Проект. Первый историк Казахского ханства-Мухаммад Хайдар ибн Мухаммад Хусайн Гурган (Мирза Хайдар Дуглат). 550-летию становления Казахского ханства посвящается

Жезказган, средняя школа № 3

Альмишева Ляззат Шайзаевна,

учитель казахского языка и литературы.

Тема проекта:

«Первый историк Казахского ханства-Мухаммад Хайдар ибн Мухаммад Хусайн Гурган (Мирза Хайдар Дуглат).

(550-летию становления Казахского ханства посвящается).

Первый историк Казахского ханства.

Время приводит к концу все живое. Однако абсолютной смерти нет. Смерть есть одновременно и жизнь в другой форме ее прявления: человек продолжает жить в нетленной памяти людей, поколений людей благодаря творениям своих рук, ума и сердца. Это положение подтверждается множеством фактов. В их числе находятся также жизнь, смерть и историческое бессмертие Мирзы Хайдара Дуглата (1499/1500-1550-/1551). Поистине нетленна память людская!

Мирза Хайдар-личность незаурядная, а его знаменитый труд «Тарих-и Рашиди»-едва ли не самый любопытный памятник мусульманской исторической литературы ХVІ века на персидском языке.

Настоящее полное имя автора этого труда-Мухаммад Хайдар ибн Мухаммад Хусайн Гурган. Но как пишет он сам, он был известен среди друзей под именем Мирзы Хайдар. Под этим же именем он встречается у большинства средневековых мусульманских авторов, этим именем его называют почти все европейские ученые и старшего поколения, и современные.

Точная дата рождения Мирзы Хайдара не известна. В своем сочинении он несколько раз лишь упоминает, что он появился на свет в 905 году хиджры (8 августа 1499 года-27 июля 1500 года), не указывая, к сожалению, ни числа, ни месяца, ни места своего рождения.

Мирза Хайдар происходил из весьма знатного и влиятельного племени дуглат, поэтому в научной литературе его часто называют Мирза Хайдар Дуглат. Его предки некогда были могущественными эмирами, по своему желанию возводившими на трон и низлагавшими принцев царствующей династии в восточных областях Чагатайского улуса-на территории современных Юго-Восточного Казахстана, Кыргызстана и Синьцзяня. Средневековые мусульманские источники называют эти земли Моголистаном.

Его отец Мухаммад Гурган («Зять ханского рода») был близким другом саршего хана (улуг хана) моголов Султан Махмуда (правил в Моголистане с 1487 по 1508 год), который в 1495 году назначил его правителем Ура-Тюбе.

Можно лишь гипотетически допустить, что Мирза Хайдар родился в Ура-Тюбе или в Ташкенте, который в те годы являлся местом пребывания Чагатаида Махмуд-хана. По матери Мирза Хайдар Дуглат был внуком чагатайского хана Юнуса (правил в Моголистане с 1463 по 1487 год), отца Махмуд-хана, и двоюродным братом тимурида Бабура (1483-1530), основателя империи Великих Моголов в Индии.

По словам самого Мирзы Хайдара, его мать, Хуб Нигар-ханым, третья дочь могольского Юнус-хана, «передала клад своей жизни хранителю загробной жизни», когда он был еще младенцем. В 1508 году отец Мухаммад Хусайн Гурган был убит в Герате по приказу Шейбани-хана. Так в свои восемь лет Мирза Хайдар остался сиротой. Более того, чтобы спасти свою жизнь, ему пришлось бежать из Бухары, где он оказался тогда по случаю, через Бадахшан в Кабул, куда он прибыл в 1509 году. Владетель Кабула и тех пределов Тимурид Бабур принял его как сына и опредлил ему воспитателей. В 1512 году Мирза Хайдар покинул Бабура, примкнул к Чагатаиду Султан Саиду, другому своему двоюродному брату, и вместе с ним ушел в Кашгарию. Там в 1514 году Султан Саид-хан основал Могольское государство с центром в Яркенде, так называемое Яркендское ханство.

Одаренный природой острым умом и многосторонними способностями, Мирза Хайдар отличался в то же время незаурядной личной храбростью и военными талантами. При участии в судьбе будущего автора «Тарих-и Рашиди» Бабура и Султан Саид-хана он получил хорошее мусульманское образование и усвоил литературные и культурные традиции своего времени в разноообразных областях науки, искусства и ремесел. Об этом Мирза Хайдар ясно высказывается в предисловии к своему труду. Об этом же пишет Бабур:

«После того как его отец был убит узбеками, он пришел ко мне и оставался у меня три-четыре года. Потом он испросил позволения отправиться в Кашгар к хану.

Всякая вешь возвращается к своему началу.

И чистое золото, и серебро, и олово.

Теперь он, говорят, остепенился и стал вести благочестивый образ жизни. К каллиграфии, к рисованию, к изготовлению стрел, наконечников стрел и колец для натягивания тетивы лука-ко всему его руки были ловки. Дарование к стихам у него тоже есть. Ко мне поступило от него послание: слог его недурен».

Мирза Хайдар одинаково свободно говорил и писал по-тюркски и по-персидски и носил поэтический псевдоним Айаз. Ему принадлежит поэма на тюркском языке под названием «Джахан-наме», создание которой связано с пребыванием Мирзы Хайдара в Бадахшане с 1529 по 1530 год. Знатное происхождение и личные способности определили служебную карьеру Мирзы Хайдара: в созданном Саид-ханом государстве он занял видное положение. Он возглавил удачную военную экспедицию моголов в Кафиристан зимой с 1527 на 1528 год, принимал деятельное участие в походах хана на Бадахшан, Ладак и Малый Тибет (1529-1533). После смерти Султан Саид-хана, наступивший 9 июля 1533 года, на престо в Яркенде вступил его старший сын Абл ар-Рашид, крайне враждебно настроенный против дуглатов. Мирзе Хайдару пришлось покинуть страну и перейти на службу к сыну Бабура-императору великих Моголов в Индии Хумаюну (правил с 1530 по 1556 год). В 1541 году Мирзе Хайдару удалось военной хитростью овладеть вилайетом (областью) Кашмир и основать там фактически княжесттво. Обояние его личности, о котором говорят индийские историки, в соединении с дипломатическими способностями позволили ему не только сохранить независимость своих владений в смутные времена императора Хумаюна, но и расширить их за счет новых завоеваний на востоке страны.

