Просмотр содержимого документа
«А.Н. Островский. Литературная гостинная.»
«Его называли Колумбом Замоскворечья»
Литературный вечер о жизни и творчестве А.Н. Островского)
Цели:
Значение А. Н. Островского в развитии русской драматургии и театра; воспитание эстетических идеалов у подростков.
Развитие понятия о драматическом произведении, формирование устойчивого интереса к театру через творческую деятельность учащихся.
Оформление: Левая часть сцены оформлена как картинная галерея. Здесь портреты писателей и художников второй половины XIX века. В центре — портрет А. Н. Островского работы В. Перова. Центральная часть сцены имитирует обстановку среднего достатка купеческого дома: стол, накрытый белой скатертью с вышивкой, книга пьес Островского; деревянные стулья, в углу — фикус, цветастые занавески, комод, этажерка с безделушками. На стене — фотографии. Рядом — ширма, из-за которой виднеется кушетка с подушечками, на полу — небольшой коврик или половик. Правая часть сцены -г русский лес: елочки, березки, цветы, небольшой пенек под деревом.
Костюмы (или детали одежды): на девушках — длинные юбки со сборками, кофты с рюшами, шали. На юношах — рубахи, подпоясанные широкими поясами или ремнями, брюки заправлены в сапоги. На ведущих и посетителях музея — повседневная современная одежда. В сцене из «Снегурочки» Весна и Цветы в легких летящих платьях или пестрых сарафанах, на головах — венки из цветов, в руках тоже цветы.
(Звучит музыка: С. В. Рахманинов. Концерт №2, ч. 1. На сцену выходят экскурсовод и посетители музея. Они останавливаются перед картинами,рассматривают их. На экране — портрет А. Н. Островского.)
Экскурсовод: А теперь я попрошу вас, молодые люди, обратить особенное внимание на картину работы известного русского художника Валентина Перова. Перед нами портрет А. Н. Островского, написанный в 1871 году. Тогда за плечами драматурга уже были и слава, и известность, и сотни постановок его пьес на сценах столичных и провинциальных театров. Что увидел в нем Перов? Кто перед нами? Вглядитесь — и вы удивитесь явной непарадности этого портрета.
Экскурсовод: Перед нами — работник, труженик, и даже руки, тяжело лежащие на коленях, как бы свидетельствуют об этом. Островского можно по праву назвать тружеником. Он писал непрерывно. Пожалуй, нет среди русских драматургов тех, кто мог бы соперничать с Островским в числе прижизненных постановок пьес. 44 пьесы писателя игрались постоянно, их названия не сходили с афиш.
Девушка: На этом портрете драматург уже немолодой.
Экскурсовод: Да, перед нами тот, кого запечатлела, кисть мастера в зрелые годы. Он уже занял особое место в русской культуре. Точнее, не занял, а основал. Так как именно А. Н. Островский открыл читателю и зрителю удивительный, дотоле неизвестный мир купеческого Замоскворечья.
Ученик: Писателя считали летописцем этой жизни и по праву назвали «Колумбом Замоскворечья».
Девушка: Именно он показал миру нового героя: купца-старообрядца и купца-капиталиста, купца, ездящего за границу и занимающегося своим бизнесом.
Экскурсовод: Островский распахнул настежь дверь в мир жестоких нравов и «горячих сердец», именуемый «купечество», который до этого был скрыт от любопытных глаз.
Ученик: Он настолько откровенно рассказал обо всем читателю, что иногда просто поражаешься: как мог драматург настолько тонко изучить все детали купеческой жизни!
Экскурсовод: Ничего удивительного здесь нет. Островский прошел три важнейшие школы в своей жизни (ребята в недоумении глядят друг на друга): первая — университет, давший знания в юриспруденции и истории. Вторая — театр, учивший ценить меткое слово и яркое сценическое действие. Третья, и, как для любого человека, главная, — сама жизнь.
Девушка: Точно: юридическая практика отца писателя, знакомство с купцами, улицы Замоскворечья.
Ученик: Служба в Московском совестном, а затем — в коммерческом суде. Практика — великая вещь!
