихов достаточно вполне.
И может покаться правы
И убедительны слова.
Но даже если это правда,
Такая правда не права.
Чтоб снова на планете мирной
Не повторилась той войны.
Нам нужно, чтобы наши дети
Об этом помнили, как мы.
Вторая мировая война является самой кровопролитной войной в истории человечества. В орбиту войны было втянуто 61 государство, 80% населения планеты, военные действия велись на территории 40 государств, а также на морских и океанических просторах. В вооруженных силах всех стран находилось под ружьем 110 млн. человек. Огромную ценну заплатили народы мира за победу над фашизмом. Общие потери населения всех стран планеты составили 50 млн чел, из них 27 млн. человек-потери в войне советского народа.
Война лишила сотни тысяч детей отцов и матерей, дедов, старших братьев. Она унесла более 27 миллионов человеческих жизней за 1418 дней- это 14 тысяч убитых ежедневно, 600 человек в час, 1 человек в минуту. Каждый шестой житель нашей страны погиб во время войны. Если по каждому из них объявить минуту молчания, то страна будет молчать – 38 лет. Вот что такое 27 млн.
Сегодня мы с вами поговорим о книге Анатолия Кузнецова «Бабий яр». Почему такой выбор?
Во первых это воспоминания очевидца, во вторых-один из тяжелейших эпизодов Великой Отечественной войны, в третьих - сейчас очень популярна попытка переписывания истории ВОВ, которую просто не возможно допускать.
Впервые я познакомилась с этой книгой в 1999 г.-она оставила такой след в моей душе, что я не могла ни о чем другом думать. Наверно это тема близка лично мне-мой дед фронтовик, мои бабушки родом с Украины, они пережили угон в Германию...голод, депортацию.
Но давайте обо всем попорядку...
Книга Анатолия Кузнецова рассказывает о захвате немецкими войсками Киева и Украины в целом, повествуетсяот первого лица. Автор –очевидец тех событий, на момент событий описанных в книге ему было 12 лет.
Я постараюсь вам рассказать о содержании книги, посредством цитирования эпизодов, при необходимости с объяснениями
«...мною приводяться только подлинные факты и документы и что ни малейшего литературного домысла, то есть того, как это "могло быть" или
"должно было быть", здесь нет…»
«ОТ СОВЕТСКОГО ИНФОРМБЮРО ВЕЧЕРНЕЕ СООБЩЕНИЕ
| 21 СЕНТЯБРЯ 1941 ГОДА
| В течение 21 сентября наши войска вели бои с |противником на всем фронте. После многодневных,||ожесточенных боев наши войска оставили Киев.»
Еще до окупации территории Украины фашистами, постоянно шли ожестаченные бои, мирные жители были вынуждены спасаться,вот как об этом говорится в книге:
«Наш окоп, вырытый на огороде, был типовой щелью тех времен: в форме буквы "Т", два метра глубиной, сантиметров семьдесят шириной; такими щелями были изрыты все дворы, скверы, улицы, радио призывало их рыть и рассказывало, как.»
«... Вдруг раздался топот, люк поднялся, и соседка Елена Павловна, возбужденная, на себя не похожая, закричала: -- Что вы сидите? Немцы пришли!
Мне было двенадцать лет…»
Советское радио и газеты описывали немецких солдат как зверей, во всех красках, поэтому у 12 летнего героя книги остались сильные впечатления о первых увиденных немецких солдатах:
«...я ожидал всего: что фашисты -- страшные гиганты, что ли, все сплошь на танках, в противогазных масках и рогатых касках, и меня потрясло, что этот парнишка такой обыкновенный, прозаический, совсем как наш Болик..»
« Солдат был действительно одет отлично. На карикатурах и в фильмах они выглядели оборванными бродягами и бандитами. В жизни оказалось несколько иначе.»
С приходом немцев в Киев, начался геноцид евреев, цыган, поляков, русских:
« И вдруг рядом я прочел такое, что не поверил своим глазам:
"ЖИДЫ, ЛЯХИ И МОСКАЛИ -- НАИЛЮТЕЙШИЕ ВРАГИ УКРАИНЫ!"
