Научная статья "О традиционной культуре во фразеологии русского языка"

Ерицпохова В.Р.

О традиционной культуре во фразеологии русского языка

В статье анализируются фразеологизмы с компонентом, отражающим традиционную, материальную культуру, в современном русском языке. Обозначено понятие традиционной культуры, намечен круг лексем рассматриваемых тематических групп (названия еды и одежды), исследована специфика отражения национальной культуры в семантике фразеологических единиц.

Современный этап развития языкознания характеризуется повышенным интересом к проблеме взаимосвязи языка и культуры. Каждый язык отражает особенности национальной культуры, истории, менталитета, быта народа, понимание которых может вызвать трудности у носителей других языков. Такие особенности проявляются на всех уровнях языка, и преимущественно на лексическом. Поскольку фразеологическая система языка представляет собой наиболее национально-самобытное явление, так как фразеологический корпус национального языка является своеобразным источником знаний о культуре народа, нам представляется своевременным системное исследование фразеологических оборотов, содержащих наименования элементов традиционной материальной культуры.

Но прежде обратимся к понятию «традиционная культура». Вопрос о месте и роли традиционной культуры в современном обществе представляется необычайно интересным и важным. Традиционная культура (аналоги: народная культура, этнографическая культура, folk-culture, иногда, "архаическая" и "примитивная" культура) – одно из наиболее часто употребляемых и при этом весьма неопределенных и расплывчатых понятий этнографической литературы. Даже в исследованиях, где традиционная культура той или иной общности является главной темой работы, словосочетание вынесено в ее заглавие, объем и содержание понятия остаются неопределенным. Вероятно, распространенность и универсальность создает иллюзию возможности использования его как само собой разумеющегося, не нуждающегося в четком определении.

Между тем, исследование традиционной культуры должно опираться на прочный методологический фундамент этнологического, культурологического, социологического, а также лингвистического знания. Прежде всего, уточнения требует базовая, фундаментальная этнологическая категория «этнос», так как способом существования этнической культуры, разумеется, являются этносы. Этнос – это социальная общность, которой присущи специфические культурные модели, обусловливающие характер активности человека в мире, и которая функционирует в соответствии с особыми закономерностями, направленными на поддержание уникального для каждого общества соотношения культурных моделей внутри общества в течение длительного времени, включая периоды крупных социокультурных изменений. В этой характеристике этноса важно то, что в нем определяющее значение дается понятию «культурных моделей», детерминирующих всю совокупность как исторического, так и личностного бытия той или иной общности. «Традиционная культура в этническом срезе – это именно то, что сплачивает этнос, дает ему возможность жить и выживать, охраняет от разрушения и распада, блокирует насильственную ассимиляцию и ограждает от растворения в других этно-культурных массивах» [Панова 2001: 63].

В понятие «культурные традиции», как правило, включается коллективный опыт народа, накопленный в течение длительного исторического периода во всех областях деятельности – в хозяйстве, в материальной и духовной культуре, во всех сферах жизни. Они охватывают практически все стороны деятельности любого народа и общества.

По мнению В.В. Меликова, традиционная культура, как и вся человеческая культура, существует в нескольких модусах. Во-первых, в предметно-чувственной материальности, т.е. в материальных результатах разумно-духовной организации окружающего человека пространства. Во-вторых, культура существует в живой процессуальности, в общении культурных субъектов. В-третьих, традиционная культура существует в текстах, конкретных эмпирических текстах. При этом автор отмечает, что текст может быть определен как вербально-знаковая символизация культуры [Меликов 1999: 28-29].

Традиционная культура обладает целым рядом черт, отличающих ее от остальных сфер человеческой культуры. Среди прочих выделяют то, что это культура внегородская, профессионально не специализированная. Отмечают ее ориентацию на повторение некогда заданного образа жизни, обычаев, традиций и воспроизводство сложившихся социальных структур; приверженность существующим образцам поведения; господство сакральных, религиозно-мифологических, канонизированных представлений в сознании; медленные темпы изменений видов, средств и целей деятельности. Традиции непосредственно транслируют культурную информацию во времени, позволяют поддерживать самоидентичность культуры того или иного этноса, обеспечивают трансляцию его уникальных черт и специфических ценностей. Они формируются исторически из многих источников. Однако каждое новое поколение вносит свой вклад в их совершенствование и развитие. Совокупное применение лингвострановедческого, лингвокультурологического и когнитивного подходов может дать полную картину национально-культурных особенностей фразеологической системы языка.