Экскурсовод: Обязанности у Островского были достаточно ответственные: он должен был принимать устные жалобы посетителей. А какие истории они ему рассказывали — произносили монологи и вступали в диалог!
Юный художник: Практически готовые сюжеты для будущих «пьес жизни», не правда ли?
. Девушка: Именно так. Я думаю, не случайно в литературе его царством стала драматургия —- мир живого звучащего слова!
Экскурсовод: Молодцы, ребята! Вы хорошо знаете русскую литературу и жизнь замечательных ее людей. А вот известно ли вам, что молодой драматург начинал с подражания Н. В. Гоголю?
Девушка: В чем именно?
Экскурсовод: С легкой иронии, беззаботного смеха над героями, над их миром. Приземленность и простота персонажей Островского были забавны и трогательны. Вот, например, в «Записках замоскворецкого жителя» он писал (На сцене появляется чтец. Он садится к столу, берет книгу, читает. Его чтение должно быть предельно выразительным, отражающим неповторимый стиль и авторскую иронию.)
Чтец: Некоторые дамы имеют обыкновение изменять модным костюмам, прибавляя что-нибудь своего изобретения... чтобы понаряднее. А понаряднее значит у нас поразноцветнее. Нелишним считаю сказать, что некоторые дамы имеют к иным цветам особую привязанность. Одна любит три цвета, другая четыре; и что бы они ни надели, все любимые цвета непременно присутствуют на их костюме.
Девушка: Ну точно как дамы города N из «Мертвых душ» Н. В. Гоголя!
Чтец: Но тем не менее цензура усмотрела в пьесах драматурга крамольные вещи! Так, в 1850 году разразился настоящий скандал. Островский опубликовал пьесу «Банкрот» («Свои люди — сочтемся!») Произведение было даже запрещено к постановке на сцене.
Ученик: Интересно, что же такого запретного, вредного увидели критики в пьесе? Сюжет ее прост: жадность и самодурство губят главного героя Самсона Большова. По совету ловкого и хитрого приказчика Подхалюзина он переводит на его имя все свое имущество и объявляет себя банкротом.
Девушка: А заканчивается все печально: от Большова отказываются все: родная дочъ, ее жених, знакомые. Все как в настоящей жизни!
Ученик: Вот и я говорю: в чем же здесь криминал? Почему Николай I сразу же запретил пьесу, наложив резолюцию: «Напрасно печатано, играть же запретить во всяком случае». И 10 лет произведение находилось под арестом!
Чтец: Я думаю, надо встретиться с героями пьесы, увидеть, какую грань жизни купечества реалистически раскрыл Островский. (Все уходят. Чтец — в стороне от места основного действия. Комментирует происходящее.)
Сцена 1. « Свои люди — сочтемся!»
(Сцена из действия 3, явление 4.)
(Звучит русская песня «Черный ворон, друг ты мой залетный». На сцене Самсон Силыч Большов и Аграфена Кондратьевна, его жена, Подхалюзин, Липочка.)
Аграфена Кондратьевна (причитает): Голубчик ты мой, Самсон Силыч, золотой ты мой! Оставил ты меня сиротой на старости лет!
Большов: Полно, жена, перестань!
Олимпиада Самсоновна: Что это вы, маменька, точно по покойнике плачете! Не бог знает что случилось.
Большов: Оно точно, дочка, не бог знает что, а все-таки отец твой в яме сидит.
Олимпиада Самсоновна: Что ж, тятенька, сидят и лучше нас с вами.
Большов: Сидят-то сидят, да каково сидеть-то! Каково по улице-то идти с солдатом! Ох, дочка! Ведь меня сорок лет в городе-то все знают, сорок лет все в пояс кланялись, а теперь мальчишки пальцами показывают.
Аграфена Кондратьевна: И лица-то нет на тебе, голубчик ты мой! Словно ты с того света выходец!
Подхалюзин: Э, тятенька, бог милостив! Все перемелется — мука будет. Что же, тятенька, кредиторы-то говорят?
