Простакова: Что, что ты от меня прятаться изволишь? Вот, сударь, до чего я дожила с твоим потворством. Какова сыну обновка к дядину сговору? Каков кафтанец Тришка сшить изволил?
Простаков (от робости запинаясь).Ме… мешковат немного.
Простакова : Сам ты мешковат, умная голова.
Простаков : Да я думал, матушка, что тебе так кажется.
Простакова : А ты сам разве ослеп?
Простаков : При твоих глазах мои ничего не видят.
Простакова : Вот каким муженьком наградил меня господь: не смыслит сам разобрать, что широко, что узко.
Простаков : В этом я тебе, матушка, верил и верю.
Простакова : Так верь же и тому, что я холопям потакать не намерена. Поди, сударь, и теперь же накажи.
Явление 4.
Те же и Скотинин.
Скотинин : Кого? За что? В день моего сговора! Я прошу тебя, сестрица, для такого праздника отложить наказание до завтрева, а завтра, коль изволишь, я и сам охотно помогу. Не будь я Тарас Скотинин, если у меня не всякая вина виновата. У меня в этом, сестрица, один обычай с тобою. Да за что ж ты прогневалась?
Простакова : Да вот, братец, на твои глаза сошлюсь. Митрофанушка, подойди сюда. Мешковат ли этот кафтан?
Скотинин : Нет.
Простаков : Да я и сам уже вижу, матушка, что он узок.
Скотинин : Я и этого не вижу. Кафтанец, брат, сшит изряднехонько.
Еремеевна : Он уже и так, матушка, пять булочек скушать изволил.
Простакова : Так тебе жаль шестой?
Еремеевна : Да во здравие, матушка. Я ведь сказала это для Митрофана же Терентьевича. Протосковал до самого утра.
Простакова : Ах, что с тобою сделалось, Митрофанушка?
Митрофан : Так, матушка. Вчера после ужина схватило.
Скотинин : Да, видно, брат, поужинал ты плотно.
Митрофан : А я, дядюшка, почти и вовсе не ужинал.
Простаков : Помнится, друг мой, ты что-то скушать изволил.
Митрофан : Да что! Солонины ломтика три, да подовых, не помню, пять или шесть.
Еремеевна : Ночью то и дело испить просил. Квасу целый кувшинец выкушать изволил.
Митрофан : И теперь как шальной хожу. Ночь всю така дрянь в глаза лезла.
Простакова : Какая же дрянь, Митрофанушка?
Митрофан : Да то ты, матушка, то батюшка.
Простакова : Как же это?
Митрофан : Лишь стану засыпать, то и вижу, будто ты, матушка, изволишь бить батюшку.
Простаков (в сторону) : Ну, беда моя! Сон в руку!
Митрофан (разнежась) : Так мне и жаль стало.
Простакова (с досадою) : Кого, Митрофанушка?
Митрофан : Тебя, матушка: ты так устала, колотя батюшку.
Простакова : Обойми меня, друг мой сердешный! Вот сынок, одно мое утешение.
Скотинин : Ну, Митрофанушка, ты, я вижу, матушкин сынок, а не батюшкин.
Простаков : По крайней мере я люблю его, как надлежит родителю, то-то умное дитя, то-то разумное, забавник, затейник; иногда я от него вне себя от радости, сам истинно не верю, что он мой сын.
Скотинин : Только теперь забавник наш стоит что-то нахмурясь.
Простакова : Уж не послать ли за доктором в город?
Митрофан : Нет, нет, матушка. Я уж лучше сам выздоровлю. Побегу-тка теперь на голубятню; так авось-либо.
Простакова : Так авось-либо господь милостив. Поди, порезвись, Митрофанушка.
Митрофан с Еремеевной уходят.
Явление 5.
Простакова, Простаков, Скотинин.
Скотинин : Что ж я не вижу моей невесты? Где она? Ввечеру быть уже сговору, так не пора ли ей сказать, что выдают ее замуж?
Простакова : Успеем, братец. Если ей это сказать прежде времени, то она может еще подумать, что мы ей докладываемся. Хотя по мужу, однако, я ей свойственница, а я люблю, чтоб и чужие меня слушали.
Простаков (Скотинину) : Правду сказать, мы поступили с Софьюшкой, как с сущею сироткой. После отца осталась она младенцем. Полгода уже, как ее матушке, а моей сватьюшке, сделался удар, от которого она так и не оправилась. Дядюшка ее, господин Стародум, поехал в Сибирь; а как несколько уже лет нет о нем ни слуху, ни вести, то мы и считаем его умершим. Мы, видя, что она осталась одна, взяли ее в нашу деревеньку да надзираем над ее имением, как над своим.