Мирза Хайдар Дуглат и погиб в Кашмире во время восстания местного населения. Обстоятельства его смерти таковы. По сведениям большинства нерративных источников индийского происхождения, написанных на персидком языке, осенью 1551 года вспыхнуло восстание шиитского населния (особая религиозно-политическая группировка в мусульманской общине) кашмирского вилайета, направленное против Мирзы Хайдара. Он выступил против мятежников с незначительным отрядом и решил совершить ночную атаку. Но прежде на совете приближенных объявил своего младшего брата Мирзу Абд ар-Рахмана престолонаследником, затем отдал приказ подготовиться к атаке. Так случилось, что ночь выдалась туманной и на редкость темной. Когда две протвоборствующие стороны вступили в стычку, Мирза Хайдар в сутолке был случайно убит стрелой собственного стрелка Назара Курчи. Воины Мирзы Хайдара, потеряв своего вождя, отступили и укрепились в крепости Индаркот. Кашмирцы, следуя мусульманским обычаям, похоронили тело Мирзы Хайдара на следующий же день в Мазар-и Салатин («Пантеон правителей» Кашмира) в Сринагаре.

Относительно года смерти Мирзы Хайдара Дуглата в источниках содержатся противоречивые сведения. Согласно известиям, которые мы находим в сочинениях «Бахаристан-и шахи», «Тарих-и Азам» и некоторых других, это печальное событие имело место 8 зулкада 957 года хиджры (19 ноября 1550 года). В сочиениях Абу-л-Фазла, Фиришта, Мухаммада Азама и других индийских историкоов, писавших по-персидски, годом смерти Мирзы Хайдара Дуглата приводится 958 год хиджры (1551). Эта же дата принята и большинством европейских ученых. Между тем, над могилой Мирзы Хайдара Дуглата в Мазар-и Салатин сохранились два надгробия с надписями. Один из них сделан из небольшого по размерам и ныне весьма обветшалого белого мрамора, в средней части которого высечен персидский стих, содержащий хронограмму на год смерти Мирзы Хайдара Дуглата, заключенную в словах «казаи-ий илахи»; числовое значение букв этих слов в арабской графике дает 957 год хиджры, что соответствует 20 января 1550-8 января 1551 года. Кто был автором этой надгробной надписи с хронограммой, не известно. Как пологают, надгробие из белого мрамора было сооружено в годы правления императора Хумаюна.Второе надгробие выполнено из крупногабаритного отпалированного и поныне хорошо сохранившегося черного гранита, отбиты на нем только края. Персидская надпись на граните содержит краткие биографические данные о Мирзе Хайдаре и год его смерти по хиджре-957 (1550). Происхождение этого надгробия хорошо известно. Зимой с 1822 на 1823 год Mr. William Moorcroft отправился из Индии в Среднюю Азию для «покупки бухарских лошадей». По пути оказавшись в Кашмире, он приказал Мир Иззатулла Моголу, который сопровождал его в поездке, соорудить над могилой Мирзы Хайдара Дуглата новое, достойное надгробие, что и было исполнено 23 февраля 1823 года. Поистине нетленна память людская!

Итак, наступил последний час, и погасла лампада земной жизни Мирзы Хайдара Дуглата. Было ему около пятидесяти лет. А ведь это совсем мало для мужчины-пятьдесят лет, даже в ХVІ столетии. Однако именно столько лет положила ему судьба.

Мера жизни человека, как известно, не в ее продолжительности, а в том, как он прожил ее, что он оставил после себя. Мирза Хайдар был не только искуссным военачальником и талантливым организатором, но и выдающимся историком, оставившим после себя один из самых интересных и ценных памятников мусульманской исторической литературы- «Тарих-и Рашиди», обессмертивший имя его автора.

«Рашидова история» («Тарих-и Рашиди») была написана в Кашмире в 1542-1546 годах на персидском языке. Стимулом для создания «Тарих-и Рашиди» послужило желание Мирзы Хайдара передать потомству свои уникальные, с его точки зрения, знания.

«На каом основании мог решиться сей нижайший из рабов божьих, лишенный способностей, на то, чтобы черкать бесталанным каламом (пером) по белизне бумаги?» На том основании, пишет далее Мирза Хайдар, что в дни молодости он слышал от повествователей преклонного возраста предания о могольских ханах и был очевидцем некоторых событий их истории. Теперь, по проишествии многих лет, когда Мирзе Хайдару самому пошел пятый десяток, он оглянулся на себя, на равных себе и узрел, что не осталось никого, кто знал бы эти предания и кто мог бы рассказать о тех обстоятельствах. Тогда у него и появился замысел собрать воедино все, что содержится в анналах истории о могольских ханах и племенах после принятия ими ислама, присовокупить к этому то, что услышано от «надежных людей», добавить все, что видел своими глазами, и составить книгу в двух частях. Но это не было единственной причиной изложения на «белизне бумаги» «Тарих-и Рашиди». Для самого Мирзы Хайдара это сочинение не было случайным эпизодом его литературной деятельности: оно было вызвано к жизни не служебными обязанностями, а личными мотивами. В предисловии сочнения говорится, что хотя теперь он покинул свою страну и отделился от моголов, и Абд ар-Рашид-хан очень плохо обошелся с ним и его родственниками, тем не менее он не может забыть доброту отца Абд ар-Рашида, Султан саид-хана, который принял его к себе как сироту в возрасте тринадцати лет, нежно любил, как своего сына, и в течение двадцати четырех лет оказывал почет и уважнеие, под чьим руководством и с чьими наставлениями он и достиг образованности и учености. Он желает поэтому на зло ответить добром. Независимо от того, примет ли благосклонно ханский сын этот труд или пожелает отвергнуть, он посвящает свое сочинение Рашид-хану для того, чтобы напомнить ему о себе и оставить память о нем людям.