Большов: Да что: на сделку согласны. Что, говорят, тянуть-то, еще возьмешь ли, нет ли, а ты что-нибудь чистыми дай, да и бог с тобой.
Подхалюзин: Отчего же не дать-с! Надать дать-сГ Амного ли, тятенька, просят?
Большов: Просят-то двадцать пять копеек.
Подхалюзин: Это, тятенька, много-с!
Большов: И сам, брат, знаю, что много, да что ж делать-то? Меньше не берут.
Подхалюзин: Как бы десять копеек, так бы ладно-с. Семь с половиною на удовлетворение, а две с половиною на конкурсные расходы.
Большов: Я так-то говорил, да и слышать не хотят.
Подхалюзин: Зазнались больно! А не хотят они восемь копеек в пять лет?
Большов: Что ж, Лазарь, придется и двадцать пять дать, ведь мы сами прежде так предлагали.
Подхалюзин: Да как же, тятенька-с! Ведь вы тогда сами изволили говорить-с, больше десяти копеек не давать-с. Вы сами рассудите: по двадцати пяти копеек денег много.
Большов: Да что ты мне толкуешь-то: я и сам знаю, что много, да как же быть-то? Потомят года полтора в яме-то, да каждую неделю будут с солдатом по улицам водить, а еще, того гляди, в острог переместят: так рад будешь и полтину дать. От одного страма-то не знаешь, куда спрятаться.
Подхалюзин: Э, маменька, бог милостив, как-нибудь отделаемся! Не вдруг-с!
Аграфена Кондратьевна: Дай-то господи! А то уж и я-то, на него глядя, вся измаялась.
Большов: Ну, как же, Лазарь?
Подхалюзин: Десять копеечек, извольте, дам-с, как говорили.
Большов: А пятнадцать-то где же я возьму? Не из рогожи ж мне их таять.
Подхалюзин: Я, тятенька, не могу-с. Видит бог, не могу-с!
Большов: Что ты, Лазарь, что ты! Да куда ж ты деньги-то дел?
Подхалюзин: Да вы извольте рассудить: я вот торговлей завожусь, домишко отделал.
Большов: Выручайте, детушки, выручайте!
Подхалюзин: Вот вы, тятенька, изволите говорить, куда я деньги дел? Как же-с? Рассудите сами: торговать начинаем, известное дело, без капитала нельзя-с, ваяться нечем; вот домик купил, заведеньице всякое домашнее завели, лошадок, то, другое. Сами извольте рассудить! Об детях подумать надо.
Олимпиада Самсоновна: Что ж, тятенька, нельзя же нам самим ни при чем остаться. Ведь мы не мещане какие-нибудь.
Подхалюзин: Вы, тятенька, извольте рассудить: нынче без капитала нельзя-с, без капитала-то немного наторгуешь.
Олимпиада Самсоновна: Я у вас, тятенька, до двадцати лет жила — свету не видала. Что ж, мне прикажете отдать вам деньги да самой опять в ситцевых платьях ходить?
Большов: Что вы! Что вы! Опомнитесь! Ведь я у вас не милостыню прошу, а свое же добро. Люди ли вы?..
Олимпиада Самсоновна: Известное дело, тятенька, люди, а не звери же.
Большов: Лазарь! Да ты вспомни те, ведь я тебе все отдал, все дочиста; вот что себе оставил, видишь! Ведь я тебя мальчишкой в дом взял, подлец ты бесчувственный! Поил, кормил вместо отца родного, в люди вывел. А видел ли я от тебя благодарность какую? Видел ли? Вспомни то, Лазарь, сколько раз я замечал, что ты на руку не чист! Что ж? Я ведь не прогнал тебя, как скота какого, не ославил на весь город. Я тебя сделал главным приказчиком, тебе я все свое состояние отдал, да тебе же, Лазарь, я отдал и дочь-то своими руками. А не случись со мною этого попущения, ты бы на нее и глядеть-то не смел.
Подхалюзин: Помилуйте, тятенька, я все это очень хорошо чувствую-с!
