Дискурсивная лексика со значением сомнения, предположения и достоверности

Введение

В последнее время функционирование дискурсивной лексики в русском языке находится в центре внимания многих исследователей. Проблема изучения дискурса и описания его элементов лежит на пересечении интересов специалистов по теории коммуникации, социолингвистов и психолингвистов. Термин «дискурс» (от фран. «discour» – «речь») был впервые использован в работах французского лингвиста Освальда Дюкро для обозначения единиц различной категориальной принадлежности, играющих существенную роль в организации дискурса (дискурсивные слова указывают на различного рода отношения между отдельными его фрагментами).

Дискурсивные слова управляют процессом общения: выражают истинное мнение, отношение и эмоции, сопоставляют и противопоставляют различные утверждения говорящего, или говорящих лиц друг с другом.

Тема функционирования дискурсивных слов в русском языке актуальна по следующим причинам: во-первых, данные слова по-прежнему изучены недостаточно (ученые в частности рассматривают и изучают семантическую структуру дискурсивных слов), во-вторых, отсутствуют специальные труды, посвященные раскрытию функционально-структурной сущности дискурсивных слов. Следовательно, представление этого класса слов нельзя считать удовлетворительным. Изучение функционирования такого рода единиц актуально в свете дальнейшего развития лингвистики текста, поскольку они играют весьма существенную роль в построении дискурса.

Многими учеными (Владимиром Александровичем Плунгяном, Екатериной Владимировной Рахилиной, Андреем Александровичем Кибрик, Сандро Васильевичем Кодзасовым, Анатолием Николаевичем Барановым, Валентином Юрьевичем Гусевым и др.) проведена огромная работа в области изучения семантики дискурсивных слов, совершены попытки подробного рассмотрения и выявления наиболее употребляемых дискурсивных слов с различными оттенками. В своих исследованиях ученые сопоставляют дискурсивную лексику с вводно-модальными словами, так как оба класса слов имеют схожую семантику, то есть служат показателями истинных чувств человека к какому-либо явлению.

Традиционно в русском языке (ученые Ш. Балли, В.В. Виноградов и другие) выделяются объективная и субъективная модальности, функционально-семантическую структуру которых мы подробнее изложим в последующих главах.

Мы посчитали нужным изучить дискурсивную лексику и ее функционирование на материале прозы современных писателей Дмитрия Липскерова и Сергея Есина, так как именно в их произведениях, написанных в направлении постмодернизма, преобладает огромное количество дискурсивных слов, например, слов со значениями сомнения, предположения и достоверности.

Дмитрий Липскеров родился 19 февраля 1964 года в Москве в семье, где отец – кинодраматург и сценарист мультфильмов и мать – музыкальный редактор Государственного Дома Радиозаписи.

Свою писательскую деятельность Д. Липскеров начинает как драматург. На театральных сценах были поставлены «Река на асфальте» и множество других пьес. Это было в 1989 году, а в 1996 году он впервые стал интересоваться романами. Один из них «40 лет Чанчжоэ» снискал себе славу и был включен в сокращенный список на Российскую Букеровскую премию. В период с 2000 по 2002 года были выпущены сборники его сочинений.

Для исследования функционирования дискурсивной лексики в составе предложений мы выбрали три произведения писателя: романы «Эдипов комплекс», «Осени не будет никогда» и «Леонид обязательно умрет».

Также для исследования роли дискурсивных слов нами была выбрана проза С. Есина, который родился в московской семье интеллигентов в 1935 году 18 декабря. Детство Есина было похоже на детство многих его ровесников. «Плохо учился, прогуливал уроки, был дворовый мальчик», – вспоминал сам писатель. Но именно тогда он решил, что должен стать писателем. В 1960 году Есин окончил филологический факультет МГУ. Работал на радио вместе с Визбором, Петрушевским, Вахнюком, был главным редактором звукового журнала «Кругозор». Первая книга «Живём только два раза» вышла в 1976 году. С 1987 года работает в Литературном институте имени Максима Горького. В 1992 году был избран его ректором. В 1985 году в журнале «Новый мир» публикуется роман-бестселлер «Имитатор». Успех романа отчасти объясняется кажущейся разгадкой прототипа главного героя. В удачливом преуспевающем организаторе собственной славы художнике Семираеве многие читатели увидели живописца И.С. Глазунова. Автор «Записок честолюбивого человека» (подзаголовок «Имитатора») признавался: «Я знаю, что мне не стать чемпионом. Но я еще подурачу головы, покручу своей загадкой» [18.12.1935]. Семираева, художника, владеющего техникой, ремеслом, сжигает желание не сиюминутной известности (ее он себе уже организовал и раскрыл читателю механизм этой организации), но жажда бессмертия. И для достижения этой цели Семираев не останавливается ни перед чем, ради получения заказа от международной организации он использует окружающих, манипулируя даже самыми близкими людьми.

У обоих писателей, как у Д. Липскерова, так и у С. Есина, очень часто сюжет отсутствует или он непоследователен. Стоит отметить также и то, что проза данных писателей мало изучена, в особенности, с точки зрения лингвистики. В творчестве данных литературных деятелей нами обнаружено множество синтаксических конструкций, в составе которых есть дискурсивные слова с различными оттенками.

Целью нашего исследования является рассмотрение функционирования дискурсивных слов с оттенками сомнения, предположения и достоверности в прозе Д. Липскерова и С. Есина. Для достижения вышеуказанной цели исследования нами сформирован ряд конкретных задач, в числе которых:

1. Изучить теоретическую литературу по вопросам модальности, дискурса и дискурсивных слов;

2. Охарактеризовать содержательную структуру дискурсивной лексики в русском языке;

3. Провести комплексное исследование употребления и функционирования дискурсивной лексики со значениями сомнения, предположения и достоверности в прозе Д. Липскерова и С. Есина;

4. Сопоставить семантику и функционирование дискурсивной лексики в творчестве Д. Липскерова и С. Есина;

5. Выявить специфику употребления дискурсивной лексики в произведениях Д. Липскерова и С. Есина.