Основное содержание «Тарих-и Рашиди»- история восточной ветви Чагатаидов, потомков второго сына Чингиз-хана, Чагатая, умершего в 1242 году, и внутренняя борьба в улусе, подготовившая возвышение племени дуглат и правление его владетелей в восточном Туркестане. Являясь основным и единственным в своем роде источником по истории Моголистана второй половины ХІV-первой половины ХVІ века, «Тарих-и Рашиди» содержит такой же богатый фактами и нередко уникального характера материал и по истории ряда тюркских народов Центральной Азии, а также тибетцев, кафиров и кашмирцев. Таково его описание нравов и обычаев жителей Кафирстана и Малого Тибета; таково его рассказ о тянь-шаньских кыргызах, имеющий важное этногенетическое значение и вызвавший массу исследовательской литературы.

Сочинение Мирзы Хайдара Дуглата занимает выдающееся место среди первоисточников по истории Казахского ханства. Сообщения о казахских владетелях, содержащееся в «Тарих-и Рашиди»,- в совокупнсти единственное в средневековой мусульманской историографии связаное изложение предыстории, истории образования и ранней истории Казахского ханства. Таким образом, Мирзу Хайдара Дуглата можно с полным правом называть первым историком Первого Казахского государства. Мусульманская литература очень высоко оценивает историческое сочинение Мирзы Хайдара. Вот, например, что пишет известный ирано-язычный автор рубежа ХVІ-ХVІІ веков Амин ибн Ахмад Рази:

«От него явилось в мир благие дела, был он многих и высоких дарований; правописание его было чисто, стиль ясный, стих изящный. Он был незаурядной храбрости и отваги и искусный военачальник, так что по указанию Султан Саид-хана он прошел путем через Кашгар в Тибет, вошел в Кашмир и водрузил там знамя владычества. В другой раз вторгся он в этот вилайет дорогой через Хинд и почти семь лет независимо управлял страной.

В конце концов в Кашмире он нашел свой конец. Его «Тарих-и Рашиди», написанная на имя Рашид-хана, правителя Кашгара, пользуется всеобщей известностью».

Сочинения Мирзы Хайдара оказало заметное влияние и на европейскую ориенталистику. Начиная с середины ХІХ века каждый ученый, касавшийся каких-либо проблем, связанных со средневековой историей Центральной Азии и Северной Индии, обращался к этому труду. Для темпов изучения «Тарих-и Рашиди» западноевропейской наукой показательно, что ужже в 1895 году благодаря усилиям Н.Илайеса и Е.Росса был опубликован английский перевод сочинения Мирзы Хайдара с предисловием, обширным введением и приложением (re-issue 1898; repr. 1970, 1973). В начале 1990-х годов американский ученый W. Thackston опубликовал персидский текст «Тарих-и Рашиди» с новым переводом на английский язык.

Что касается советского востоковедения, то десятки лет на самых разных уровнях отмечалась насущая необходимость полного научно комментированного перевода «Тарих-и Рашиди » на русский язык. Но время шло, а перевод этого уникального источника не появлялся. И вот, наконец, в 1996 году, на исходе двадцатого столетия, эту важную задачу в известной мере решили востоковеды из Узбекистана А.Урунбаев, Р.П.Джалилова, Л.М.Епифанова.

Каждый из названных выше переводов «Тарих-и Рашиди» на европейские языки имеет свои достоинства и недостатки. Но есть и общий для них фактор: все они являются не полными, а несколько сокращенными переводами, так что и теперь специалисту в ряде случаев приходится обращаться непосредственно к тексту оригинала. Также до сих пор отсутствует критическое издание «Тарих-и Рашиди», основанное на надежных списках, в совокупности дающих возможность восстановить весь текст сочинения. Все сказанное убеждает, что изучение «Тарих-и Рашиди» еще не закончено.

Мухаммад Хайдар ибн Мухаммад Хусайн Гурган (Мирза Хайдар Дуглат).

Люди «Белой кости».

При изучении социальной структуры казахского общества ханского периода можно четко выделить два главных принципа. Одан из них-разделение казахского общества на две основные противопоставленные друг другу социальные группы- ак сүйек («белая кость») и кара сүйек («черная кость»), которые различались не столько экономическими, сколько политическими и правовыми признаками. Причем разделение общества на группы по сословному признаку определяло и различия в правах. Соблюдался этот принцип строго. Известно, чем проще деление общества, построенного на неравенстве прав и обязанностей, на группы, тем резче сословное неравенство, и казахское представление о «белой» и «черной» кости ясно показывает, с какой жестокостью следовали тюрки идее наследственности аристократии.

Другой основополагающий принцип общественного устройства у казахов представляла иерархия родов и племен, которые входили в три объединения, называемые самими казахами Улы жуз, Орта жуз, Киши жуз. Соответственно этому принципу, общественное положение каждого отдельного представителя кара сүйек, будь он потомственным бием или рядовым кочевником, определялось степенью привилегированности его рода и племени. Разделение единого казахского народа на три жуза, три объединения племен делало сообщество казахов крайне строго и очень глубоко ранжированным.

Жесткое проведение в жизнь идеи наследственности аристократии четко отделило аристократию и предстваителей так называемых «святых родов» от простонародья.

Султаны. Высший аристократический слой и самую влиятельную политическую силу казахского общества в рассматриваемое время представляли султаны. Этим арабским словом сирийского происходжения первоначально обозначалось собирательное понятие о верховной власти- владычество, господство, а также власть, правительство. Не позднее второй половины ІХ века султаном стали называть и персонального носителя светской власти, в противоположность имаму, представителю религиозного авторитета. Первыми, кто ввел это слово в официальный обиход и надписи на монетах, были Великие Сельджуки (1038-1194). В Османской империи султаном называли государя. Однако султаном мого быть не только падишах, но и все принцы и принцессы династии Османов (1899-1922). В Малой Азии слово «султан» употреблялось также в среде членов суфийского братства и указывало на высокий ранг его носителя.

В Улусе Джучи (Золотая Орда) и Чагайтайском улусе (Туркестан) с ХІV века султаном назывался каждый член династии, происходившей от Чингиз-хана.