Большов: Чувствуешь ты! Ты бы должен все отдать, как я, в одной рубашке остаться, только бы своего благодетеля выручить. Да не прошу я этого, не надо мне; ты заплати за меня только, что теперь следует.. .
Подхалюзин: Отчего бы не заплатить-с, да просят цену, которую совсем несообразную.
Большов: Да разве я прошу! Я из-за каждой вашей копейки просил, просил, в ноги кланялся, да что же мне делать, когда не хотят уступить ничего?
Олимпиада Самсоновна: Мы, тятенька, сказали вам, что больше десяти копеек дать не можем, — и толковать об этом нечего.
Большов: Уж ты скажи, дочка: ступай, мол, ты, старый черт, в яму! Да, в яму! В острог его, старого дурака. И за дело! Не гонись за большим, будь доволен тем, что есть. А за большим погонишься, и последнее отнимут, обберут тебя дочиста. И придется тебе бежать на Каменный мост да бросаться в Москву-реку. Да и оттедова тебя за язык вытянут да в острог посадят. (Все молчат.) А вы подумайте, каково мне теперь в яму-то идти. Что ж мне, зажмуриться, что ли? Мне Ильинка-то теперь за сто верст покажется. Вы подумайте только, каково по Ильинке-то идти. Это все равно, что грешную душу дьяволы, прости господи, по мытарствам тащат. А там мимо Иверской, как мне взглянуть-то на нее, на матушку?.. Знаешь, Лазарь, Иуда — ведь он тоже Христа за деньги продал, как мы совесть за деньги продаем... А что ему за это было? А там Присутственные места, Уголовная палата... Ведь я злостный — умышленный... ведь меня в Сибирь сошлют. Господи!.. Коли так не дадите денег, дайте Христа ради! (Плачет.)
Подхалюзин: Что вы, что вы, тятенька? Полноте! Бог милостив! Что это вы? Поправим как-нибудь. Все в наших руках!
Большов: Денег надо, Лазарь, денег. Больше нечем поправить. Либо денег, либо в Сибирь.
Подхалюзин: И денег дадим-с, только бы отвязались! Я, так и быть, еще пять копеечек прибавлю.
Большов: Эки года! Есть ли в вас христианство? Двадцать пять копеек надо, Лазарь!
Подхалюзин: Нет, это, тятенька, много-с, ей-богу много!
Большов: Змеи вы подколодные! (Опускается головой на стол.)
Аграфена Кондратьевна: Варвар ты, варвар! Разбойник ты эдакой! Нет тебе моего благословения! Иссохнешь ведь и с деньгами-то, иссохнешь, не доживя веку. Разбойник ты, эдакой разбойник!
Подхалюзин: Полноте, маменька, бога-то гневить! Что это вы клянете нас, не разобрамши дела-то!
Олимпиада Самсоновна: Уж вы, маменька, молчали бы лучше! А то вы рады проклять в треисподнюю. Знаю я: вас на это станет. За то вам, должно быть, и других детей-то бог не дал.
Аграфена Кондратьевна: Сама ты молчи, беспутная! И одну-то тебя бог в наказание послал.
Олимпиада Самсоновна: У вас все беспутные — вы одни хороши. На себя-то посмотрели бы, только что понедельничаете, а то дня не пройдет, чтоб не облаять кого-нибудь.
Аграфена Кондратьевна: Ишь ты! Ишь ты! Ах, ах, ах!.. Да я прокляну тебя на всех соборах!
Олимпиада Самсоновна: Проклинайте, пожалуй!
Аграфена Кондратьевна: Да! Вот как! Умрешь, не сгниешь! Да!
Олимпиада Самсоновна: Очень нужно!
Большов (встает). Ну, прощайте, дети.
Подхалюзин: Что вы, тятенька, посидите! Надобно же как-нибудь дело-то кончить!
Большов: Да что кончать-то? Уж я вижу, что дело-то кончено. Сама себя раба бьет, коли не чисто жнет! Ты уж не плати за меня ничего: пусть что хотят со мной, то и делают. Прощайте, пора мне!