Объект исследования – дискурсивные слова со значениями сомнения, предположения и достоверности в прозе Д. Липскерова Сергея Есина.

Предмет исследования – функционирование дискурсивных слов в прозе Дмитрия Липскерова и Сергея Есина.

Материалом для анализа послужили произведения Дмитрия Липскерова – романы «Эдипов комплекс», «Осени не будет никогда» и «Леонид обязательно умрет» и литературные тексты С. Есина – романы «Имитатор», «Марбург» и «Твербуль».

Методологической основой исследования явились – научные труды ученых-исследователей Виктора Владимировича Виноградова, Галины Александровны Золотовой, Владимира Зиновьевича Панфилова, Шарля Балли, Натальи Юльевны Шведовой, Ильи Романовича Гальперина, Владимира Александровича Плунгяна, Валентина Юрьевича Гусева, Екатерины Владимировны Рахилиной, Сандро Васильевича Кодзасова и др.

Структура работы: работа состоит из введения, двух глав, заключения и библиографии.

Глава I. Субъективная модальность: семантика, функционирование, средства выражения. 1.1 Определение категории модальности в лингвистике

В фокусе внимания современной лингвистики находятся проблемы, связанные с отображением мира в языке, с соотношением субъективного и объективного в наших представлениях о мире.

Интерес к категории модальности особенно возрос в последние десятилетия, когда в языкознании утвердился функциональный подход, вслед за этим отчетливо проявилось последовательное внимание к человеческому фактору как важному экстралингвистическому компоненту языковых преобразований.

Термин «модальность» весьма широк по объему, поскольку он используется для обозначения различных явлений, неоднородных по смысловой величине, грамматическим свойствам и по степени оформления на разных уровнях языковой структуры. Вопрос о содержании категории модальности как фундаментальной языковой категории, о средствах ее формального выражения в современной лингвистической науке до конца не решен. Повышенный интерес к проблеме языковой модальности находит отражение в большом количестве исследований, касающихся изучения сущности, разновидностей и структуры модальных средств.

Как отмечает Александр Владимирович Бондарко, «модальность – это комплексная категория, имеющая в своем распоряжении синтаксические, морфологические и лексические средства выражения» [Бондарко, 1984, с. 136]. Модальность (от лат. «modalis» - способ, мера, вид, разновидность) категория, выражающая степень достоверности суждения [Ушаков, 2004, с. 189]. Наиболее развернутое значение модальности представлено в толковом словаре русского языка Сергея Ивановича Ожегова: «В теории познания: статус явления с точки зрения его отношения к действительности, а также сама возможность познания такого отношения. В языкознании: категория, обозначающая отношение говорящего к содержанию высказывания (к действительности) и выражающаяся категориями наклонения глагола, интонацией, модальными словами (должен, возможно, необходимо). Субъективная модальность (выражающая отношение говорящего). Объективная модальность (выражающая отношение сообщения к действительности)» [Ожегов, Шведова, 2007, с. 361].

Многие авторы считают, что адекватный семантический анализ модальности возможен только при учете ее функционирования в речи, в коммуникации, высшей единицей которой является текст. Именно в тексте актуализируются значения всех модальных единиц, в результате синтеза и взаимодействия которых возникает модальный смысл текста, представляющий собой сложное явление, не равное простой сумме модальных значений единиц, составляющих текст [Бондарко, 1984, с.137].

Категория модальности в художественном тексте рассматривается как «коммуникативно-семантическая категория, выражающая субъективное, но базирующееся на объективных факторах, отношение автора к своему сообщению, проявляющееся как результат выбора предметов и явлений объективной действительности, качественной оценки текстовых объектов и способе отражения между явлениями в тексте» [Донскова, 1982, с. 28]. В текстах художественной коммуникации модальная направленность определяется художественным мировидением автора, его эстетическим кредо, отношением к окружающей реальности [Донскова, 1982, с. 187]. Модальность также рассматривается как значительная материальная часть художественного текста, в основе которой лежат субъективно-модальные значения одобрения или неодобрения. Свое мнение по этому поводу выражает И.Р. Гальперин: «Текстовая модальность присуща целому. Она окрашивает отдельные высказывания только для того, чтобы подготовить читателя к восприятию субъективно-модального значения этого целого» [Гальперин, 1981, с. 116]. Семантическую основу категории модальности составляют предметная модальность, представляющая авторскую модель действительности; оценочная модальность, модифицирующая предметную модальность дополнительными качественно-оценочными характеристиками сообщаемой информации в тексте.

Предметный аспект текстовой модальности, передающий соотношение между текстовым содержанием и реальной действительностью с точки зрения автора, несет в себе определенную информацию о предмете, ситуации реальной действительности: все слова в тексте, все предложения, как и текст в целом, актуализированы. Они означают конкретные предметы и реальные высказывания о конкретных фактах и ситуациях. Отнесенность к действительности, или актуализация, является необходимым свойством всякого текста.

Большой вклад в разработку проблемы модальности внес ученый В.В. Виноградов – представитель Московской лингвистической школы, считавший модальность одной из центральных языковых категорий. По его мнению, «каждое предложение включает в себя, как существенный конструктивный признак, модальное значение, то есть содержит в себе указание на отношение к действительности. Любое целостное выражение мысли, чувства, побуждения, отражая действительность в той или форме высказывания, облекаются в одну из существующих в данной системе языка интонационных схем предложения и выражают одно из тех синтаксических значений, которые в своей совокупности образуют категорию модальности» [Виноградов, 1975, с. 55].