Чингизидские султаны составляли высшее сословие социальной иерархии- ак сүйек («белая кость»). Дети Чингизидов по праву рождения приобретали титул султана и вместе с ним все права, потомственно принадлежавшие этой социальной группе, независимо от экономических обстоятельств, а также нравственных, умственных и физических качеств того или иного лица. Султаном надо было только родиться. Родство по женской линии с «золотым родом» султанов не делегировало зятю никаких прав и привилегий Чингизидов. Монопольное право на ханский престол сохранялось только за Чингизидами, это право на давалось им с рождения и являлось естественно присущим им атрибутом. Действовало это право Чингизидов независимо от существующих этнических или государственных границ. Каждый Чингизид, независимо от того, к какой именно ветви династии потомков Чингиз-хана он относился, мог претендовать на ханский престол в любом месте, где ещще сохранялись в какой-то мере традиции Монгольской империи. Поэтому Чингизиды казахских улусов нередко оказывались то в роли падишахов каракалпаков и кыргизов, то в роли подставных ханов Хивы и Бухары.

Султаны не несли никаких повинностей, кроме воинской. Все Чингизиды казахских улусов имели единую тамгу- геральдический знакми один особый уран-боевой клич, выраженный словом «аркар», который простой народ не мог употреблять.

Привелегии султанов перед другими членами общества состояли также в том, что они были избавлены от телесного наказания и не подлежали суду биев. Творить суд над Чингизидом мог только старший султан или сам хан. Простые люди в разговорах не могли называть их по имени, а вместо имени должны были употреблять слово таксыр-господин. При встрече с султаном всякий простолюдин сходил с лошади и, становясь на одно колено, приветствовал его. Султан в ответ на приветствие клал ему на плечо свою руку и отвечал: «Аман ба?»- «Здоров ли (твой скот и твое семейство?)». Таким же образом поступали и в юртах. Одним из внешних признаков султанского достоинства считалась белая кошма. По случаю торжеств, на общих собраниях все представители «белой кости» садились только на белые кошмы. Султаны непременно должны были иметь шапки, «опущенные чернобурою лисицею и покрытые белой материею».

Если простолюдин присваивал себе из тщеславия титул султана, он в наказание получал от пятнадцати до тридцати ударов нагайкой. Если же человек «черной кости»-простолюдин, выдвая себя за носителя султанской крови, женился на султанской дочери или его родственнице, его подвергали наказанию, выражавшемуся в выплате полного куна, то есть платы за убийство мужчины.

Важно отметить здесь, что при всем этом султаны казахских улусов не относили себя ни к одному из тюрко-монгольских племен, ни к одному из казахских жузов, не разделялись на колена. Они были только представителями правящей династии и продолжали составлять замкнутую сословную организацию еще в начале ХХ века.

Словом, султаны своим юридическим положением резко ыделялись среди остального населения ханства, причем права, отличавшие их от других, издавна были наследственными. Политическими правами султтанов, осуществляемыми ими in corpore (сообща), были:

- участие в общем государственном управлении;

- участие в местном управлении;

- улусно-вотчинное управление.

Многие стороны внутренней жизни населения Казахского ханства остаются, к сожалению, нам неизвестными.

При встрече с султаном всякий простолюдин сходил с лошади и, становясь на одно колено, приветствовал его.

Мы не знаем, например, ни о воспитании султанов, ни о том, где они получали оразование. На то, что по крайней мере часть казахских султанов и степных вельмож были людььми образованными, указывают сведения из источников. По утверждению автора «Михман-наме-ий Бухара», написанного в 1509 году, какая-то часть казахской знати «отдает детей своих в школу». Казахский хан Шигай (умер в 1582 году), «выросший в степи и пустыне», по словам автора ХVІ века Хафиз-и Таныша, соочинял стихи. Казахский султан Мухаммад-Мумин, в течение пяти лет занимавший одну из высших должностей при дворе могольского хана в Кашгарии- аталыка (попечитель), «был мужем знающим и даровитым,-пишет Шах-Махмуд Чурас,-большую часть «Шах-наме» Фирдоуси знал наизусть и книги читал приятно на слух».

Здесь необходимо упомянуть и Кадыр Али-бия, сына Хошум-бия, представителя племени джалаир, автора начала ХVІІ века. Выходец из казахских степей и приближенный казахского Ораз-Мухаммад-султана, он сделал сокращенный пересказ на тюркский язык известного сочинения персидского историка Рашид ад-Дина «Джами ат-таварих» и составил свод сведений о родословиях и деятельности казахских ханов и султанов ХV- ХVІ веков.

Условия кочевого быта и постоянные распри, раздиравшие и разорявшие ханство, не благоприпятствовали распространению среди казахов письменности и книжного образования. Однако, как видно из приведенных материалов, верхушка казахского общества, по крайней мере в части своей, была прослойкой образованной, что можно рассматривать как одно из следствий привилегированного положения этого социального строя.

К ак сүйек относились также саййиды и ходжи, которых Чингизиды признали «первенствующим сословием» еще в начале ХVІ веке, когда в Улусе Джучи и Чагатайском улусе ислам сделался официальной религией.

Саййиды (буквально-вождь, господин, глава; не путать с арабским собственным именем-Са’ид).

Саййидами называли в мусульманском мире потомков Пророка Мухаммада (570-632) от его дочери Фатимы и четвертого халифа Али (правил с 656 по 662 год). Женщин называли саййида и ситти (моя госпожа).

Саййиды составляли обособленную группу в социальной иерархии мусульманского общества и искони пользовались у верующих не только почетом, но и многими привилегиями. В сознании мусульман саййиды часто отождествлялись со святыми (аулийа). Саййиды считались главными проводниками религиозных идей мусульманства и не подлежали смертной казни. Только они одни могли безнаказанно говорить всю правду мусульманским государям и даже укорять их за неправедный образ жизни.

В «Мунтахаб ат-таварих-и Муини» (начало ХV века) рассказывается, что государь Золотой Орды Азиз-хан (правил в 1360-х годах) вел развратный образ жизни, за что подвергся упрекам саййида Махмуда. Хан прислушался к саййиду, даже выдал за него свою дочь и выразил раскаяние, но через некоторое время вновь вернулся к прежнему образу жизни и был убит своими приближенными.