Подхалюзин: Прощайте, тятенька! Бог милостив — как-нибудь обойдется!
Большов: Прощай, жена!
Аграфена Кондратьевна: Прощай, батюшко Самсон Силыч! Когда к вам в яму-то пущают? Большов: Не знаю!
Аграфена Кондратьевна: Ну, так я наведаюсь: а то умрешь тут, не видамши-то тебя.
Большов: Прощай, дочка! Прощайте, Алимпияда Самсоновна! Ну, вот вы теперь будете богаты, заживете по-барски. По гуляньям это, по балам — дьявола тешить! А не забудьте вы, Алимпияда Самсоновна, что есть клетки с железными решетками, сидят там бедные-заключенные. Не забудьте нас, бедных-заключенных.
(Уходит с Аграфеной Кондратъевной, затем уходят и Липочка с Подхалюзиным. Звучит песня «Жалобно стонет ветер осенний». Муз. Д. Михайлова, сл. М. Пугачева.)
Чтец: Вот такая история. Большов жил нечестно и сам спровоцировал на предательское жульничество Подхалюзина. Жизненные принципы, согласно которым действовал Большов в отношении других, обернулись против него самого.
Девушка: И что же теперь будет с героем Островского? Самое страшное: позор, предательство дочери, равнодушие окружающих, злорадствующих некогда богатому и властному купцу... Что может быть ужаснее.
Ученик: Недаром говорят: в жизни за все надо платить. Вот й приходится теперь Большов платить за несправедливость, грубость, равнодушие по отношению к другим людям, с которыми он так же был когда-то бесчестен и суров.
Чтец: Эту горькую правду жизни раскрыл и сумел показать Островский. Автор не осуждает героев: он предлагает читателям и зрителям размышлять над происходящим, самим решать, кто прав, а кто виноват, делать собственные выводы.
Девушка: Вот, например, как в драме «Гроза». Сколько мнений и выводов было сделано! А перечитывая произведение в наше время, мы многое понимаем по-своему. Кто-то осуждает Катерину Кабанову, кто-то ее жалеет. Но ведь все равно прав был Островский, увидевший в трагедии героини ту же причину, что и в пьесе «Свои люди — сочтемся!»: самодурство, равнодушие, несправедливость и жестокость, скрывающиеся за показным гостеприимством и радушием, приводят к горьким последствиям, в данном случае — к гибели девушки. (На экране слайды или фрагменты фильма о Поволжье. Могучая красавица Волга, крутые берега, зелень лесов, высокое небо над водой... Звучит запись русской песни «Среди долины ровныя...»)
Сцена 2. «Гроза»
(Действие 1, явление 7)
(Выходят Катерина и Варвара. Катерина подходит к краю сцены, смотрит вдаль. Варвара садится неподалеку. Музыка становится тише.)
Катерина: Отчего люди не летают?
Варвара: Я не понимаю, что ты говоришь.
Катерина: Я говорю, отчего люди не летают так, как птицы? Знаешь, мне иногда кажется, что я птица. Когда стоишь на горе, так тебя и тянет лететь. Вот так бы разбежалась, подняла руки и полетела. Попробовать нешто теперь? (Хочет бежать.)
Варвара: Что ты выдумываешь-то?
Катерина (вздыхая): Какая я была резвая! Я у вас завяла совсем.
Варвара: Ты думаешь, я не вижу?
Катерина: Такая ли я была! Я жила, ни об чем не тужила, точно птичка на воле. Маменька во мне души не чаяла, наряжала меня, как куклу, работать не принуждала; что хочу, бывало, то и делаю. Знаешь, как я жила в девушках? Вот я тебе сейчас расскажу. Встану я, бывало, рано; коли летом, так схожу на ключок, умоюсь, принесу с собой водицы и все, все цветы в доме полью. У меня цветов было много-много. Потом пойдем с маменькой в церковь, все и странницы, — у нас полон дом был странниц да богомолок. А придем из церкви, сядем за какую-нибудь работу, больше по бархату золотом, а странницы станут рассказывать: где они были, что видели, жития разные, либо стихи поют. Так до обеда время и пройдет. Тут старухи уснуть лягут, а я по саду гуляю. Потом к вечерне, а вечером опять рассказы да пение. Таково хорошо было!