Итак, поскольку культурные традиции находят яркое отражение во фразеологической системе языка, мы обратимся к анализу национально-культурного компонента фразеологических единиц с названиями пищи и одежды, так как представление о внешности человека и названия блюд – ядро каждой национальной культуры.

Отношение славян к еде заслуживает особого разговора. Еда была не просто физическим насыщением. Поев в каком-нибудь доме, человек мог рассчитывать на защиту и помощь хозяина, и сам уже не мог причинить ему зла. Отсюда фразеологизмы водить хлеб-соль, встретить хлеб-солью, забыть хлеб-соль. Хлеб-соль – не что иное, как мирный договор между хозяевами и гостями. Сам хлеб тоже не являлся просто едой, и причина не только в том, что в хлебе заключен нелегкий труд, но и в глубоких мифологических корнях: есть хлеб, есть чужой хлеб, и то хлеб, кусок хлеба, отбивать хлеб, перебиваться с хлеба на квас (на воду), сидеть на хлебе и воде, хлеб насущный, хлебом не корми, даром хлеб есть.

В названиях исконно русских блюд и продуктов питания отразилась национальная культура. Такие лексемы, как «каша», «блин», «щи», «калач» активно участвуют в образовании фразеологических единиц: бабья каша, березовая каша, дать березовой каши, каша в голове, каша во рту, каша заваривается, каши не сваришь, каши мало ел, каши просят, чинить кашу, заварить кашу, тертый калач, достаться на калачи, калачом не заманишь (не выманишь), не лаптем щи хлебаю, как кур во щи, щей горшок да сам большой, печь как блины, блин продолбить. Блины и каша – одно из главных и любимых национальных блюд – относились и к ритуальным кушаньям. Через слова-символы и ключевые слова, входящие в состав фразеологизмов, возможно познание специфики национальной культуры.

Одним из важных источников изучения культуры может служить одежда, материал, из которого она делается, ее покрой и украшения. «Встречают по одёжке – провожают по уму», – говорит народная мудрость. Портновское ремесло на Руси всегда пользовалось уважением. Покрой, фасон одежды был своеобразным почерком мастера. Если портной шил одежду по стандартному образцу, т.е. «на один покрой», не проявляя творческого отношения к своему делу, это осуждалось. Отсюда фразеологизмы на один покрой, на свой покрой, старого покроя, с особым покроем одежды связаны и фразеологизмы засучив рукава, спустя рукава, в рукав.

Головные уборы, как и одежда вообще, отличались большим разнообразием. Самым популярным была шапка. Это обусловливалось не только различными климатическими условиями и «сезонностью», но и особым отношением к головному убору как показателю социального статуса человека: по Сеньке и шапка, шапочное знакомство, получать по шапке, снимать шляпу, под красную шапку, к шапочному разбору, ломать шапку, на воре шапка горит, закидать шапками, аршин с шапкой.

Прямую зависимость между национальными традициями и привычками, с одной стороны, и лексическим составом фразеологических единиц – с другой, можно наблюдать на примере таких устойчивых сочетаний, как войти в один лапоть, лаптем щи хлебать, откинуть лапти (кверху), обуть в лапти, не лапти плести, оставить без рубашки, оставить в одной рубашке, родиться в рубашке (сорочке), снимать последнюю рубашку, рубаха-парень, заткнуть за пояс, садиться в галошу.

Русские фразеологизмы могут иметь троякую страноведческую ценность [Мокиенко, Фелицына 1990].

Во-первых, они отражают национальную культуру нерасчлененно, комплексно, всеми своими элементами, взятыми вместе, т.е. своими идиоматическими значениями. Так, например фразеологизм не лыком шит (прост. не лишен знаний, способностей; понимает, умеет делать что-либо не хуже других) не содержит безэквивалентных лексических единиц, обозначающих национально-культурные предметы или явления. Однако лыко издавна использовалось для изготовления лаптей. Работа эта хоть и требовала навыка и умения, не считалась сложной и тонкой. Отсюда перенос выражения на человека, который сравнивается с предметами крестьянского быта.

Так же фразеологизмы засучив рукава (разг. с большим усердием, энтузиазмом, старательно и добросовестно начинать какое-либо дело, работать) и спустя рукава (разг. небрежно, недобросовестно и лениво выполнять какую-либо работу), связанные с особым покроем одежды в древней Руси. Верхняя одежда шилась таким с такими длинными, расширяющимися к концу рукавами, что они доходили до колен, а иногда и до самых пяток. Такая одежда была оправдана суровым русским климатом. Делать что-либо со спущенными рукавами было невозможно – сначала их засучивали.