Простакова : Что, что ты сегодня так разоврался, мой батюшка? Еще братец может подумать, что мы для интересу ее к себе взяли
Простаков : Ну как ему это подумать? Ведь Софьюшкино недвижимое имение нам к себе придвинуть не можно.
Скотинин : А движимое хотя и выдвинуто, да я не люблю хлопотать, да и боюсь. Сколько меня соседи ни обижали, сколько убытку ни делали, а я ни на кого не жаловался, а всякий убыток, чем за ним ходить. Сдеру со своих же крестьян. Так и концы в воду.
Простаков : То правда: весь околоток говорит, что ты мастерски оброк собираешь.
Простакова : Хоть бы нас поучил, братец, а мы никак не умеем. С тех пор, как все, что у крестьян ни было, мы отобрали, ничего уже содрать не можем. Такая беда!
Скотинин : Изволь, сестрица, поучу вас, поучу, лишь жените меня на Софьюшке.
Простакова : Неужели тебе эта девчонка так понравилась?
Скотинин : Нет, мне нравится не девчонка.
Простаков : Так по соседству ее деревеньки?
Скотинин : И не деревеньки, а то, что в деревеньках-то водится и до чего моя смертная охота.
Простакова : До чего же, братец?
Скотинин : Люблю свиней, сестрица, а у нас в околотке такие крупные свиньи, что нет из них ни одной, котора, став на задни ноги, не была бы выше каждого из нас целой головою.
Простаков : Странное дело, братец, как родня на родню походить может. Митрофанушка наш весь в дядю – и он до свиней сызмала такой же охотник. Как и ты. Как был еще трех лет, так, бывало. Увидя свинку, задрожит от радости.
Скотинин : Это подлинно диковинка! Ну пусть Митрофан любит свиней для того, что он мой племянник. Тут есть какое-нибудь сходство; да от чего же я к свиньям так сильно пристрастился?
Простаков : И тут есть же какое-нибудь сходство, я так рассуждаю.
Явление 6.
Те же и Софья.
Софья вошла, держа письмо в руках и имея веселый вид.
Простакова (Софье) : Что так весела, матушка, чему обрадовалась?
Софья : Я получила сейчас радостное известие. Дядюшка, о котором столь долго мы ничего не знали, которого я люблю и почитаю, как отца моего, на днях в Москву приехал. Вот письмо, которое я от него теперь получила.
Простакова (испугавшись, со злобою) : Как! Стародум, твой дядюшка жив. И ты изволишь затевать, что он воскрес! Вот изрядный вымысел!
Софья : Да он никогда и не умирал!
Простакова : Не умирал! А разве ему и умереть нельзя? Нет, сударыня, это твои вымыслы, чтоб дядюшкою своим нас застращать, чтоб мы дали тебе волю. Да ты не очень веселись, письмецо-то мне пожалуй. (Почти вырывает). Я об заклад бьюсь, что оно какое-нибудь амурное. Вот до чего дожили. К девушкам письма пишут, девушки грамоте умеют!
Софья : Прочтите его сами, сударыня. Вы увидите, что ничего невиннее быть не может.
Простакова : Прочтите его сами! Нет, сударыня, я, благодаря бога, не так воспитана. Я могу письма получать, а читать их всегда велю другому. (К мужу). Читай.
Простаков (долго смотря) : Мудрено.
Простакова : И тебя, мой батюшка, видно воспитывали, как красну девицу. Братец, прочти, потрудись.
Скотинин : Я? Я от роду ничего не читывал, сестрица.
Софья : Позвольте мне прочесть.
Простакова : О Матушка! Знаю, что ты мастерица. Да не очень тебе верю. Вот, я думаю, учитель Митрофанушкин скоро придет. Ему и велю.
Скотинин : А уж начали молодца учить грамоте?
Простакова : Ах. Братец! Уж года четыре, как учится. Грех не сказать, как мы стараемся воспитывать Митрофанушку. Троим учителям денюжки платим. Для грамоты ходит к нему дьячок Кутейкин. Арихметике учит его один отставной сержант Цыферкин. А по-французски и всем наукам обучает его немец Адам Адамыч Вральман. Этому по 300 рубликов в год платим.Правду сказать, мы им довольны: он робенка не неволит. Ведь пока Митрофанушка еще в недорослях, надо его и понежить; а там лет через десяток, как войдет, избави боже, в службу, всего натерпится. Как кому счастие на роду написано, братец. Из нашей же фамилии Простаковых, смотрит-ка, на боку лежа, летят себе в чины. Чем же плох наш Митрофанушка? Ба! Да вот пожаловал кстати дорогой наш постоялец. (Скотинину). Братец! Рекомендую вам дорогого гостя нашего. Господина Правдина; а вам, государь мой, рекомендую брата моего.