В «Грамматике современного русского литературного языка» категория модальности представлена в двух видах: объективно-модальное и субъективно-модальное значения. Н.Ю. Шведова, автор этого раздела, также считает, что модальность не может ограничиваться лишь указанием на отношение говорящего к предмету высказывания с точки зрения реальности и ирреальности [Шведова, 1975, с. 181]. В значительной мере в этой категории проявляется субъективно-оценочное отношение. Ученый пишет, что каждое высказывание, построенное на основе той или иной отвлеченной схемы предложения, обладает субъективно-модальным значением. Если объективно-модальное значение выражает характер отношения сообщаемого к действительности, то субъективно-модальное значение выражает отношение говорящего к сообщаемому лицу. Шведова также уверяет нас в том, что это значение выражается не средствами собственно-структурной схемы и ее форм (хотя в некоторых случаях имеет место объективизация субъективно-модального значения в самой структурной схеме предложения), а грамматическими, лексико-грамматическими и интонационными средствами, накладываемыми на ту или иную форму предложения [Шведова, 1975, с. 183]. И.Р. Гальперин же не согласен с мнением Н.Ю. Шведовой о том, что каждое высказывание обладает субъективно-модальным значением. По его мнению, «все повествовательные предложения имеют свои структурные схемы», которые не обладают субъективно-модальным значением [Гальперин, 1978, с. 112].

В вопросе о разделении категории модальности на отдельные подкатегории среди ученых нет единого мнения. Так, например, ученый В.З. Панфилов относит к объективной модальности значение возможности, действительности, достоверности, так как эти значения являются отражением в содержании высказывания объективных связей в мире. Отношение же высказывания к действительности исследователь трактует как субъективную модальность на основании того, что значение реальности и ирреальности устанавливается самим говорящим [Панфилов, 1976, с. 52]. Л.С. Ермолаева разграничивает три различных типа модальных отношений: внутреннюю, объективную внешнюю и субъективную внешнюю модальности [Ермолаева, 1977, с. 73]. Под внутренней модальностью она понимает отношение субъекта (реже объекта) действия к совершаемому им действию (для объекта – отношение к действию, которому он подвергается). Под внешней модальностью предложения понимается отношение его содержания к действительности в плане реальности и ирреальности (объективная внешняя модальность) и степень уверенности говорящего в сообщаемых им фактах (субъективная внешняя модальность) [Ермолаева, 1977, с. 75].

Нам представляется правомерным концепция дифференциации модальности на объективную и субъективную модальности. Объективная модальность является обязательным признаком любого высказывания. Она выражает отношение сообщаемого к действительности в плане реальности и ирреальности. Такая модальность получает свое выражение на уровне синтаксического членения предложения и выражается такими грамматическими и лексическими средствами как формы наклонения, модальные слова и частицы, интонация.

Субъективная модальность выступает как формально-грамматическое значение. Смысловой основой субъективной модальности является оценка говорящим описываемых фактов.

Сравнивая семантический объем объективной и субъективной модальности, следует отметить, что объем последней значительно шире.

Проблемы субъективной модальности привлекают пристальное внимание исследователей. Особое место занимает само понимание субъективной модальности, объем средств выражения и связь субъекта речи с тем, о чем он говорит. Выявлены колебания субъективной модальности в рамках «широкого» и «узкого» понимания. При широком понимании в субъективную модальность включается эмоционально-экспрессивная семантика, а при узком – исключается [Панфилов, 1977, с. 39]. Вспомним, что объективная модальность отражает характер объектных связей, наличных в той или иной ситуации, на который направлен познавательный акт, а именно, связи возможные, действительные и необходимые. А субъективная модальность выражает оценку со стороны говорящего лица, степени познавательности этих связей, то есть указывает на степень достоверности мысли, отражает данную ситуацию и включает проблематическую и категорическую достоверности. Субъективная модальность понимается как модальность степени достоверности и недостоверности, для которых важна степень знания факта независимо от познающего субъекта. Однако в грамматике субъективная модальность связывается, в первую очередь, с позицией говорящего лица.

Понимание субъективной модальности как способа выражения степени достоверности и недостоверности разделяет ряд исследователей (В.З. Панфилов, В.Н. Бондаренко, Л.В. Анисимова, Л.А. Будниченко). Модальность степени достоверности и недостоверности, скорее, можно назвать субъективной категорией, так как с ее помощью говорящий оценивает степень знания о действительности.

Ученый-лингвист А.А. Мецлер замечает, что степень достоверности не зависит от субъективной оценки ее говорящим лицом, а определяется объективной вероятностью [Мецлер, 1982, с. 70]. Л.А. Будниченко под субъективной модальностью понимает оценку содержания высказывания говорящим лицом с точки зрения достоверности и недостоверности излагаемых им фактов, относя к субъективной модальности также языковые средства, как модальные слова и предложения, модально-изъяснительные конструкции [Будниченко, 1982, с. 6].

Субъективную модальность иногда называют персуазивной модальностью. В.А. Белошапкова отмечает: «Персуазивность – это оценка говорящим объективного содержания предложения со стороны достоверности и недостоверности, выражения уверенного и неуверенного значения. Это значение часто называют субъективной модальностью» [Белошапкова, 1981, с. 481]. В персуазивности больше учитывается роль говорящего лица, чем в модальности достоверности. Оценка степени достоверности и недостоверности в большей степени направлена на действительность, а выражение значений уверенности и неуверенности – на говорящего человека.

Своеобразную концепцию субъективной модальности в речевом аспекте представил Г.Я. Солганик: «Речь эгоцентрична и субъективна по своей природе, это главное и фундаментальное ее качество, которое представляется в любом высказывании как субъективно-модальное значение. Субъективно-модальное значение – это непосредственное речевое значение высказывания. Оно становится высказыванием, приобретает форму только тогда, когда становится в связь с «Я» [Солганик, 1981, с. 73-74]. Солганик понимает субъективную модальность как субъективность в речи в целом. Т.В. Шмелева справедливо пишет о том, что актуализированная категория модальности служит для установления отношения объективного содержания предложения к моменту речи и к участникам общения [Шмелева, 1984, с. 62]. Модальность у нее – своеобразная субъективная установка объективного содержания предложения, как способ подачи информации, а не как форма отражения объективной действительности. Естественно, что при данном понимании модальности из ее содержания выпадает объективная модальность. По Шведовой объективно-модальное значение выражает отношение сообщаемого к действительности, а субъективно-модальное значение выражает отношение говорящего к сообщаемому [Шведова, 1984, с. 64].