У этого плаката впервые в жизни я задумался: кто я такой? Мать моя -- настоящая украинка, отец -- чистокровный русский. Значит, я наполовину украинец, а наполовину "москаль", то есть враг сам себе. Мои лучшие друзья были Шурка Маца -- наполовину еврей, то есть жид, а Болик Каминский -- наполовину поляк, то есть лях. Получалась сплошная чертовщина.»
После отступления советских войск на территории Киева обострилась партизанское движение, постоянно проводились операции по подрыву штабов, складов и других мест скопления фашистов.
« Ни одна столица Европы не встретила гитлеровские войска так, как Киев. Киев не мог больше обороняться, он был оставлен и, казалось, распластался под врагом. Но он сжег себя сам у врагов на глазах и унес многих из них в могилу. Они вошли, как привыкли входить в западноевропейские столицы, готовясь пировать, но вместо этого так получили по морде, что сама земля загорелась у них под ногами.»
Новая немецкая власть оповещала о новых порядках посредством объявлений и информаций в газетах. В начале мирные жители просто не читали их, но после расстрела тысяч киевлян за незнание или невыполнение новых правил, утро всех жителей начиналось с прочтения всех объявлений и газет. Вот одно из них:
«Все жиды города Киева и его окрестностей должны явиться в| |понедельник 29 сентября 1941 года к 8 часам утра на угол| |Мельниковской и Дохтуровской (возле кладбищ). Взять с собой| |документы, деньги, ценные вещи, а также теплую одежду, белье| |и проч. Кто из жидов не выполнит этого распоряжения и будет| |найден в другом месте, будет расстрелян. Кто из граждан проникнет в оставленные жидами квартиры и| |присвоит себе вещи, будет расстрелян. »
«Понимаете, когда все нормально, разные калеки, больные, старики сидят в домах, и их не видно. Но здесь должны были выйти все -- и они вышли. Меня потрясло, как на свете много больных и несчастных людей.»
«Придя домой, увидел деда, он стоял на середине двора, напряженно прислушиваясь к какой-то стрельбе, поднял палец.
-- А ты знаешь, -- сказал он потрясенно, -- ведь их стреляют. И тут до меня дошло. Из Бабьего Яра неслись отчетливые, размеренные выстрелы из пулемета: "та-та-та, та-та..."»
Все предполагали, что евреев будут куда-то вывозить, но фашисты и не думали об этом, они нашли место на окраине Киева «Бабий яр» и превратили его в место гибели сотни тысяч людей, в место мук и пыток.
« На ночь стрельба прекратилась, но утром поднялась снова. По Куреневке говорили, что за первый день расстреляно тридцять тысяч человек, остальные сидят и ждут очереди. Бабка пришла от соседей с новостью. Во двор огородного
хозяйства прибежал четырнадцатилетний мальчик, сын конюха, рассказывает ужасы: что там всех раздевают, ставят над рвами по несколько человек в затылок, чтобы одной пулей убивать многих; положат штабель убитых, присыпают, потом снова кладут, а много недобитых, так что земля шевелится, и некоторые выползают. Он вылез и прибежал.»
« Из самого оврага Бабьего Яра спаслись несколько человек. Привожу рассказ, записанный лично мною со слов женщины, матери двоих детей, актрисы Киевского театра кукол Дины Мироновны Проничевой. Привожу так, как она рассказывала, не добавляя ничего.»
Она была одна из тысяч, кому была уготованна смерть от растрела в Бабьем яре, Дина провожала своих родителей, И чтобы выбраться из этого места подошла к полицаю говоря что она украинка, ей сказали подождать решения начальства с группой таких же провожающих.
« Особенно странными были эти близкие пулеметные очереди. Она все еще не могла и мысли допустить, что это расстрел. Во-первых, такие огромные массы людей! Такого не бывает. И потом -- зачем?!»
« Дина говорит, что в этот момент она чувствовала только какой-то животный ужас и туман -- состояние, ни с чем не сравнимое.»
« Он потребовал паспорт. Она достала. Он посмотрел графу "национальность" и воскликнул: -- Э, жидивка! Назад! Тут Дина окончательно поняла: это расстреливают.»