Явление 7.
Правдин : Радуюсь, сделав ваше знакомство.
Скотинин : Хорошо, государь мой! А как по фамилии, я недослышал.
Правдин : Я называюсь Правдин, чтоб вы дослышали.
Скотинин : Какой уроженец? Где деревеньки?
Правдин : Я родился в Москве, ежели вам то надобно знать, а деревни мои в здешнем наместничестве.
Скотинин : А смею ли спросить, в деревеньках ваших водятся ли свинки?
Простакова : Полно, братец, о свиньях-то начинать. Поговорим-ка лучше о нашем горе. (К Правдину). Вот, батюшка! Бог велел нам взять на свои руки девицу. Она изволит получать грамотки от дядюшек. К ней с того света дядюшки пишут. Сделай милость, потрудись, прочти всем нам вслух.
Правдин : Извините меня, сударыня. Я никогда не читаю писем без позволения тех, к кому они писаны.
Софья : Я вас о том прошу.
Правдин : Если вы приказываете (Читает). «Любезная племянница! Дела мои принудили меня жить несколько в разлуке с моими ближними, а дальность лишила меня удовольствия иметь о вас известия. Я теперь в Москве, прожив несколько лет в Сибири. Я могу служить примером, что трудами и честностью состояние свое сделать можно. Сими средствами, с помощью счастия, нажил я десять тысяч рублей доходу».
Простакова (бросаясь обнимать Софью) : Поздравляю, Софьюшка! Поздравляю, душа моя! Я вне себя от радости! Теперь тебе надобен жених. Я лучшей невесты Митрофанушке и не желаю. То-то дядюшка! То-то отец родной! Я и сама все-таки думала, что бог его хранит, что он еще здравствует.
Скотинин (протянув руку) : Ну, сестрица, скорей же по рукам.
Простакова (тихо Скотинину) : Постой, братец! Сперва надобно спросить ее, хочет ли еще она за тебя выйти?
Скотинин : Как! Что за вопрос! Неужто ты ей докладываться станешь?
Правдин : Позволите ли письмо дочитать?
Скотинин : А на что? Да хоть 5 лет читай, лучше 10 тысяч не дочитаешься.
Простакова (к Софье) : Софьюшка, душа моя! Пойдем ко мне в спальню. Мне крайняя нужда с тобой поговорить (увела Софью).
Скотинин : Ба! Так я вижу сговору-то вряд ли быть.
Все уходят, кроме Правдина.
Действие 3, явление 1.
Правдин (подойдя к окну) : Никак кто-то подъехал.
Появляется Стародум.
Правдин : А я в окно увидел вашу карету, иду к вам навстречу обнять вас от всего сердца. Мое к вам душевное почтение.
Стародум : Оно мне драгоценно. Поверь мне.
Правдин : Ваша ко мне дружба тем лестнее, что вы не можете иметь ее к другим, кроме таких.
Стародум : Каков ты. Я говорю без чинов. Начинаются чины – перестает быть искренность.
Правдин : Ваше обхождение.
Стародум : Ему многие смеются. Я это знаю. Быть так. Отец мой воспитал меня по- тогдашнему, а я не нашел нужды себя перевоспитывать. Служил он Петру Великому. Отец мой у двора Петра Великого.
Правдин : А я слышал, что он в военной службе.
Стародум : В тогдашнем веке придворные были воины, да воины не были придворные. Воспитание мне дано было отцом моим по тому веку наилучшее. В то время к неучению мало было способов. Да и не умели еще чужим умом набивать пустую голову.
Правдин : Тогдашнее воспитание действительно состояло в нескольких правилах.
Стародум : В одном. Отец мой непрестанно мне твердил одно и то же: имей сердце. Имей душу. И будешь человек во всякое время. А на все прочее мода6 на умы мода, на звания мода, как на пряжки, на пуговицы.
Правдин : Вы говорите истину. Прямое достоинство в человеке есть душа.
Стародум : Без нее невежда – зверь. Самый мелкий подвиг ведет его во всякое преступление. От таких-то животных пришел я освободить..