Как показывает обзор специальной литературы, основной инвариантной функцией субъективной модальности является выражение говорящим субъективной оценки степени достоверности сообщаемого, то есть уверенности и неуверенности в достоверности сообщаемого (Галина Александровна Золотова, Вера Арсеньевна Белошапкова, Людмила Васильевна Анисимова, Владимир Зиновьевич Панфилов, Виктория Николаевна Бондаренко, Лариса Александровна Будниченко и другие). Следовательно, между узким и широким пониманием субъективной модальности нет противоречий.

Безусловно, вопрос о способах выражения субъективной модальности весьма сложен и неоднозначен. Следует помнить, что в художественном тексте модальность реализуется в характеристике героев, в своеобразном распределении предикативных и релятивных (условных) отрезков высказывания, в сентенциях (мыслях, изречениях, афоризмах и т.д.), в умозаключениях, в актуализации отдельных частей текста и в ряде других средств [Гальперин, 1981,115]. Однако мы в нашей работе сделаем акцент на функционирование дискурсивной лексики как средстве выражения субъективной модальности.

1.2 Дискурсивные слова как средства выражения субъективной модальности

Дискурсивные слова являются одним из средств выражения субъективной модальности, так как они выражают истинные чувства и отношения говорящего к окружающей действительности.

Философский словарь определяет понятие «дискурс» как сложную совокупность языковых практик, участвующих в формировании представлений о том объекте, который они подразумевают. «Дискурс – прежде всего, это речь, погруженная в контекст» [Философский словарь, 2003, с. 291].

Дискурс в 60-70-х гг. XX века понимался как связанная последовательность предложений и речевых актов. В таком понимании он может трактоваться как явление, близкое понятию текста. Уже в конце 80-х гг. XX века под дискурсом начинают понимать сложное коммуникативное явление, сложную систему иерархии знаний, включающую, кроме текста, еще и экстралингвистические факторы (знания о мире, мнения, установки, цели адресата и т.д.), необходимые для понимания текста. Термин молодой, потому и недостаточно изученный в лингвистическом плане. Исходя из концепции деятельностной сущности человека, исследователи все больше обращают внимание на социальные, психологические, прагматические аспекты речевого поведения личности. Данная тенденция связана с проблемой изучения «языка в действии», в рамках которой ведутся современные лингвистические изыскания.

В специальном, социогуманитарном смысле понятие «дискурс» – социально обусловленная организация системы речи, а также определенные принципы, в соответствие с которыми реальность классифицируется и представляется в те или иные периоды времени. Это специальное значение слова «дискурс» впервые ввел Э. Бенвенист, противопоставленная «discour» (речь, привязанная к говорящему) и «resit» (речь, не привязанная к говорящему). Термин «дискурсивные слова» (франц. «discour» – речь) был также использован в работах французского лингвиста Освальда Дюкро для обозначения единиц различной категориальной принадлежности, играющих существенную роль в организации дискурса [Серио, 1999, с. 32]. Дискурсивные слова указывают на различные отношения между говорящим человеком и слушающим, обеспечивают связность текста, выражают логические и другие отношения между отдельными его фрагментами. Такого рода единицы управляют процессом общения: они выражают истинные и этические оценки, мнения, соотносят, сопоставляют и противопоставляют разные утверждения говорящего или говорящих друг с другом.

Лингвистический энциклопедический словарь трактует «дискурсивные слова» как процесс, реализующийся в различных видах дискурсивных практик [Энциклопедический словарь, 2004, с. 138].

Благодаря понятию «дискурс» появляется термин «дискурсивные слова». Изначально дискурсивные слова рассматривались как вводно-модальные конструкции, так как обе категории имеют схожую семантику.

Модальные слова являются одной из наиболее часто рассматриваемых в работах последних лет категорий слов, как в отечественной, так и в зарубежной литературе. Их семантика рассматривается в рамках разных лингвистических подходов – лексико-семантического, семантико-синтаксического, контекстно-семантического и др. Они изучаются в различных теоретических парадигмах (логический анализ языка, лингвистика текста, анализ диалога, дискурс-анализ и др.). Неоднократно отмечалось, что модальные единицы обладают рядом особых свойств, (часто обеспечивают связь между достаточно удаленными друг от друга фрагментами текста, между текстом и знаниями говорящего, в общем случае не имеют отрицания, часто одновременно принадлежат к нескольким частям речи, могут являться служебной формой полнозначных лексем и пр.), совокупность которых лежит в основе рассмотрения их как отдельного класса. В основу вводно-модальной категории входят метатекстовые, фатические и авторизованные слова и конструкции. Термин «метатекстовые нити» впервые был введен Анной Вежбицкой в 1978 году. Ученый рассматривает их как слова и выражения, которые осуществляют связь между фрагментами высказывания (кстати, между прочим и т.д.), позволяют сохранять дистанцию относительно отдельных элементов (слов) в самих предложениях (собственно говоря, скорее и т.д.) [Вежбицкая, 1978, с. 89]. В.А. Лукин называет их метатекстовыми элементами, которые служат «метоорганизаторами» текста и «являются средством связности текста, служат для переключения внимания получателя на определенные фрагменты текста, помогают ориентироваться в пространстве текста» [Лукин, 1999, с. 62 – 68]. Метатекстовые слова показывают порядок изложения мыслей в тексте, то есть являются средствами выражения исследуемой нами категории: во-первых, кроме того, наконец, в свою очередь, по крайней мере, во всяком случае, в основном, главное, между прочим и т.д. Существует разновидность данных слов, которые являются средствами обобщения, уточнения или дополнения информации: итак, наконец, таким образом, стало быть, следовательно, значит, в общем, в конце концов, как правило, словом, в частности, иначе говоря и т.д. Термин «фатические конструкции» был введен Б. Малиновским (США) в 30-х гг. XX века. Фатические слова (от греч. «photos» – сказанный, говорить, сказать) – слова, используемые для установления и поддержания говорящим контакта, беседы (знаете ли, понимаешь ли и т.д.). Фатические слова являются показателями оптимального речевого контакта говорящего со слушающим, также могут быть средством выражения модальности: понимаешь, слышите, представьте, видите ли, заметь, согласитесь, знаете ли и т.д. [Голуб, Розенталь, 1978, с. 289]. Например, данная категория слов может нести в себе оттенок уверенности (конечно, несомненно), предположения (может быть, наверное); возможности (возможно, наверняка). Иногда могут указывать на последовательность мыслей говорящего и способы их оформления: словом, мягко выражаясь, что называется; итак, следовательно, значит и т.д. Авторизованные слова – категория слов, которая в зависимости от ситуации и контекста могут придать речи говорящего достоверность или неопределенность, которая воспринимается как маркер сомнительной информации. Авторизованные слова связывают достоверность информации с ее источниками, могут выражать модальность с помощью следующих слов: по-моему, по слухам, как говорят, по словам наших предков, по замыслу писателя и т.д. Говорящее лицо, употребляющее данные конструкции в своей речи, в какой-то степени снимает с себя ответственность за то, что им сообщается собеседнику, то есть им сообщается источник его слов. Тем самым, данные конструкции придают достоверность речи говорящего лица.