«Обезумевшие люди вываливались на оцепленное войсками пространство -- этакую площадь, поросшую травой. Вся трава была усеяна бельем, обувью, одеждой. Украинские полицаи (судя по акценту -- не местные, а явно с Западной Украины) грубо хватали людей, лупили, кричали: -- Раэдягаться! Быстро! Быстро!
Кто мешкал, с того сдирали одежду силой, били ногами, кастетами, дубинками, опьяненные злобой, в каком-то садистском раже.»
Дина покорна ждала с такими же провожающими своей участи.
« Здесь все были провожающие. Так они сидели, и прямо перед ними, как на сцене, происходил этот кошмар: из коридора партия за партией вываливались визжащие избитые люди, их принимали полицаи, лупили, раздевали -- и так без конца.»
« -- Кто такие? -- спросил офицер через переводчика у полицая, указывая на бугорок, где сидело уже человек пятьдесят.
-- Це наши люды, -- ответил полицай. -- Не эналы, треба их выпустыть.
Тут офицер как закричал:
-- Немедленно расстрелять! Если хоть один отсюда выйдет и расскажет по городу, завтра ни один жид не придет.
Переводчик добросовестно перевел это полицаю, а люди на бугорке сидели и слушали.
-- А ну, пишлы! Ходимо! Поднимайсь! -- закричали полицаи,
Люди, как пьяные, поднялись. Время уже было позднее, может, потому эту партию не стали раздевать, а так и повели одетыми в прорезь.»
В момент растрела:
«Дина не столько увидела, сколько почувствовала, как с выступа повалились тела и как трасса пуль приближается к ней. У нее мелькнуло: "Сейчас я... Сейчас..." Не дожидаясь, она бросилась вниз, сжав кулаки.»
«-- Эй, давай прикидай!
Зазвякали лопаты, послышались глухие удары песка о тела, все ближе, и наконец груды песка стали падать на Дину. Ее заваливало, но она не шевелилась, пока не засыпало рот. Она лежала лицом вверх, вдохнула в себя песок, подавилась и
тут, почти ничего не соображая, забарахталась в диком ужасе, готовая уж лучше быть расстрелянной, чем заживо закопанной. Левой, здоровой рукой она стала сгребать с себя песок, захлебывалась, вот-вот могла закашляться и из последних сил давила в себе этот кашель Ей стало легче. Наконец она выбралась из-под земли. Они там наверху кончили: видно, только слегка забросали и ушли. Глаза Дины были полны песку. Кромешная тьма, тяжелый дух...»
Это был уникальный случай, Дина спаслась, её по невероятному стечению обстоятельств не добили
« Наверху оказался куст, она его нащупала, отчаянно уцепилась и, когда переваливалась через край, услышала тихий голос, от которого чуть не кинулась обратно:
-- Тетя! Не бойтесь, я тоже живой.
Это был мальчик, в майке и трусиках; он вылез, как и она. Мальчик дрожал.
-- Молчи! -- шикнула она на него. -- Ползи за мной. И они поползли куда-то, молча, без звука.»
« Трудно было понять в этом какую-то логическую последовательность: одних раздевали, других нет, одних добивали, тех везли сюда, этих отсюда...
К сожалению мальчика спасшегося с Диной настреляли, Дина спряталась и наблюдала следующее:
Грузовик приехал на улицу Мельника, где было большое автохозяйство. На просторный двор выходило много ворот гаражем и мастерских. Открыли одни ворота -- оказалось, что там набито людей, как селедок, они кричали, задыхались -- так и вывалились из ворот. Это сюда загнали на ночь толпу с улицы, и именно здесь люди сидели по нескольку дней, ожидая очереди на расстрел. Парализованную старуху а одеяле вынули из кузова и сунули вгараж. С трудом, под крики и визг немцы закрыли эти ворота и стали озабоченно говорить между собой.»
Дина выжила и уже после войны расказала свою историю. А наш главный герой познавал жизнь , ужасы войны и взрослел:
« И если было что-то на свете, что тогда нас меньше всего интересовало, то это вопросы нашего происхождения и национальности. Мы все учились в украинской школе, нашим родным языком был украинский. Только потом я разобрался, кто есть кто и что мы гибриды: полуполяк, полуеврей и полуукраинец.