Правдин : Вашу племянницу. Я это знаю. Она здесь.
Явление 2.
Те же и Софья.
Софья (к Правдину) : Сил моих не стало от их шуму.
Стародум (в сторону) : Вот черты ее матери. Вот моя Софья.
Софья (смотря на Стародума) : боже мой! Он меня назвал. Сердце мое меня не обманывает.
Стародум (обняв ее) : Нет, ты дочь моей сестры, дочь сердца моего!
Софья (бросаясь в его объятия) : Дядюшка! Я вне себя от радости.
Стародум : Любезная Софья! Я узнал в Москве, что ты живешь здесь против воли. Ничто так не терзает мое сердце, как невинность в сетях коварства. Никогда не бываю я так доволен собой, как если случалось из рук вырвать добычу порока.
Правдин : Сколь приятно быть тому и свидетелем!
Софья : Дядюшка! Ваши ко мне милости..
Стародум : Ты знаешь, что я одной тобой привязан к жизни. Ты должна делать утешение моей старости, а мои попечения – твое счастье. Выйдя в отставку, положил я основание твоему воспитанию, но не мог иначе основать твоего состояния. Как разлучась с твоей матерью и с тобою.
Софья : Отсутствие ваше огорчало нас несказанно.
Стародум (К Правдину) : Чтобы оградить ее жизнь от недостатку в нужном, решился я удалиться на несколько лет в ту землю. Где достают деньги, не променивая их на совесть, без подлой выслуги, не грабя Отечества; где требуют денег от самой земли, которая поправосуднее людей, лицеприятия не знает, а платит одни труды верно и щедро.
Правдин : Вы могли бы обогатиться, как я слышал, несравненно больше.
Стародум : А на что?
Правдин : Чтоб быть богату, как другие.
Стародум : Богату! А кто богат? Да ведаешь ли ты, что для прихоти одного человека всей Сибири мало! Друг мой! Все состоит в воображении. Последуй природе, никогда не будешь беден. Последуй людским мнениям, никогда богат не будешь.
Софья : Дядюшка! Какую правду вы говорите!
Стародум : Я нажил столько, чтоб при твоем замужестве не останавливала нас бедность жениха достойного.
Софья : Во всю жизнь мою ваша воля будет мой закон.
Правдин : Но, выдав ее, не лишнее было бы оставить и детям.
Стародум : Детям? Оставлять богатство детям! В голове нет. Умны будут, без него обойдутся, а глупому сыну не в помощь богатство. Видал я молодцов в золотых кафтанах, да с свинцовой головой. Нет, мой друг! Наличные деньги – не наличное достоинство. Золотой болван – все болван.
Правдин : Со всем тем мы видим, что деньги нередко ведут к чинам, чины обыкновенно к знатности, а знатным оказывается почтение.
Стародум : Почтение! Одно почтение должно быть лестно человеку – душевное, а душевного почтения достоин только тот. Кто в чинах не по деньгам. А в знати не по чинам.
Правдин : Заключение ваше неоспоримо.
Стародум : А что это за шум?
Явление 3.
Те же и Простакова.
Простакова : Ах, Софьюшка, вот ты где, а тебя обыскалась. Да ты не одна. Еремеевна, Еремеевна, скажи мужу, сыну, что второй наш родитель к нам теперь пожаловал по милости божией, дождались мы дядюшку любезной нашей Софьюшки.
Стародум : К чему так суетиться, сударыня? По милости божией я вам не родитель, я вам даже и незнаком.
Простакова : Нечаянный твой приезд, батюшка, ум у меня отнял; да дай хоть обнять тебя хорошенько, благодетель наш!
Стародум (обнимая неохотно Простакову) : Милость совсем лишняя, сударыня! Без нее мог бы я весьма легко обойтиться.
Простакова : Ну пойдем. Пойдем, батюшка, познакомишься с родственниками да отдохнешь, чай с дороги устал?
Явление 3.
Цыфиркин : О, горе мне грешному! Вот дал мне бог ученичка, боярского сынка. Бьюсь с ним третий год, а он тех перечесть не умеет. Кроме задов, новой строки не разберет; да и зады мямлит без склада по складам, без толку по толкам. Однако сюда кто-то идет.
Те же, Простакова и Митрофан.
Простакова : Пока Стародум отдыхает, друг мой, ты хоть для виду поучись. Чтоб дошло до ушей его, как ты трудишься, Митрофанушка.
Митрофан : Ну! А там что?