Варвара: Да ведь и у нас то же самое.
Катерина: Да здесь все как будто из-под неволи. И до смерти я любила в церковь ходить! Точно, бывало, я в рай войду и не вижу никого, и время не помню, и не слышу, когда служба кончится. Точно как все это в одну секунду было. Маменька говорила, что все, бывало, смотрят на меня, что со мной делается. А знаешь: в солнечный день из купола такой светлый столб вниз идет, и в этом столбе ходит дым, точно облако, и вижу я, бывало, будто ангелы в этом столбе летают и поют. А то, бывало, девушка, ночью встану — у нас тоже везде лампадки горели — да где-нибудь в уголке и молюсь до утра. Или рано утром в сад уйду, еще только солнышко восходит, упаду на колена, молюсь и плачу, и сама не знаю, о чем молюсь и о чем плачу; так меня и найдут. И об чем я молилась тогда, чего просила, не знаю; ничего мне не надобно, всего у меня было довольно. А какие сны мне снились, Варенька, какие сны! Или храмы золотые, или сады какие-то необыкновенные, и все поют невидимые голоса, и кипарисом пахнет, и горы и деревья будто не такие, как обыкновенно, а как на образах пишутся. А то, будто я летаю, так и летаю по воздуху. И теперь иногда снится, да редко, да и не то. (Варвара подходит к ней, обнимает. Героини уходят.)
Девушка: Да, несладко героиням Островского. Все как-то грустно выходит!
Чтец: В пьесах Островского, несмотря на драматизм событий, много смешного. Но и иронией автор выявляет и подчеркивает недостатки или пороки своих персонажей, а через них — общества в целом. Вот, к примеру, в той же «Грозе» второстепенный персонаж — Феклуша-странница — олицетворяет пустоту, никчемность «темного царства» необразованного купечества.
Ученик (смеется): Ну не смешно ли: свекровь Катерины верит в то, что в Москве время быстрее бежит, чем в Калинове!
Девушка: А рассказ Феклуши о том, что есть царство, где живут люди с песьими головами! И верят же ей, от « большого ума »!
Чтец: Но тематика творчества А. Н. Островского выходит за рамки социально-бытовой драмы. В 1873 году им была написана пьеса, занимающая особое положение: это драматическая сказка в стихах «Снегурочка». Это не просто сказка. Это произведение, в котором автор символически формулирует свою философию жизни, человека, философию любви.
Девушка: Кто бы мог подумать! Ведь всем известна одноименная грустная народная сказка.
Чтец: Вот именно. Это старинная легенда о девушке, которая не знала любви. А потом полюбила всем сердцем и погибла!
Ученик: А знаменитый русский композитор Римский-Корсаков написал оперу, сам составил либретто, которое Островский одобрил.
Чтец: Сюжет «Снегурочки» давал композитору возможность воспеть жизнь народа, простую, бесхитростную, в согласии с природой.
Девушка: Островский интересно построил конфликт пьесы: противопоставление природных стихий — Мороза и Солнца проходит через все произведение. А дальше автор переносит его на мир людей.
Ученик: Снегурочка не может выбрать золотую середину: для нее жить, не зная любви, невозможно.
Девушка: Узнав чудо настоящего чувства, она погибает.
Сцена 3. «Снегурочка»
(Звучит запись фрагмента из оперы Римского Корсакова «Снегурочка». На сцену выходят Снегурочка и Весна в окружении девушек-цветов. Они танцуют.)
Весна:
Снегурочка, дитя мое, о чем
Мольбы твои? Великими дарами
Могу тебя утешить на прощанье.
Последний час Весна с тобой проводит,
С рассветом дня вступает бог Ярило
В свои права и начинает лето.
(Подходит к Снегурочке, ласково ее обнимает.)
Чего тебе недостает?
Снегурочка:
Любви!