Модальное слово в «Лингвистическом энциклопедическом словаре русского языка» трактуется как «слово, утратившее свое конкретное лексическое значение и функционирующее как средство описательного выражения модальности» [Лингвистический энциклопедический словарь русского языка, 1990, с. 112]. Модальные слова – это особая часть речи, общекатегориальное значение которой сводится к передаче разнообразных субъективно-модальных отношений говорящего к тому, о чем и как он говорит [Современный русский язык, 2000, с. 347-348], слова, посредством которых говорящий оценивает свое высказывание в целом или отдельные его части с точки зрения отношения их к объективной действительности [Валгина, 2002, с. 232]. В.В. Виноградов отделил модальные слова от наречий на основании семантического и синтаксического критерия. Эти два признака – семантический и синтаксический – представлены достаточно чётко, что и заставляет многих лингвистов говорить о модальных словах, как о самостоятельной части речи. Семантическим признаком модальных слов является их значение субъективного отношения к высказыванию с точки зрения его достоверности, предположительности или желательности. Синтаксическая функция модальных слов – функция вводного члена предложения или, значительно реже, слова – предложения. Семантически модальные слова ничего не называют и не утверждают, но, являясь элементами модуса ментального плана, выражают различные отношения к тому, что составляет содержание высказывания. В терминах категории модальности являются выразителями субъективной модальности, так как характеризуют не тот актуальный мир, о котором говорится в высказывании, а выражают отношение к возможной характеристике этого мира.

1.3 Дискурсивные слова со значением сомнения, предположения и достоверности как средства выражения субъективной модальности

В свете новых концепций – «человек в языке», «творящий дискурс человек» отмечается значительный интерес лингвистов, направленный на выявление коммуникативной специфики и прагматических свойств модальных (вводных) элементов. Все чаще их называют «дискурсивными словами» [Баранов, Плунгян, Рахилина, 1993; Киселева, Пайар 1998; Кобозева, 2003], «дискурсивными маркерами» [Сарафанникова, 2006], «дискурсивными коннективами», «прагматическими маркерами», объединяющими на формальной и функциональной основе модальные (вводные) слова, модальные частицы и некоторые междометия.

«Дискурсивные слова» – термин новый и недостаточно изученный. Его связывают с вводными, модальными словами, также их называют вводными маркерами. Функция как вводно-модальных, так и дискурсивных слов заключается в том, что они вносят в смысл предложения дополнительную информацию, произвольно вклиниваясь в ее состав. Виктор Владимирович Виноградов вводность называет способом реализации, а модальность – одной из единиц функциональной семантики [Виноградов, 1961, с. 74]. Иначе говоря, вводность – категория формально-грамматическая, а модальность – семантико-синтаксическая. Обе категории не исключают друг друга, но и не замещают. О вводной модальности также можно сказать, что она по функциям рассматривается как путь выражения отношений, а ее вводность – как средство реализации этого выражения.

Дискурсивные слова выполняют функцию выражения отношений в предложении. С помощью них говорящий человек может изъяснить свое недовольство, изумление, недоверие, сожаление и т.д. Д.Э. Розенталь не исключает различные варианты вводности, которые могут быть модальными практически во всех случаях, в широком понимании проблемы логико-языковых аспектов выражения отношений, поскольку модальными значениями пронизана вся система языка, и поэтому нельзя в языке искать единых, четко очерченных способов ее грамматического выражения [Розенталь, 1974, с. 7]. Единственное отличие дискурсивных слов от вводно-модальной категории заключается в том, что поначалу долгое время вводность и модальность рассматривались как вводные элементы языка, а затем только – как выразители отношений.

Итак, мы уже отмечали, что дискурсивные слова и конструкции могут приобретать дополнительные оттенки в составе предложений: достоверность или недостоверность, предположение, сомнение, уверенность или неуверенность.

Дискурсивные слова со значениями достоверности наиболее часто употребляются как в письменной, так и в устной речи. Данная разновидность модальности выражает реальность сообщения, информации и может быть выражена следующими словами: действительно, безусловно, несомненно, конечно, бесспорно, очевидно, разумеется и т.д. Обмен информацией между людьми в процессе общения предполагает отчетливое понимание оснований принятия или непринятия выраженных в высказываниях мнений, оценок, фактических данных и т.д. Принятие высказываний зависит от многих объективных и субъективных, внутренних и внешних факторов.