Простакова : А там и женишься.
Митрофан : Слушай, матушка. Я те потешу. Поучусь; только , чтоб это было последний раз и чтоб сегодня быть сговору.
Простакова : Придет час воли божией!
Митрофан : Час моей воли пришел. Не хочу учиться, хочу жениться. Ты ж меня взманила, пеняй на себя. Вот я сел.
Простакова : А я тут же присяду. Кошелек повяжу для тебя, друг мой! Софьюшкины денюжки было б куды класть.
Митрофан : Ну! Задавай же зады, Пафнутьич.
Цыфиркин : Все зады, ваше благородие. Ведь с задами-то век назади останешься.
Простакова : Не твое дело, Пафнутьич. Мне очень мило, что Митрофанушка вперед шагать вперед не любит. С его умом, да залететь далеко. Да боже избави1
Цыфиркин : Вот задача. Изволил ты, например, идти по дороге со мною. Ну хоть возьмем с собою Кутейкина. Нашли мы трое.
Митрофан (пишет) : Трое.
Цыфиркин : На дороге, например, триста рублей.
Митрофан (пишет) : Триста.
Цыфиркин : Дошло дело до дележа. Смекни-тко, почему на брата?
Митрофан : Вишь, триста Рублев, что нашли, троим разделить.
Простакова : Врет он, друг мой сердечный. Нашел деньги, ни с кем не делись. Все себе возьми, Митрофанушка. Не учись этой дурацкой науке.
Митрофан : Слышь, Пафнутьич, задавай другую.
Цыфиркин : Пиши, ваше благородие. За ученье жалуете мне в год десять рублей.
Митрофан : Десять.
Цыфиркин : Теперь, правда, не за что, кабы ты , барин , что-нибудь у меня перенял, не грех бы тогда было и еще прибавить десять.
Митрофан (пишет) : Ну, десять.
Цыфиркин : Сколько ж бы на год?
Митрофан (вычисляя, шепчет) : Нуль да нуль – нуль. Один да один.. (Задумался).
Простакова : Не трудись по-пустому, друг мой! Гроша не прибавлю, да и не за что. Наука не такая. Лишь бы тебе мученье, а все вижу , пустота. Денег нет – что считать? Деньги есть – сочтем и без Пафнутьича. Хорошохонько. Ступай, Митрофанушка, отдохни.
Цыфиркин : Вот и позанимались.
Действие 3. явление 1.
Софья.
Софья (одна) : Дядюшка скоро должен выйти (садясь). Я его здесь подожду (вынимает книжку и прочитав несколько). Это правда. Как не быть довольну сердцу, когда покойна совесть. (Прочитав опять несколько). Нельзя не любить правил добродетели. Они – способы к счастью. (Прочитав еще несколько, взглянув и увидев Стародума, к нему подбегает).
Явление 2.
Софья и Стародум.
Стародум : А! Ты уже здесь, друг мой сердечный!
Софья : Я вас дожидалась, дядюшка.
Стародум : Мое сердечное желание, Софьюшка, видеть тебя столько счастливу, сколько в свете быть возможно.
Софья : Ваши наставления, дядюшка, составят все мое благополучие. Дайте мне правила, которым я последовать должна. Руководствуйте сердцем моим. Оно готово вам повиноваться.
Стародум : Мне приятно расположение души твоей. С радостью подам тебе мои советы. Однако, что за шум? Отложим, Софьюшка, наш разговор до лучшего.
Явление 3.
Простакова (Стародуму) : Хорошо ли отдохнуть изволили, батюшка? Мы все в четвертой комнате на цыпочках ходили, чтоб тебя не обеспокоить; не смели в дверь заглянуть; слышим, ан уж ты давно и сюда выйти изволил. Не взыщи, батюшка.
Скотинин : Ты, сестра, как на смех , все за мною по пятам. Я пришел сюда за своею нуждою.
Простакова : А я так за своею. (Стародуму). Позволь же, мой батюшка, потрудить вас теперь общею нашею просьбою (мужу и сыну). Кланяйтесь!
Стародум : Какою, сударыня?
Простакова : Вот Митрофанушка наш. Мы все делали, чтоб он у нас стал таков, как изволишь его видеть. Не угодно ли, мой батюшка, взять на себя труд и посмотреть, как он у нас выучен?
Стародум : О, сударыня! До моих ушей уже дошло. Что он теперь только и обучиться изволил. Я слышал об учителях его и вижу наперед, какому грамотею ему быть надобно, учася у Кутейкина, и какому математику, учася у Цыфиркина. (К Правдину). Любопытен бы я был послушать, чему немец-то его выучил.