Краеугольным камнем политики Тимура было почитание религии и ее представителей, особенно саййидов. Жизнь потомков дома Пророка Мухаммада и потомков самого Тимура была неприкосновенной, куда бы их не забрасывала судьба. Войскам было запрещено грабить и захватывать в плен саййидов и ученых-теологов. Если саййиды совершали враждебные действия по отношению к Тимуру, то обычно подвергались только переселению в другие области или изгнанию из страны.

Саййиды брали себе жен из любого сословия, но неохотно выдавали своих дочерей за людей другого круга, так как потомки от такого брака, каково бы ни было их происхождение по мужской линии, приобретали все права и привилегии саййидов, потомков Пророка Мухаммада. Честь быть саййидом ценилась так высоко и саййиды так редко допускали в свое сословие посторонних, что бывали случаи, когда туркестанские государи-нечингизиды в ХVІІІ-ХІХ веках даже насильственно брали себе в жены девушек из потомков Пророка Мухаммада, чтобы уже их потомки могли присоединить к своим титулам и почетным эпитетам высокое звание «саййид».

Ходжа (буквально-хозяин, господин). В Туркестане такое почетное прозвание давалось людям, которые, по одной версии, считаются потомками ближайших сподвижников Пророка Мухаммада, четырех праведных халифов-Абу Бакра, Омара, Османа и Али (за исключением потомков последнего брака с дочерью Пророка Мухаммада Фатимой); а по другой версии-потомки первых арабов, завоевателей среднеазиатского междуречья Амударьи и Сырдарьи (Мавераннахра) и Южного Казахстана (VІІІ век).

Таким образом, в отличие от Чингизидов и саййидов, ходжи не имеют единой генеалогии. Согласно данным письменных источников, к ходжам, как и к предствителям «святых родов», нельзя было применять физическое воздействие. Среди ходжей особенно много было образованных людей, ученых мужей, служителей религии и государственных чиновников.

Ходжи стояли вне родов и племенных общин, а также не причисляли себя ни к казахам, ни к узбекам, ни к таджикам. Они, как и султаны и саййиды, составляли аристократическое сословие, занимали место на вершине социальной пирамиды и пользовались привилегированным положением.

Люди «Черной кости». Кочевники-скотоводы.

В противоположность «белой кости» остальной народ назывался кара сүйек («черная кость»).

Для обозначения различных категорий простолюдинов, в отличие от султанов, саййидов и ходжей, употреблялось несколько терминов карачу (караджи), карахалк, каракиши, кулкутаны, шаруа, пукара.

Кочевники-скотоводы. Согласно сведениям источников, рядовой кочевник-юридически свободное лицо, обладающее личными и имущественными правами. Лично свободный скотовод-кочевник, глава семьи, мог защищать по своему усмотрению имущество, давать свидетельские показания, участвовать в ежегодном «народном собрании».

В отличие от аристократического сословия у представителей кара сүйек прочно сохранялись деление на роды и племена. И общественное положение каждого представителя кара сүйек опрелелялось степенью привилегированности его рода и племени.

Убийство рядового кочевника наказывалось, хотя юридическая ответственность не была одинаковой и зависела от социального и общественного положения виновного.

Защита личности и имущественных прав свободных лиц обеспечивалось не государственным аппаратом, а исключительно солидарностью членов рода; государство в лице бия-родоначальника только обеспечивало родственникам, например, убитого осуществление права кровомщения, ограбленного-права на барымту (баранта -насильственный отгон скота).

Таким образом, отдельная личность воспринималась только как часть рода, и только род был юридической единицей. Этот характерный для кочевого быта способ осуществления прав приводил к тому, что человек, от которого отступился его род, оказывался беззащитным, оставался вне закона.

Старейшей по времени и главной по возможности была воинская повинность, возложенная на всех свободных казахов-кочевников в возрасте, дающим возможность нести ее. Мы не знаем, какими именно правами обладали исполняющие эту повинность (право участия в «народном собрании»?), понятно, что экономический стимул к участию в военных операциях был, но уже одна физическая способность нести эту повинность налагала на простых кочевников дополнительные объязанности, от которых освобождались султаны и бии.

Так, по «Жеты жаргы», всякий, «могущий носить оружие», должен был платить хану и биям двадцатую часть своего имущества ежегодно. Как называлась эта подать, в источниках указаний нет. Как она исполнялась, также неизвестно.

Можно предположить, что налоговая система для кочевой части населения определялась натуральными видами поставок и взаимных расчетов, а также основывалась на отработочных рентах, поскольку характерной чертой экономики ханства являлось кочевое скотоводство. Другой повинностью кочевников-скотоводов была постойная повинность, которую они несли в натуральной форме.

Продукты питания, идущие на содержание государя, его семьи и многочисленной свиты, население должно было отдавать во время объезда ханом улусов.

Можно предположить, что налоговая система для кочевой части населения определялась натуральными видами поставок и взаимных расчетов, а также основывалась на отработочных рентах, поскольку характерной чертой экономики ханства являлось кочевое скотоводство.