Специфика субъективно-модальных значений предположения определяется коммуникационными устремлениями автора речи. Наличие в предложении лексических и синтаксических средств выражения модальности предположения показывает, что говорящее лицо субъективно оценивает достоверность сообщаемой информации. В случае с модальностью предположения говорящий не уверен в истинности сообщения, его цель – выразить неуверенность, сомнение, недоверие, скепсис и т.д., поделится результатом собственных размышлений с адресатом речи, дать интеллектуальную оценку высказыванию. Итак, целью предположения является желание убедить в своей правоте или точке зрения третьих лиц, поколебать убеждения адресата речи, наконец, просто заставить размышлять, сомневаться.

Сомнение также является одним из способов выражения субъективной модальности. Лингвистический энциклопедический словарь объясняет, что данная категория модальности реализуется в предложении с помощью:

– специального лексико-грамматического класса слов и функционально близких к ним словосочетаний и предложений, функционирующих в составе высказывания в качестве вводных единиц;

– модальных частиц для выражения неуверенности (вроде, наверное), предположения (разве что, скорее всего, возможно), недостоверности (якобы), удивления (ну и, да и) и т.д.;

– междометий (ах! ой-ой-ой!);

– специальных интонационных средств, которые испльзуются для акцентирования удивления, сомнения, уверенности, недоверия, протеста, иронии и других эмоционально-экспрессивных оттенков субъективного отношения к сообщаемому лицу;

– порядка слов для вынесения главного члена предложения в начало, для выражения отрицательного отношения и иронического отрицания: Станет он тебя слушать! Хорош друг!;

– специальных конструкций, выраженными такими построениями, как: Нет чтобы подождать! (для выражения сожаления по поводу чего-либо неосуществившегося) и т.д. При этом средства субъективной модальности способны перекрывать объективно-модальные характеристики. Но, несмотря на данное обстоятельство, объективно-модальное значение является основным, инвариантным значением предложения [Балли, 1995, с.181].

Таким образом, отношение говорящего к содержанию высказывания (к действительности) выражает модальность, целостный семантический анализ которой возможен только при учете ее функционирования в речи, коммуникации, высшей единицей которой является текст. В художественном тексте категория модальности выражает субъективное отношение автора к своему сообщению. В текстах художественной коммуникации модальная направленность определяется художественным мировидением автора, его эстетическим кредо, отношением к окружающей реальности. Субъективная модальность выражает оценку со стороны говорящего лица, степени познавательности этих связей, то есть указывает на степень достоверности мысли, отражает данную ситуацию и включает проблематическую и категорическую достоверности.

Средствами выражения субъективной модальности являются дискурсивные слова с различными значениями (сомнение, предположение, достоверность), они выражают истинные чувства и отношения говорящего к окружающей действительности. Субъективное отношение говорящего к окружающей действительности может выражаться с помощью метатекстовых, фатических и авторизованных слов и конструкций. В зависимости от контекста и ситуации данная категория слов приобретает различные оттенки: достоверность или недостоверность, предположение, сомнение, уверенность или неуверенность, сожаление, удивление и др.

Глава II. Роль дискурсивных слов в прозе современных писателей Д. Липскерова и С. Есина 2.1 Функционирование дискурсивных слов со значением сомнения в произведениях Д. Липскерова и С. Есина

В ходе нашего исследования мы обнаружили, что в произведениях исследуемых нами писателей содержится большое количество дискурсивных слов с различными оттенками. Субъективно-оценочная модальность с наибольшей очевидностью проявляется в тех произведениях, где просвечивается личность автора. Модальность в данном случае могла приобретать весьма необычный оттенок в зависимости от индивидуальной манеры автора, объекта описания, прагматической установки, соотношения содержательно-фактуальной и содержательно-концептуальной информации. Этот факт наиболее очевиден и ощутим, если отчетливее проявляется личность автора в его произведениях [Гальперин, 1981, с. 118]. И.Р. Гальперин также пишет, что, создавая воображаемый мир, художник слова не может быть беспристрастен к этому миру. Представляя его как реальный, он в зависимости от своего метода изобразительности либо прямо, либо косвенно выражает свое отношение к изображаемому [Гальперин, 1981, с. 123].

Нами было рассмотрено и проанализировано три наиболее значительных произведения Д. Липскерова: «Эдипов комплекс», «Осени не будет никогда» и «Леонид обязательно умрет».

Роман «Эдипов комплекс» Д. Липскерова о сыновней любви к матери. Сын является героем-повествователем, которому свойственно фантазировать и иначе смотреть на обыденность. Структура рассказа состоит из последовательного изложения историй. Здесь описаны случаи из жизни, которые тематически не объединены ничем, это набор случаев, анекдотов. Автор заставляет читателя присутствовать наяву, во временной яви. Усилить эффект воздействия на читателя писателю помогают дискурсивные слова с различными оттенками. Нами было обнаружены предложения, содержащие в себе дискурсивную лексику, указывающую на большую или меньшую недостоверность, сомнительность явления. Персонажи, употребляющие в своей речи данные слова или конструкции, оценивали сообщаемое как вероятное, возможное, но весьма сомнительное в своих результатах. Например, в одном из предложений герой-повествователь с удовольствием и любопытством наблюдает, как его мать ругает его воображаемую сестру за то, что та обмочилась во сне. Он ревностно относится к своей матери и практически с ненавистью – к сестре: Уж не знаю, что приснилось сестричке («Эдипов комплекс»). В данном примере значение дискурсивного слова со значением сомнения усиливается благодаря использованию междометия уж, которое придает эмоционально-экспрессивный оттенок всему высказыванию: оттенок удивления, иронии. В следующем примере главный герой говорит о соседе-эксгибиционисте Федоре Михалыче, который как-то пообещал ему подарить на совершеннолетие оловянного солдатика. Ведь вместо игрушек мальчик играл с гвоздями и однажды упал на них лбом. Впрочем, промышленность перестала их выпускать задолго до моего созревания, а потому сосед освободил себя от взятых обязательств («Эдипов комплекс»). В данном случае дискурсивное слово приобретает дополнительный оттенок сожаления. В следующем предложении дискурсивное слово также имеет оттенок сожаления, удивления. Герой вспоминает, как мать порола его ремнем за плохие оценки в школе-интернате, а затем начинала бесконечно просить прощения у сына. В эти моменты он испытывал сильнейший испуг, обиду, однако в душе любил мать, несмотря ни на что: Хотя, в тот момент безрассудных ласк я ее обожал, но с высоты оскорбленного и поруганного был по-детски жесток и называл ее фашисткой гитлеровской, а она все горше плакала в ночи в одеяло, и я смотрел на ее расплывшиеся по телу груди, и представлялись они мне прозрачными, стеклянными, доверху наполненными водой («Эдипов комплекс»). Данные дискурсивные слова со значением сомнения в данном произведении имеют различные оттенки в зависимости от речевой ситуации. Благодаря данным словам, говорящий оценивает сообщаемое как вероятное, возможное, подчеркивает лишь предположительность факта действительности.