Одна из историй описаная в книге:
«На Куреневке, над самым Бабьим Яром, есть большая психиатрическая больница имени Павлова… 14 октября к этой церквушке прибыл немецкий отряд во главе с врачом, с невиданными дотоле машинами-душегубками. Больных партиями по шестьдесят -- семьдесят человек загоняли в машины, затем минут пятнадцать работал мотор -- и удушенных выгружали в яму. Эта работа шла несколько дней, спокойно и методично, без спешки, с обязательными часовыми перерывами на обед. После Бабьего Яра уничтожение огромной больницы прошло даже как-то буднично и незаметно. И правда, что на свете все относительно.»
Вокруг Киева был Дарницкий лагерь, вот как описано содержание в нем:
« Каждому пленному полагался на день один черпак свекольной баланды. Ослабевших от голода пленных палками и криками заставляли становиться в очередь, и затем к котлу надо было ползти на локтях и коленках. Это было придумано, чтоб "контролировать подход к котлам". Командирам, политрукам и евреям, находившимся во внутренней загородке, не давали ничего. Они перепахали всю землю и съели все, что можно. На пятый-шестой день они грызли свои ремни и
обувь. К восьмому-девятому дню часть их умирала, а остальные были как полупомешанные...»
«(Впоследствии расследованиями установлено, что в Дарницком лагере погибло 68 тысяч человек. Подобные лагеря были в Славуте, в самом Киеве на Керосинной и т. д..»
Слова соседки:
«-- Проклятое время, Дантов ад, -- вся клокоча ненавистью, сказала Лена. -- Говорят, "принесли свободу", а ты не имеешь права говорить, думай над каждым словом, бойся своей тени, никому не верь, каждый -- возможный стукач и провокатор. По ночам мне хочется кричать. У меня уже нервы не выдерживают.
Иногда думаешь: пусть тянут в Бабий Яр, все опроклятело, все!»
Фашисткой Германии не хватало чернорабочих, немцы начинают компанию по агитации и привлечению рабочего населения для работы на территории Германии. Многие искрене верили что их друзья и родные в Германии жили лучше и были сыты.
« Но вот пришли первые письма из Германии, и они призвели впечатление разорвавшихся снарядов. Из них было вырезано ножницами почти все, кроме "Здравствуйте" и "До свидания", или же густо вымазано тушью. Из рук в руки пошло письмо с фразой, которую цензура не поняла: "Живем прекрасно, как наш Полкан, разве что чуть хуже". По домам понесли повестки. Биржа труда помещалась в здании Художественного института у Сенного базара; это стало второе проклятое место после Бабьего Яра. Попавшие туда не возвращались. Там стояли крик и плач, паспорта отбирались, в них ставился штамп "ДОБРОВОЛЬНО", люди поступали в пересыльный лагерь, где неделями ждали отправки, а с вокзала под оркестры отходили поезда один за другим. Ни черта никому не давали, никакой "горячей еды" в Здолбунове и Перемышле. Бежавшие из Германии рассказали: отправляют на заводы работать по двенадцать часов, содержат, как заключенных, платят смехотворные деньги -- хватает на сигареты.»