Бии. Из социальной группы кара сүйек особыми правами обладали только бии-предводители родов и племен. Слово бий представляет собой позднее видоизменение старого бек (бег) и не встречается в источниках раньше ХV века, а тюркское слово «бек» соответствует монгольскому нойон и арабо-персидскому эмир. Бии (беки) были сильны, многочисленны и влиятельны, что объяснялось древностью происхождения и старшинством возглавляемых ими родов. Бии казахских улусов пользовались некоторыми особыми правами: в пределах подвластных им родов только биям (кроме хана) принадлежала и судебная, и административная, и военная власть. Эта власть придавала биям определенный политический вес, который выражался в том, что вместе с султанами они участвовали в решении общегосударственных дел, являясь вместе с ними на ежегодно созываемое «народное собрание». Наиболее влиятельные родоначальники входили в «совет биев» при хане. Во время военных походов бии возглавляли оплчения своего рода или племени. Являясь важным звеном в ситсеме управления ханством, бий должен был сочетать в себе многие качества и выступать по меньшей мере в четырех ипостасях-военачальника, административного лица, судьи и представителя степной аристократии. Бии-наследники традиций далекого прошлого, поэтому они так органично усвоили все функции управления. Ведь и впрямь, бии (беки, беги) Центральной Азии и Дешт-и Кипчака древнее Чингизидов. В противоположность Чингизидам- денациональному сословию, бии составляли, так сказать, национальную аристократию, элиту социальной группы кара сүйек. По мнению Чокана Валиханова, для получения звания бия требовалось хорошо знать обычаи и традиции, а также-обладать ораторскими способностями, умение убедить, воздействовать на сознание слушателя, его чувства. О бие говорили: «Шешена (златоуст, оратор) язык ему дан». В своей речи они использовали множество пословиц и поговорок. Русский офицер Е.И.Шевалин, служивший в Казахстане, отмечал: «На языке кайсацком есть пословицы (макал), так отчетливо дающие понятия об их характере и народности вообще...Некоторые из них, нужно признаться, очень хороши... Всякий порядочный бий и султан помешан на пословицах и в разговоре с кайсаком старается пересыпать ими почти всякую фразу. Это рекоомендует у них человека умного, дельного и совершенно годного быть бием, судьею». Образцы красноречия биев, передавались из уст в уста, стали предметом изучения наших современников, оказывают влияние на творчество писателей, поэтов.

Бии. Из социальной группы кара сүйек особыми правами обладали только бии-предводители родов и племен.

Кулы. Кроме аристократии и простых людей, богатых и бедных, но лично свободных, в обществе казахов-кочевников было некоторое количество лично несвободных мужчин (кул) и лично несвободных женщин (кюн) -рабов.

Основными источниками пополнения рабов были плен, работороговля, долговая несостоятельность. Юридически рабы представляли собой самую бесправную социальную группу общества. Само состояние неволи лишало раба преимуществ правоспособного человека, ставило его наравне с вещью, скотом.

Раб не мог выступать в качестве свидетеля, не мог жаловаться на хозяина, даже если тот обходился с ним крайне жестоко.

Рабы не несли ответственности за свои преступления. Ответственность за преступления рабов несли их владельцы, которые обязаны были вознаграждать потерпевшую сторону за убытки, причиненные рабом. В свою очередь, дела, касавшиеся рабов, не подлежали суду биев. За все проступки невольника меры наказния опрелелялись его хозяином. Рабы не несли никаких государственных повинностей.

Общая характерная черта всех рабов, которая отличала их от других слоев общества,-личная зависимость от хозяина. Причем, зависимость эта была наиполнейшей. Согласно «Жеты жаргы», лишь владелец раба был властен над его жизнью и смертью. Составляя собственность владельца, которым мог стать в ханстве любой свободный человек, раб служил только своему господину и получал от него вознаграждение в виде питания и одежды.

Кулы. Кроме аристократии и простых людей, богатых и бедных, но лично свободных, в обществе казахов-кочевников было некоторое количество лично несвободных мужчин (кул) и лично несвободных женщин (кюн) -рабов.

Баи. Конечно, в казахском обществе существовало и деление по имущественному состоянию: бай (богатый)-кедей (бедный). Бай-слово тюркского происхождения; именно в этом значении-богатый-оно встречается в древнетюркских надписях и в позднесредневековых мусульманских источниках. Самим ранним, ХІІІ века, мусульманским источником, в котором слово «бай» употреблено в составе имени как показатель социального положения, является, как полагает В.В.Бартольд, рассказ Джувейни о мусульманине Махмуд-бае, везире языческого кара-китайского гурхана.

По мнению ряда исследователей, этнонимы байындыр и байат восходят к словам бай и байан. В 1934 году в Турции предприняли попытку придать слову «бай» новое значение. Правительственным указом было предписано, чтобы турецкие граждане при обращении с речью к собранию и отдельному лицу, в беседе и при частной переписке употребляли перед собственным именем мужчин слово бай, перед именем женщин-байан.

Баем, по словам средневековгого автора Ибн Рузбихана, назывался в степи всякий «влиятельный богач», владевший большим количеством скота и движимого имущества, включая «дома-повозки». Богатство представлялось тогда неотделимым от власти, и «люди степи», по рассказу Чингизида Мухаммада Шейбани-хана, «прилагают большие усилия и заботы, чтобы в короткое время от размножения овец собрать огромные богатства и чтобы от разведения мелкого рогатого скота добыть в этой бескрайней степи большое состояние». Богатейшие из казахов имели десятки домов-повозок, сотни верблюдов, много десятков тысяч овец и насчитывали в табунах своих по пятнадцать, восемнадцать и даже по двадцать шесть тысяч лошадей. Для скотовладельцев богатство служило предметом тщеславия.

«Однажды спросил я одного владельца 8 000 лошадей,-пишет автор первой половины ХІХ века А.И.Левшин,-почему он не продает ежегодно по некоторой части табунов своих. Он отвечал мне: «Для чего стану я продовать мое удовольствие? Деньги мне не нужны; я должен запереть их в сундук, где никто не увидит их. Но теперь, когда табуны мои ходят по степям, всякий смотрит на них, всякий знает, что они мои, и всякий говорит, что я богат».

У казахов-кочевников баи составляли довольно многочисленную прослойку общества. Однако здесь следует строго оговорить, что баи не представляли собой сословия: баи были и среди султанов, и среди биев, и среди рядовых кочевников.

Богатство, материальное благополучие, несомненно, давали огромные выгоды и поднимали престиж. Тем не менее, большое состояние не гарантировало особых прав. Значение отдельных баев в обществе определялось значением сословия, к которому они принадлежали. Какой-нибудь султан, например, мог быть даже бедным, но он пользовался всеми правами и привилегиями, которыми закон наделял эту социальную группу общества.

Звание бая совмещало в себе, таким образом, два признака-экономический и политический. Экономическое значение бая определялось размерами его богатства, а богатство-основа его «благополучной и покойной жизни»-придавло в свою очередь известное политическое значение и вес в обществе.

Согласно «Жеты жаргы», бай, если он не был султаном или бием, платил хану, как и всякий «могущий носить оружие», «двадцатую часть своего имущества ежегодно».