В произведении «Осени не будет никогда» сплелись между собой абсолютно разные герои. Речь отображает их характеры, интересы и взгляды на жизнь. Речь персонажей романа насыщена сгустками жаргонной лексики, бранными выражениями и т.д. Складывается ощущение, что автор намеренно замышляет интригу, показывает реальную жизнь в России в натуралистическом свете, изображая детали безобразных сцен, что придает динамичность сюжету. В данном произведении нами также были обнаружены и исследованы синтаксические конструкции, в составе которых содержатся дискурсивные слова, придающие значение сильного или менее выраженного оттенка сомнения с дополнительными значениями (страх, испуг, сильно выраженная неуверенность). В одном из примеров говорится о сомнительном образе жизни родителей Вовы Рыбакова (главного героя романа): Родители: он – известный в столице конферансье, она – экономический мозг Союзгосцирка, были по роду занятий людьми, хоть и не относившими себя к советской богеме, но общавшимися с нею на «ты» («Осени не будет никогда»). На одной из таких «посиделок» в доме Рыбаковых, оставшись без присмотра родителей, десятилетний Вова обнаружил в чьей-то из присутствующих гостей сумке водку, которую затем на улице выпил. В этот момент он испытал и страх, и удовольствие одновременно, в его голове стали возникать неестественно красочные образы и немыслимые фантазии: В мешке мальчик обнаружил кисти, выпитую наполовину чекушку водки, серебряную стопочку и охапку кленовых листьев, которых вокруг валялось великое множество, впрочем, как и других, по причине второй половины августа («Осени не будет никогда»). Нами были обнаружены примеры дискурсивной лексики со значением сомнения с дополнительными оттенками сильно выраженной неуверенности, страха, испуга. Одна из героинь данного романа Лиля Мятникова работает специалистом по уничтожению крыс в жилых домах, однажды с утра она почувствовала себя неважно: Мятниковой тоже захотелось колбаски, хотя она никогда не ела ее и в холодильнике лежали лишь сосиски, которые тоже при желании можно было пожарить («Осени не будет никогда»). Лиля вновь резко обернулась, и опять за ее спиной никого не нашлось, хотя в зеркале вновь маячила черная зверюга с подвижным носом и стеклянными глазами («Осени не будет никогда»). Героиня до конца сомневается в том, что после укуса крысы за ногу, она сама превратилась в нее. Лиля испытывает безумный страх, и она все еще надеется на то, что это ей лишь снится. Постепенно автор подводит читателя к мысли, что Лиле необходимо было стать крысой, чтобы переосмыслить всю свою жизнь, сделать переоценку ценностей. Весьма ощутимо авторское негативное отношение к своему герою в следующем примере, в котором дискурсивное слово со значением сомнения также имеет оттенок неуверенности, страха: Впрочем, в истории болезни его этой фамилией и окрестили, назначив с понедельника различные анализы, в том числе и энцефалограмму, если понадобится – МРТ, но и остальное, как обычно: кровь, моча и т.д. («Осени не будет никогда»). Ситуация происходит в одной психиатрической больнице Москвы, куда поступил неадекватный пациент Слизькин с явными нарушениями психики и оторванным ухом. Ему требовалась скорая помощь, реабилитация, а в это время психиатр, молодая женщина, Александра Игоревна Бове думает о нем, как об удачном объекте для исследования для своей кандидатской работы, назначает ему курс лечения, больше похожий на опыты. Затем Сашенька оказывается в камере отделения московской милиции, где пытается сохранить спокойствие, хладнокровие, но автор всё же передает ее неуверенность, страх перед допрашивающим ее милиционером Пожидаевым с помощью дискурсивного слова со значением сомнения. Героиня чувствует, что находится в опасности, этот «мент» так и норовил испортить ее чистоту: В воздухе почувствовался запах несвежих гормонов, и Сашенька, хоть и держалась смело, тем не менее, часто дышала оттого что сердце билось неистово («Осени не будет никогда»). В том же отделении милиции оказался и Слизькин, который ведет себя неадекватно. Автор, используя в своей речи дискурсивное слово со значением сомнения, подчеркивает нелогичность, непоследовательность поведения своего героя: Впрочем, лысый не долетел до полковничьей фигуры, рухнул возле ног Журова и принялся лизать обувь товарища начальника («Осени не будет никогда»). В данном случае дискурсивное слово со значением сомнения в речи автора имеет оттенок неуверенности, удивления. В следующем предложении дискурсивное слово со значением сомнения имеет оттенок безразличия, равнодушия: Впрочем, кроме нее, исчезновения Били никто не заметил («Осени не будет никогда»). В данном случае очевидно авторское равнодушие по отношению к своему герою. Речь идет об учителе рисования Врубиле, который исчез бесследно, и только одна из учительниц очень переживала по этому поводу.