« Из писем, целиком изъятых цензурой и впоследствии обнаруженных в немецких архивах:
| "...Если кто-нибудь отставал, останавливался или| |отклонялся в сторону, полицаи стреляли. По дороге в Киев| |один человек, у которого двое детей, прыгнул из вагона на| |ходу поезда. Полицаи остановили поезд, догнали беглеца и|
|выстрелами в спину убили его. Под конвоем нас водили в| |уборную, а за попытку бежать -- расстрел. В бане мы пробыли до 3 часов дня. Здесь я вся дрожала, а| |под конец едва не теряла сознание. В бане купались вместе и| |мужчины и женщины. Я горела со стыда. Немцы подходили к| |голым девушкам, хватали за грудь и били по непристойным| |местам. Кто хотел, мог зайти и издеваться над нами. Мы --||рабы, и с нами можно делать что угодно. Еды, конечно, нет.| |Надежды на возвращение домой -- тоже никакой".|
"...Сейчас я нахожусь в 95-ти км от Франции, в предместье| |города Трир, живу я у хозяина. Как мне здесь, вы сами|
|знаете. У хозяина 17 голов скота. Мне нужно каждый день 2| |раза вычищать. Пока вычищу, аж тошно мне станет. В животе| |распухло, так что нельзя и кашлянуть. В свинарнике пять| |свиней, его тоже надо вычищать. Как чищу, так мне и света не| |видать за слезами. Затем в комнатах убрать: 16 комнат, и| |все, что где есть, -- все на мои руки. Целый день не| |присаживаюсь. Как лягу спать, так не чувствую, куда ночь| |делась, уже и утро. Хожу, словно побитая... Хозяйка -- как|
|собака. В ней совсем нет женского сердца, только в груди| |какой-то камень лежит. Сама ничего не делает, лишь кричит| |как одержимая, аж слюна изо рта катится".|
"...Когда мы шли, на нас смотрели, как на зверей. Даже| |дети и те закрывали носы, плевали... | Мы стали ждать, чтобы поскорее кто-нибудь купил нас. А| |Мы, русские девушки, в Германии не так уж дорого стоим -- 5||марок на выбор. 7 июля 1945 г. нас купил один фабрикант... В||6 часов вечера нас повели есть. Мамочка, у нас свиньи этого||не едят, а нам пришлось есть. Сварили борщ из листьев||редиски и бросили немного картошки. Хлеба в Германии к обеду| |не дают. Милая мама, относятся к нам, как к зверям...| |Кажется мне, что я не вернусь, мамочка". »
« Это было в XX веке, на шестом тысячелетии человеческой культуры. Это было в век электричества, радио, теории относительности, завоевания авиацией неба, открытия телевидения. Это было на самом кануне овладения атомной энергией и выхода человечества в космос. Если в XX веке нашей эры ВОЗМОЖНО использование такого чуда, как авиация, для убийства масс и масс людей, если на создание смертоубийственных приспособлений мир употребляет
больше усилий, чем на здравоохранение, если ВОЗМОЖНЫ чистой воды рабовладение и расизм -- а это произошло и продолжает происходить в мире, -- то действительно с прогрессом дело обстоит не просто тревожно, но в высшей степени тревожно. Гитлер раздавлен, фашизм -- нет.»
Еще одна история описана в книге , о которой вам может быть известно. Недавно вышел фильм.
«Эта почти невероятная история произошла летом 1942 года, она была так популярна, что одно время про овраг говорили. "Тот Бабий Яр, где футболистов расстреляли". Она ходила тогда в форме легенды, которая настолько хороша и законченна, что мне хочется привести ее целиком. Вот она.»
Это история об игре в футбол между советской командой и немецкой
« мы их разгромим и опозорим перед всем народом, подымем дух у киевлян". Команда стала усиленно готовиться, ее назвали "Старт"...Игра началась. Динамовцы были истощены и слабы…Оборванные люди на трибунах кричат; "Ура!", "Немцев бьют!"… Кончился первый тайм, команды ушли на отдых… В перерыве к динамовцам зашел офицер из ложи коменданта и очень вежливо сказал следующее: "Вы молодцы, показали хороший футбол, и мы это оценили. Свою спортивную честь вы поддержали достаточно. Но теперь, во втором тайме, играйте спокойнее, вы сами понимаете, нужно проиграть. Это нужно. Команда германской армии никогда еще не проигрывала, тем более на оккупированных территориях. Это приказ. Если вы не проиграете, -- будете расстреляны"… Второй тайм. Динамовцы играют хорошо и забивают в ворота немцев третий гол. Половина стадиона ревет, многие плачут от радости; немецкая половина возмущенно голгочет. Динамовцы забивают еще один гол. Немцы на трибунах вскакивают, хватаются за пистолеты. Вокруг зеленого поля
побежали жандармы, оцепляя его… Судья скомкал время, дал финальный свисток; жандармы, не дожидаясь, пока футболисты пройдут в раздевалку, схватили динамовцев тут же, на поле, посадили в закрытую машину и отвезли в Бабий Яр… Такого случая еще не знала история мирового футбола. В этой игре спорт был насквозь политичным. У динамовцев не было другого оружия, они превратили в оружие сам футбол, совершив подлинно бессмертный подвиг. Они выигрывали, зная, что идут на смерть, и они пошли на это, чтобы напомнить народу о его достоинстве.»