В 1934 году в Турции предприняли попытку придать слову «бай» новое значение. Правительственным указом было предписано, чтобы турецкие граждане при обращении с речью к собранию и отдельному лицу, в беседе и при частной переписке употребляли перед собственным именем мужчин слово бай, перед именем женщин-байан.

Батыры. Все свободные кочевники несли воинскую повинность. Население степей, по существу, представляло собой вооруженную массу людей. Причем ношение оружия было не только законным правом свободного скотовода, но даже обязанностью. На народном собрании- курултае- безоружный мужчина не имел права голоса, а младшие могли не уступать ему места.

В силу важности военных традиций в жизни кочевников воинская доблесть высоко ценилась. Кто в битвах больше других «рубил головы, проливал кровь», тот пользовался общим уважением, а личная храбрость в сражении и умелое руководство военными действиями на войне отмечались почетным титулом батыр (бахадур, багатур)- в таком произношении это тюрко-монгольское слово в ХV веке перешло и в русский язык. Особо выдающиеся рубаки, многократные герои поля брани получали, как свидетельствует источник ХV века, звание толыбатыра (толубахадур)- «полный богатырь», человек безмерной отваги, стойкости, силы. Как титул слово «батыр» прибавлялось к собственному имени храбреца. Этот почетный титул-звание мог получить за свои личные воинские подвиги и качества любой свободный член кочевого общества, будь он рядовым воином или принцем крови. Звание батыра не передавалось по наследству.

Значение батыров, профессиональных военных, определялось их ролью в военной жизнью, а также близостью ко двору хана или влиятельного султана. По своему статусу батыры относились к группе привилегированных особ казахского общества. Однако в большинстве свооем они не имели иной власти в обществе, кроме той, которую им обеспечивали их личные качества, и потому чаще других выступали в роли узурпаторов права на управление родами.

Имена батыров были известны во всех уголках Степи. Славили их, слагали о них богатырские предания жырау- певцы-импровизаторы. В памятнике средневекового тюркского эпоса говорится: «С кобзой в руке, от народа к народу, от бека к беку идет певец; кто из мужей отважен, кто негоден, знает певец».

Вот как описывает батыра Казтуган-жырау:

Чело исполина,

Кольчуга, как льдина,

И раб у него грделив, как султан.

.......................................................

Для диких коней-он длинный курук,

Орде он опора, народу он друг.

Аксакалы. Определенное место в социальной структуре казахского общества принадлежало аксакалам (буквально-белобородые; по-персидски- риш-и сафидан).

Коль речь зашла об аксакалах, интересны, на мой взгляд, и другие сведения из тюркских средневековых литературных памятников о делении всего периода жизни человека на возрастные отрезки и их обозначении. Источники называют семь основных возрастных периодов. Шесть из них относятся к детскому, юношескому и зрелому возрасту и имеют два основных обозначения: бала- дитя и йигит (по-казахски-жигит)-молодец. Так, емчек (по-казахски- емшектеги ) бала- грудной младенец; кичик (по-казахски- кишкинтай ) бала -маленький ребенок до отрочества; боз бала -отрок; йаш йигит (по-казахски- жас жигит )-юноша; йигит (жигит)-мужчина в расцвете сил; йигит (жигит) агасы -мужчина лет пятидесяти; аксакал или карт -человек в возрасте, старик, или кари и шал -седой, метафорически-старик.

Грудной возраст-самый короткий период в жизни человека, он длится до десяти-двенадцати месяцев. Судя по тому, что в гареме мальчики находились при матерях лишь до семи-восьми лет, а потом их отделяли, переход к следующему возрастному классу, к боз бала, соответствовал возрасту после восьми лет. Когда отрок достигал возраста йаш йигита (жас жигит), совершеннолетия, то ему, если он был Чингизидом, по словам хивинского хана-историка Абу-л-Гази (1603-1664), требовались вилайет -владение, иль (эль) -поданные и мал-определенное количество скота и имущества. Насколько можно судить по материалам источников, совершеннолетие наступало в возрасте шестнадцати-восемнадцати лет. После двадцати лет начинался возраст йигита- жигита, зрелый возраст, а около сорока лет-средний возраст.

Учитывая, что для пятидесятилетних существовало основное обозначение- йигит (жигит) агасы, переход к следующему возрастному классу, к аксакалам, соответствовал возрасту после шестидесяти лет. Впрочем, точная граница, очевидно, не устанавливалась и была скорее интуитивной.

Продолжительность жизни была разной, ее определяли социальные условия, для людей, занимавших нижнюю ступень общественной лестницы, она не была велика. Тем не менее в текстах средневековых письменных памятников неоднократно называются люди весьма почтенного возраста, достигшие семидесяти, восьмидесяти и даже ста лет.

Замечательно, что средневековые авторы в один голос говорят о юности как о безрассудном, счастливом времени, когда буквально все-и неудачи в любви, и обиды ближнего, и личные сомнения, возможная опасность-благодать. Отмечается, что возраст безжалостно отнимает у нас, у людей, что-то очень важное, существенное, с ураганной скоростью уносит это в невозвратную даль.

Вместе с тем, уверяют они, возраст одаривает людей опытом и мудростью. Еще в эпоху Саманидов (875-999), согласно известиям Низам ал-Мулька, существовало правило, согласно которому в наместники областей не назначались лица моложе тридцати пяти лет. Интересно здесь то, что верхний предел молодого возраста составлял и тогда, в конце первого тысячилетия, тридцать пять лет.

По сведениям источников , аксакалы играли часто важную роль в политической жизни-выступали парламентерами и ходатаями при заключении мирных соглашений между враждующими сторонами, иногда заменяли на время должностных лиц, выполняли и другие почетные обязанности.

По определению В.В.Бартольда, аксакалы- это лица, фактически без определенных юридических полномочий, но пользовавшиеся почетом по своему возрасту, богатству и прежним заслугам.

Согласно правилу, определяющему места с правой и левой сторон, аксакалы (карты), по словам автора «Бахр ал-асрар» Махмуда ибн Вали, распологались при дворе Аштарханидов ХVІІ веке по левую, почетную, сторону. Такое же почетное место принадлежало аксакалам и у казахов.