Такие фразеологизмы называют некоторые явления прошлого и настоящего нашей страны, которые не всегда имеют прямые аналоги в культурах других стран и народов.

Во-вторых, фразеологизмы отражают национальную культуру расчлененно, т.е. единицами, словами своего состава. Определенные слова из состава фразеологизма могут принадлежать к числу безэквивалентных, т.е. таких, которые невозможно сопоставить с каким-либо иноязычным лексическим понятием. Легко объяснимо активное участие в составе фразеосочетаний таких лексем, как каша, блины. Каша – одно из главных и любимых блюд русских, признак достатка, семейного согласия и благополучия; это и общественная, коллективная еда. Котел с кашей объединял людей, работающих совместно. Она была непременной участницей ритуальных обрядов на крестинах, свадьбах, в важных коллективных работах, на поминках. Ее ритуальная обрядовость объясняется приношением каши в жертву языческим богам. Жертвенное значение каши связано с тем, что каша – древнейшее хлебное кушанье, которое первоначально готовилось из зерен злаковых растений.

Другое национальное русское кушанье – блины, тонкая лепешка из жидкого, чаще дрожжевого теста, испеченная на сковороде. На Руси всегда пекли самые разнообразные блины: из овсяной муки, из пшеничной, гречневой и т.п. Блин имеет круглую форму и в древности символизировал солнце. Блины, как и каша, относились к ритуальным кушаньям. Они были обязательны на свадьбе и на поминках. Особенно много блинов пекут на традиционный праздник проводов русской зимы – масленицу. Способ приготовления быстр и прост, чтобы приготовить даже большое количество блинов, нужно сравнительно мало времени. Блины и сейчас очень распространенное кушанье.

Таким образом, во фразеологических единицах отразились сведения, связанные с культурой конкретного народа. Существование, уклад жизни, традиции каждого народа зависят от географических условий, от особенностей природы и климата. И все эти условия по-особому влияют на питание и одежду.

В-третьих, фразеологизмы могут отражать национальную культуру своими прототипами, поскольку генетически свободные словосочетания описывали определенные обычаи, традиции, особенности быта и культуры. Они рассказывают о русской флоре и фауне, о внешнем виде человека, его одежде и обуви, отражают российское историческое развитие, а также русский фольклор и художественную литературу. Так, фразеологизм толоконный лоб (прост. глупый, бестолковый человек, дурак) получил особенно широкое распространение после употребления его А.С. Пушкиным в «Сказке о попе и о работнике его Балде». Выражение взято из народной речи. Чтобы получить толокно (мука, чаще овсяная), хлебные зерна не мололи на мельнице, а толкали, измельчали ударами деревянной толкушки. Толоконным называлось и кушанье, приготовленное из такой муки.

Другой пример: отрезанный ломоть (о человеке, который порвал связь с родными или близкими), источником которого послужила пословица отрезанный ломоть к хлебу не приставишь. Издавна на Руси пекли хлеб из ржаной муки круглой формы, ломоть – большой плоский кусок хлеба. Первоначально говорилось о вышедшей замуж дочери, которая уходила из дома родителей в семью мужа и начинала жить заботой своей собственной семьи. Сейчас это выражение употребляют и о сыновьях, которые отделились от семьи и начали самостоятельную жизнь.

Таким образом происходит расширение пространства для исследования культурно-национальной специфики фразеологических единиц за счет привлечения системы эталонов и стереотипов культурно-национального самосознания лингвокультурного сообщества и его ценностной ориентации.

Фразеология, будучи наиболее культуроемкой частью языка, представляет повышенный интерес и наибольшую сложность при обращении к установлению национально-культурного своеобразия. Актуальность изучения национально-культурного содержания языка определяет необходимость анализа тех аспектов фразеологии, которые ориентированы на культурную и ментальную составляющую значения фразеологических единиц.

Литература

1. Меликов В.В. Введение в текстологию традиционных культур. – М.: РГГУ, 1999. – 304 с.

2. Мокиенко В.М., Фелицына В.П. Русские фразеологизмы: лингвострановедческий словарь. – М.: Русский язык, 1990. – 220 с.

3. Панова А.Л. К методологии изучения традиционной культуры и традиционных ценностей // Региональность этноса. Национальные школы в этнологии, этнографии и культурной антропологии: наука и образование. – СПб., 2001. – С. 62-65.

4. Русская фразеология. Историко-этимологический словарь / Под ред. В.М. Мокиенко. – М., 2007. – 926 с.

5. Фразеологический словарь русского языка / Под редакцией А.И. Молоткова. – М.: Астрель, 2001. – 512 с.