На самом деле команду не растреляли, и эта история имела продолжение, вот как она описана Анатолием Кузнецовым.
«Венгры предложили матч-реванш, и он состоялся 26 июля. Счет 3:2 в пользу "Старта". Вот-вот, кажется, его уже сломят – и немцы получат удовольствие. И вот на 6 августа назначается встреча "Старта" с "самой сильной", "сильнейшей", "всегда только побеждающей" немецкой командой "Flakelf". Газета авансом просто захлебывалась, расписывая эту команду, приводила баснословное соотношение забитых и пропущенных ею до сих пор мячей и тому подобное. На этом-то матче и произошел разгром, вошедший в легенду. Отчета о нем газета не поместила.»
« "Старту" предоставлялась последняя возможность. Он разгромил немцев в этом матче, а 16 августа со счетом 8: 0 победил украинскую националистическую команду "Рух". Только после этого футболисты были отправлены в Бабий Яр. Это было время, когда шла напряженная битва на Дону и немцы выходили на подступы к Сталинграду.»
Эта история-пример стойкости и патриотизма всего советского народа.
"Какое счастье, подумать только, что нынче по улицам можно ходить, когда тебе захочется, хоть в час ночи, хоть в четыре!" Можно до одури слушать радиоприемник или завести голубей. Досадно разбуженный среди ночи мотором, сонно злишься: "Сосед с пьянки на такси приехал" -- и переворачиваешься на другой бок. Не люблю ночного воя самолетов; как загудит, кажется, всю душу выворачивает, но тут же говоришь себе: "Спокойно, это же свои, это не то". А утром приходят газеты, в которых пишется о войнах в далеких южных и восточных странах... Говорят, мы не замечаем здоровья, пока оно есть, плачем, только его потеряв. Смотрю изумленно на этот изменчиво благополучный мир.»
«К своей системе Освенцимов, Бухенвальдов и Дахау немцы приходили не сразу, они экспериментировали. Они начинали с того, что просто расстреливали, но потом, будучи людьми хозяйственными и педантичными, нащупывали форму этих "фабрик смерти", где, прежде чем убить людей, из них извлекалась еще какая-то польза. Овраг с ежедневными расстрелами продолжал функционировать нормально. Убивались такие враги, которых сажать в лагерь -- только беспокойство. Их привозили, гнали в овраг по тропке, клали на землю под обрывом и строчили из автоматов. Почти все что-то кричали, но издали нельзя было разобрать. Потом обрыв подрывали, чтобы засыпать трупы, и так перемещались все дальше вдоль обрыва. На раненых не тратили патронов, но просто добивали их лопатами.»
«(Секрет раскрылся лишь потом: в Бабьем Яре создавался экспериментальный мыловаренный завод для выработки мыла из убитых, но достроить его немцы не успели.)»
Из архива:
«Цены на рынке осенью 1942 года: 1 килограмм хлеба -- 250| |рублей, 1 стакан соли -- 200 рублей, 1 килограмм масла --| |6 000 рублей, 1 килограмм сала -- 7000 рублей. | Зарплата рабочих и служащих 300 -- 500 рублей в месяц. »
Вывод автора:
«Мне просто везет. Совершенно случайно я не оказался в этой жизни ни евреем, ни цыганом, не подхожу еще в Германию по возрасту, меня минуют бомбы и пули, не ловят патрули. Боже мой, какое везение!»
В заключении книги описаны события концлагеря «Бабий Яр» - это самые страшные страницы воспоминаний автора:
«Из лагеря поступали новые партии на подмогу; через несколько дней заключенных стало триста, потом еще больше; они были разбиты на бригады, и их размеренная, продуктивная работа являла собой образец немецкого порядка и методичности. Давыдов побывал в разных бригадах. Сначала от страшного запаха, от всей этой возни с трупами он чуть не терял сознание, потом привык.