Таким образом, казахское общество представляло собой иерархически организационную социальную структуру сословных групп и прослоек, находившихся между собой в тесных и неодинаковых связях.

Улусы и жузы

Высшая власть в государстве была сосредоточена в руках хана, однако при единстве власти управление не было единым.

Улусы. Как все государства кочевников, Казахское ханство, состоящее из крупных и мелких владений-улусов, рассматривалось как собственность всей царствующей фамилии. Улус являлся основной формой, административно-политической организации казахов-кочевников в ХV-ХVІ веках. В пределах улуса были представлены все социальные группы и категории-от Чингизидов до рабов. Первичной социальной ячейкой улуса была семья-кибитка (в источнике-ханевар), в которую кроме членов семьи входили также слуги и рабы. Несколько семей-кибиток составляли колено (в источнике- фирке ), а несколько колен-род или племя (в источнике- таифа ), объединение которых и составляло население улуса. Для обозначения людей всего улуса обычно применялся тюркский термин эль (ил, иль). Эль составлял основу улуса. Уход, потрея людей означали развал, гибель улуса. Улус имел свою территорию, которая называлась тюркским словом йурт. Как свидетельствуют источники, территории улусов были относительено стабильны и, видимо, хорошо известны даже за пределами Казахского ханства.

«В каждом известном улусе есть свой полновластные султан из потомков Чингиз-хана»,-говорится в источнике.

Власть султана, стоящая над народом-элем, действовала на всем пространстве данного йурта.

Таким образом, улус казхов представлял собой сложвишееся в условиях кочевого быта автномное административно-политическое образование. Наличие неизменных йуртов (территории) придавало улусу территориально-географическую стабильность, «полновластие» султанов собщало ему политическое содержание, а размещенные в определенной местности роды и племена, составляющие эль улуса, являлись объектом политической власти, субъектом социально-экономических отношений, а также вооруженной охраной улуса.

Каждый улус насчитывал в своем составе в среднем около десяти тысяч семей-кибиток, а это около шестидесяти тысяч человек.

Однако в условиях, когда только сила обеспечивала безопасность эля и йурта от внешних врагов, самостоятельное существование в степи относительно немногочисленного по населению политико-экономического образования было сопряжено с большими трудностями или вообще невозможно. Поэтому улусы, состоявшие приблизительно из десяти тысяч «домов-повозок», объединялись в более крупные.

Принцип объединения был основан на близких родственных связях султанов-правителей. Улусы султанов одного семейства составляли улусное объединение, во главе которого стоял старший по возрасту. Султаны мелких улусов после смерти своих старших родственников переходили в более крупные. Существовали, видимо, и другие принципы объединения.

Улусное объединение не имело особого названия, оно представлялось в источниках именем крупноулусного султана. Численность населения каждого укрупненного улуса приблизительно составляла триста-четыреста тысяч человек, а число воинов одного такого улуса колебалось от тридцати до пятидесяти тысяч. В ХVІ веке Казахское ханство включало в свой состав около двадцати обычных, или три укрупненных улуса.

Жузы. Улусная система не являлась единственной формой организации ханского общества. По крайней мере с начала ХІІ столетия все казахские роды и племена были объединены в три группы, именуемые самими казахами Улы жуз (Большой, или Старший, жуз ), Орта жуз (Средний, или Срединный, жуз) и Киши жуз (Малый, или Младший, жуз). В дореволюционной исторической литературе вместо термина жуз уптореблялся в давние времена вошедший в русский язык термин орда.

Жузы получили свое название не по числу принадлежавших к ним кочевников (Киши жуз был самым многочисленным), но по старшинству входивших в их состав родов. При этом старшинство между родами и жузами определялось по прямой линии: «самый последний род» Улы жуза имел преимущество перед «самым старшим родом» Орта жуза и так далее. Оправдывалось это тем, что «предок старше»- атасы үлкен.

Согласно этнографичесим наблюдениям, порядок страшинства соблюдался при определении места в боевом порядке, при разделении военной добычи; при вступлении в дом и рассаживании по местам; при открытии торжества; при подаче угощения, предлагаемого в гостях и на пирах.

Мы не имеем точных свдений о том, когда и как именно образовались казахские жузы. Из ираноязычных и тюркоязычных сочинений мы узнаем и имена ханов, и как складывались взаимоотношения меджу ними, о набегах и воинах, о маршрутах и способах кочевния, и даже такие этнографические подробности, как технология изготовления мягких кожаных накидок. Но когда речь заходит о территориально-администраитвных структурах Казахского ханства, везде фигурирует термин улус- удел-владение, а также государство, и только.

В специальной литературе нет единого мнения о времени образования казахских жузов. В.В.Вельяминов-Зернов (1832-1904) и ряд других авторов исходили из факта существования поначалу единого казахского владения, разделившегося в конце ХVІ-ХVІІ века на три орды (жузы).

В истории казахского народа жузами принято называть определенные союзы племен, осознающих свою принадлежность к единой казахской народности и населяющих фиксированную традицией часть общеказахской территории.

Киши жуз занимал территорию нынешнего Западного Казахстана. Его кочевья располгались по просторам Устюрта, а также по притокам рек Ори, Урала, Илека, Эмбы, в районе Мугоджарских гор. Зимние стоянки обустраивались в районе реки Иргиз, в низовьях Сырдарьи, к западу от Аральского моря-на полуострове Мангышлак, у восточной части Прикаспийской низменности.

Орта жуз занимал территорию Центрального, Северного и Восточного Казахстана. Его летние кочевья и зимние стоянки находились по реке Сарысу, в верховьях Ишима, по притокам Тобола, Тургая, в регионе Улытауских гор и прилегающих к ним гор.

Улы жуз распологался в Юго-Восточном Казахстане.

Четырехвековое существование жузовой структуры оказало столь сильное воздействие на этническое самосознание казахского народа, что и сейчас она не только сохраняется в памяти едва ли не каждой казахской семьи, но влияет на повседневную жизнь казахов.

Мұхаммед Хайдар Дулати (905 һижра жылы (1499), Ташкент – 958 һижра жылы (1551), Кашмир уәлаяты, Үндістан)