Простакова : Всему, мой отец!
Митрофан : Всему, чему изволишь.
Правдин (Митрофану) : Чему ж бы, например?
Митрофан (подает ему книгу) : Вот, грамматике.
Правдин (взяв книгу) : Вижу. Это грамматика. Что ж в ней знаете?
Митрофан : Много. Существительна да прилагательна.
Правдин : Дверь, например, какое имя: существительное или прилагательное?
Митрофан : Дверь? Котора дверь?
Правдин : Котора дверь! Вот эта.
Митрофан : Эта? Прилагательна.
Правдин : Почему ж?
Митрофан : Потому что она приложена к своему месту. Вон у чулана шеста неделя дверь стоит еще не навешена: так та покамест существительна.
Стародум : Так поэтому у тебя слово дурак прилагательное, что оно прилагается к глупому человеку?
Митрофан : И ведомо.
Простакова : Что, каково, мой батюшка?
Правдин : Нельзя лучшее. В грамматике он силен.
Стародум : Я думаю, не меньше и в истории.
Простакова : К историям он еще сызмала большой охотник.
Правдин (Митрофану) : А далеко ли вы в истории?
Митрофан : Далеко ль? Какова история. В иной залетишь за тридевять земель, за тридесято царство.
Правдин : А! Так этой-то истории учит вас Вральман?
Стародум : Вральман? Имя что-то знакомое.
Митрофан : Нет, наш Адам Адамыч истории не рассказывает, он, как и я, сам охотник слушать.
Простакова : Они оба заставляют себе рассказывать истории скотницу Хавронью.
Правдин : Да не у ней ли вы оба учились и географии?
Простакова (сыну) : Слышь, друг мой сердечный? Это что за наука?
Митрофан (тихо матери) : А я почем знаю.
Простакова (тихо Митрофану) : Не упрямься, душенька, теперь-то себя и показать.
Митрофан (матери) : Да я не возьму в толк, о чем спрашивают.
Простакова (Правдину) : Как, батюшка, назвал ты науку-то?
Правдин : География.
Простакова (Митрофану) : Слышишь, еоргафия.
Митрофан : Да что такое! Господи боже мой! Пристали с ножом к горлу.
Простакова (Правдину) : И ведомо, батюшка. Да скажи ему, сделай милость, какая это наука-то, он ее и расскажет.
Правдин : Описание Земли.
Простакова (Стародуму) : А к чему бы это служило на первый случай?
Стародум : На первый случай сгодилось бы и к тому, что ежели б случилось ехать, так знаешь, куда едешь.
Простакова : Ах, мой батюшка! Да извозчики-то на что ж? Это их дело. Это таки и наука-то не дворянская. Дворянин только скажи: повези меня туда, свезут,- куда изволишь. Мне поверь, батюшка, что, конечно, то вздор, чего не знает Митрофанушка.
Стародум : О, конечно, сударыня! В человеческом невежестве весьма утешительно считать все за вздор, чего не знаешь. Вот злонравия достойные плоды! Да, мой друг, я желал бы, чтобы при всех науках не забывалась главная цель всех знаний человеческих – благонравие. Верь мне, что наука в развращенном человеке есть лютое оружие делать зло. Просвещение же возвышает одну лишь добродетельную душу.
Ведущий : Здравствуйте, дорогие друзья! Я рада вновь нашей встрече. Сегодня она будет не совсем обычная, так мы с вами перенесемся на три столетия назад. Именно тогда, в 18 веке, жил и творил один из крупнейших русских писателей – Денис Иванович Фонвизин. Его бессмертная комедия «Недоросль» до сих пор не сходит со сцен различных театров. Потому что вопросы воспитания и образования актуальны во все времена. Недорослями в прошлом официально назывались дворяне. Не получившие документа об образовании и не поступившие на службу, а также молодые люди, не достигшие совершеннолетия. Итак, приглашаю вас внимательно посмотреть, что происходит в доме Простаковых.
Заключение
Слова Стародума поистине золотые, потому что ум, соединенный с добротой – это мудрость. Ум без доброты – хитрость. Рано или поздно хитрость оборачивается против самого хитреца. Мудрость же приносит мудрецу доброе имя, прочное, надежное счастье и ту спокойную совесть, которая ценнее всего в старости.
Так пусть же в каждом из нас ум с сердцем всегда живут в ладу