В лагерне существовали касты:
ЗЕМЛЕКОПЫ раскапывали ямы, обнажая залежи трупов, которых были сизо-серого цвета, слежались, утрамбовались и переплелись. Вытаскивать их было сущее мучение. От смрада немцы зажимали носы, некоторым становилось дурно. Охранники сидели на склонах оврага, и между сапог у каждого из них стояла воткнутая в песок бутылка водки, время от времени они прикладывались к ней, поэтому все немцы в овраге были постоянно пьяны.
Землекопы водки не получали, им было трудно, но, как уже сказано, постепенно привыкли, работали, позвякивая цепями.
КРЮЧНИКИ вырывали трупы и волокли их к печам. Им выдали специально выкованные металлические стержни с рукояткой на одном конце и крюком на другом. Они были, кстати, сделаны по рисунку Топайде. Топайде же после многих экспериментов разработал систему вытаскивания трупа, чтобы он не разрывался на части. Для этого следовало втыкать хрюк под подбородок и тянуть за нижню челюсть, тогда шел он целиком, и так его волокли до места. Иногда трупы так крепко слипались, что на крюк налегали два-три человека. Нередко приходилось рубить топорами, а нижние пласты несколько раз подрывали.
ЗОЛОТОИСКАТЕЛИ - "ГОЛЬД3УХЕРЫ" имели клещи, которыми выдергивали золотые коронки; они осматривали каждый труп по дороге к печи, снимали кольца, серьги, у одетых искали в карманах монеты, ценности, и так за день эта бригада набирала одно-два ведра золота. Над каждым из них стоял часовой и присматривал, чтобы они золото не воровали или не выбрасывали в песок.
СТРОИТЕЛИ занимались сооружением печей. Под сильной охраной они ходили через весь овраг на противоположную сторону -- на еврейское кладбище, где немцы указывали, какие гранитные памятники ломать. Заключенные разбирали памятники, несли в овраг, Плиты выкладывались рядами. На них, опять под руководством Топайде, строилась продуманная и технически совершенная,
полутораметровой высоты печь с трубами для тяги, сложными ходами, решетками. Она набивалась дровами, сверху на решетку клались тела головами наружу. Второй ряд укладывался для перевязки накрест, затем следовал слой дров и так далее, пока не вырастал штабель высотой в три метра и со стороной в шесть
метров. В штабель входило примерно две тысячи убитых. Чтобы их укладывать, ставили трапы, как на стройках, и носили по ним. Готовое сооружение обливалось из шланга нефтью, которую из бочек нагнетал специально поставленный компрессор.
КОЧЕГАРЫ разводили огонь снизу, а также подносили факелы к рядам торчавших наружу голов. Политые нефтью волосы сразу ярко воспламенялись -- для этого и клали головами наружу. Штабель превращался в сплошной гигантский костер. Жар от него шел невыносимый; в овраге и далеко вокруг стоял сильный дух паленых волос и жареного мяса. Кочегары шуровали длинными
кочергами, какие бывают у металлургов, потом сгребали жар и золу, а когда печь остывала, они ее чистили, заново перебирали, меняли прогоревшие решетки и снова подготавливали к загрузке.
ТРАМБОВЩИКИ имели дело уже с золой. На гранитных плитах с кладбища они обыкновенными трамбовками должны были размельчать недогоревшие кости, затем кучи золы просеивались сквозь сита, чтобы опять же таки найти золото.
ОГОРОДНИКИ назывались так потому, что, нагрузив золу на носилки, под конвоем разносили ее по окрестностям Бабьего Яра и рассеивали по огородам. Этим было лучше, чем другим: они могли нарыть на огородах картошки, приносили ее в Яр и пекли в консервных банках на жару, оставшемся после сожжения.»
« Из города часто приезжали газенвагены с живыми людьми, они подъезжали прямо к печам, и только здесь включался газ. Из кузова неслись глухие крики, потом бешеный стук в дверь, затем все затихало, немцы открывали дверь, и заключенные принимались разгружать. Люди были теплые, мокрые от пота, может, полуживые. Их клали в костер. Давыдов помнит, как некоторых в огне корчило, они вскидывались, как живые.»