Кругом меня все любят, все счастливы
И радостны, а я одна тоскую;
Завидно мне чужое счастье, мама.
Хочу любить — но слов любви не знаю,
И чувства нет в груди; начну ласкаться —
Услышу брань, насмешки и укоры
За детскую застенчивость, за сердце
Холодное. Мучительную ревность
Узнала я, любви еще не зная.
Отец-Мороз, и ты, Весна-Красна,
Дурное мне, завистливое чувство
Взамен любви в наследство уделили;
В приданое для дочки положили
Бессонные томительные ночи
И встречу дня без радости. Сегодня,
На ключике холодном умываясь,
Взглянула я в зеркальные струи
И вижу в них лицо свое в слезах,
Измятое тоской бессонной ночи.
И страшно мне: краса моя увянет
Без радости. О мама, дай любви!
Любви прошу, любви девичьей!
Весна: Дочка,
Забыла ты отцовы опасенья.
Любовь тебе погибель будет.
Снегурочка:
Мама,
Пусть гибну я, любви одно мгновенье
Дороже мне годов тоски и слез.
Весна:
Изволь, дитя, — любовью поделиться
Готова я; родник неистощимый
Любовных сил в венке моем цветочном.
Сними его! Присядь ко мне поближе!
Весна садится на траву. Снегурочка подле нее.
(Цветы окружают их).
Смотри, дитя, какое сочетанье
Цветов и трав, какие переливы
Цветной игры и запахов приятных!
Один цветок, который ни возьми,
Души твоей дремоту пробуждая,
Зажжет в тебе одно из новых чувств,
Незнаемых тобой, — одно желанье,
Отрадное для молодого сердца,
А вместе все, в один венок душистый
Сплетясь пестро, сливая ароматы
В одну струю, — зажгут все чувства разом,
И вспыхнет кровь, и очи загорятся,
Окрасится лицо живым румянцем
Играющим, — и заколышет грудь
Желанная тобой любовь девичья.
(Надевает венок на голову Снегурочки.)
Снегурочка (оглядывается по сторонам):
Ах, мама, что со мной? Какой красою
Зеленый лес оделся! Берегами
И озером нельзя налюбоваться.
Вода манит, кусты зовут меня
Под сень свою; а небо, мама, небо!
Разлив зари зыбучими волнами
Колышется.
Весна:
Снегурочка, прощай,
Дитя мое! Любовным ароматом
Наполнилась душа твоя. Кипучий
Восторг страстей тебя охватит скоро;
Красой лугов и озером зеркальным
Дотоле ты любуешься, пока
На юношу не устремятся взоры.
Тогда лишь ты вполне узнаешь силу
И власть любви над сердцем...
Предчувствие тревожит сердце мне.
Прощай, дитя, до нового свиданья,
И матери советов не забудь.
(Уходит вместе с цветами.)
Снегурочка:
Какое я сокровище храню
В груди моей. Ребенком прибежала
Снегурочка в зеленый лес — выходит
Девицею с душой счастливой, полной
Отрадных чувств и золотых надежд.
Снесу мой клад тропинкой неизвестной;
Одна лишь я по ней бродила, лешим
Протоптана она между болотом
И озером. Никто по ней не ходит.
(Уходит.)
(Звучит музыка: С. В. Рахманинов. Концерт №2, ч. 1. На сцену выходят все участники постановки.)
Чтец: Когда-то в «Застольном слове о Пушкине» Островский сказал: «Первая заслуга великого поэта в том, что через него умнеет все, что может поумнеть. Всякий великий писатель оставляет за собой школу, оставляет последователей, и Пушкин оставил школу и последователей. Он завещал им искренность, самобытность, он завещал каждому оставаться самим собой, он дал всякой оригинальности смелость, дал смелость русскому писателю быть русским».
Девушка: Эти слова Островского дают нам ключ к пониманию самобытности его творчества и тех традиций, что живут в нашем театре по сей день!
(Музыка звучит громче: С. В. Рахманинов. Концерт №2, ч. 1. Все участники кланяются зрителям. Уходят.)