« Пьяной охране было скучно простаивать ночи, и случалось, что вдруг заключенных поднимали, выводили наверх и при свете прожекторов устраивали инсценировку расстрела. Страшная это была "шутка". Люди верили всерьез. Потом охранники смеялись и загоняли всех обратно. Ночи были темные, сырые и туманные...»
(Бабий Яр под именем "Баукомпани" ("Строительная компания") числился у немецких властей в документации, имел счет в банке, потому что все эти материалы, нефть, дрова, машины должны были как-то финансироваться. Скрупулезные немцы были верны себе.)»
«(Цифры стали известны потом. До войны в Киеве было 900 тысяч населения. К концу немецкой оккупации в нем оставалось 180 тысяч, то есть меньше, чем лежало мертвых в одном только Бабьем Яре. За время оккупации был убит каждый третий житель Киева, но если прибавить умерших от голода, не вернувшихся из Германии и т. п., то получится, что погиб каждый второй.)»
« СКОЛЬКО РАЗ МЕНЯ НУЖНО РАССТРЕЛЯТЬ?
К четырнадцати годам жизни на этой земле я, а точки зрения фашистов, совершил столько преступлений, что меня следовало расстрелять по меньшей мере вот сколько раз:
1. Не выдал еврея (моего друга Шурку).
2. Занимался укрывательством пленного (Василия).
3. Прятал красный флаг.
4. Нарушал комендантский час.
5. Не полностью вернул взятые в магазине предметы.
6. Но сдавал топлива.
7. Не сдавал излишков продовольствия,
8. Носил валенки.
9. Повесил листовку.
10. Воровал (свеклу, дрова и т. п.).
11. Работал с колбасником подпольно, без патента.
12. Бежал от Германии (в Вышгороде).
13. Вторично бежал (на Приорке).
14. Украл ружье и пользовался им.
15. Имел боеприпасы.
16. Не выполнял приказа о золоте (не донес).
17. Был антигермански настроен и потворствовал антигерманским настроениям (был приказ о расстреле и за это).
18. Не явился на регистрацию в 14 лет.
19. Не доносил о подпольщиках.
20. Пребывал в запретной зоне сорок дней, и за одно это надо было расстрелять сорок раз.»
« Бабьего Яра нет. Он засыпан, через него проходит новое шоссе, а вокруг идет строительство, но до сих пор при рытье котлованов находят кости, иногда скрученные проволокой. Пепел давно развеялся, частью остался глубоко под землей, от погибших остались лишь цифры и воспоминания. Каждый из погибших был живым человеком, личностью с мыслями, радостями, горестями и талантами. Сколько их было -- точно никогда не узнать. Цифры условны.»
« Мы не смеем забывать этот крик. И потому, что это вообще незабываемо, и потому, что над современным человечеством, как мутная туча, не сняты проблемы Бабьих Яров. Несущественно, в каких технических формах они могут проявиться и под какими именами новых Бухенвальдов, Хиросим или другими, скрытыми еще
в небытии и ожидании своего часа. Я еще раз подчеркиваю, что рассказал не о чем-то исключительном, а об обыкновенном, бывшем СИСТЕМОЙ, происходившем исторически вчера, когда люди были такими же, как и сегодня.
Глядя на наше вчера, мы думаем о будущем. Самое дорогое у нас -- жизнь. Ее нужно беречь. Фашизм, насилие и войны должны уйти, оставшись лишь в
книгах о прошлом. Заканчивая одну из них, желаю вам мира.»
Фашизм принёс народом земли неисчеслимые жертвы. В каждой европейской странеесть своё село и город боли и слёз. Они обвиняют фашизм. Фашизм обвиняют газовые камеры концентрационных лагерей смерти. Взывают о возмездии узники Бухенвальда, Дахау, Освенцима, мёртвые Бабьего Яра, сожжённные заживо жители белорусской деревни Хатынь.
Родина – земля твоего народа, Родина – это, прежде всего, её люди. И всякий добрый поступок, совершаемый человеком во имя людей, совершается во имя Родины… Война – это не страницы школьного учебника истории, это четыре года жизни, по тяжести равные десятилетиям, это незатухающая боль!