Провокационный, динамичный и многогранный сюжет в произведении Д. Липскерова «Леонид обязательно умрет». Речь эмбриона Леонида весьма эмоциональна, порывиста, иногда непонятна. Он ненавидит сожителей своей матери, злится, ругается, толкается. Другая героиня романа – старушка Ангелина Лебеда постоянно находится в состоянии погруженности в свою молодость, сожалеет о прошлом, желает все вернуть. В речевом обиходе героев часто встречаются дискурсивные слова, с помощью которых подчеркивается лишь предположительность факта действительности. В некоторых предложениях сам автор неуверенно рассказывает, например, о развитие еще не родившегося Леонида – эмбриона на двадцать шестом дне своей жизни. Повествователь задается вопросом, как у зародыша на таких ранних сроках уже имеется сердце, которое чувствует опасность, ненависть, равнодушие и вообще умеет логически мыслить: Впрочем, сомнение было абстрактным и неизвестно чьим, да и знание об эмбрионе имелось лишь у самого эмбриона («Леонид обязательно умрет»). Он отчетливо почувствовал опасность, хотя страха по-прежнему не было («Леонид обязательно умрет»). Таким образом, в данных примерах дискурсивные слова со значением сомнения приобретают оттенок неуверенности, удивления.

С помощью дискурсивного слова со значением сомнения с дополнительными оттенками неуверенности, автор передает субъективное мнение о своем герое. Мать эмбриона Леонида Юля не всегда сдерживала обещания (по неизвестным причинам): Впрочем, Юлька все равно не сделала обещанного – засор оставался засором, а нос соседа так и не был померен с его мужским естеством («Леонид обязательно умрет»). В коммунальной квартире она часто ругалась со своими соседями из-за бытовых проблем – Катей и Сергеем Сергеевичем Кашкиным, нос которого, ассоциирующийся у нее с мужским достоинством, возмущал ее своим маленьким размером. Несмотря на то что, как мужчина, Се-се (так Юля его называла) не был для нее привлекателен. Однако Сергей Сергеевич питал к Юле животные порой чувства. Иногда подглядывал за ней в замочную скважину, его злило, что каждый раз она была в одежде: Сосед матерно выругался, впрочем, шепотом («Леонид обязательно умрет»). Данное дискурсивное слово, употребленное в повествовательной речи автора, позволяет нам создать психологический портрет неуверенного в себе, закомплексованного, несамодостаточного героя, которому не хватает мужской хватки. Еще одна героиня – восьмидесятидвухлетняя старушка Ангелина Лебеда, увлекающаяся всемирной паутиной и просмотром порнографических каналов, часто задумывается о возвращении былой молодости, сомневаясь для чего конкретно ей это нужно, скорее, чтобы спастись от скуки и чувства одиночества: Хотя для общего образования понаблюдать было нужно («Леонид обязательно умрет»). Но, хоть и с трудом, она постигла эту компьютерную науку и теперь пользовалась ее плодами («Леонид обязательно умрет»). В этих примерах дискурсивное слово имеет оттенок неуверенности. Ненавистно, с осуждением, автор отзывается о женщинах, делающих аборты: Тем не менее, первые абсолютно правы, хотя среди них много пренеприятнейших особ, пьяных до драки, часто теряющих в борьбе истинный женский облик («Леонид обязательно умрет»). В частности, мать Леонида Юля относилась к таким женщинам. Она не планировала ребенка и была уверена, что ее методы предохранения эффективны. В этом случае дискурсивное слово приобретает оттенок презрения, ненависти, осуждения. Нами были обнаружены предложения, в которых дискурсивные слова со значением сомнения придают всему высказыванию интригу и позволяют узнать об интересах и предпочтениях героини. Здесь дискурсивные слова приобретают оттенок неожиданной догадки: Ангелина набрала фамилию Утякин в широком поиске, нашла нескольких однофамильцев, но доктора среди них не нашлось, хотя обнаружился под такой фамилией стриптизер, трудящийся под псевдонимом «Утка» («Леонид обязательно умрет»). Героиня ищет того самого доктора, который омолодит ее путем внедрения в организм стволовых клеток. Геля договаривается с доктором о встрече и в ожидании у нее возникают следующие мысли: Хотя, нет, поспорила сама с собою Лебеда, есть один вид ожидания, который приносит настоящее несчастье. Ожидание выстрела («Леонид обязательно умрет»)! В ожидании Ангелина бросается из крайности в крайность, не зная чем себя занять, чтобы настал долгожданный момент встречи с доктором. Сначала ей кажется, что в своих ожиданиях она счастлива, затем называет это чувство садизмом, адом, которое убивает приход радостного события. Встретившись с Утякиным, Геля смогла заинтересовать его своей живостью, не характерным для старушек ее возраста, складом ума и мировоззрением: Сейчас же перед Утякиным сидела хоть и старая годами женщина, но в ее организме трепетало от желания жить, причем не довольствоваться тем, что здоровая телом и духом она в свои восемьдесят два года, а желала бабка невозможного – пустить процесс умирания вспять («Леонид обязательно умрет»)! Очевидно, что доктор озадачен и находится в сомнениях, откуда столько желания жить в человеке. В этом примере дискурсивное слово со значением сомнения имеет оттенок удивления.

Также большое количество дискурсивных слов со значением сомнения нами было обнаружено в произведениях С. Есина «Имитатор», «Твербуль» и «Марбург». Наиболее значительным и известным произведением данного писателя является «Имитатор». Это история о том, как обычный художник Семираев, знающий, что он – посредственность, ощущает себя в числе первых, заводит знакомства с известными и влиятельными людьми. В данном крупном произведении нам удалось обнаружить следующие примеры с наличием в них дискурсивных слов, которые придают речи героев и автора некую неуверенность, сомнительность. В следующем примере дискурсивное слово со значением сомнения приобретает в контексте оттенок удивления. Главный герой художник Семираев сомневается и удивляется, задается множеством вопросов, как достиг высокого положения его начальник и друг Иван Матвеевич, вспоминая события их молодости: Хотя не по центральным кругам вращался он, как сейчас, орбитам, а вроде спутника, в сторонке, но дружба его и тогда была почетна и полезна: человек при должности, со связями, услугами и богат («Имитатор»). Также обнаружились синтаксические конструкции, где дискурсивные слова приобретают оттенок надежды. Семираев думает о посмертных почестях, о громкой славе на все века, только он сомневается, что когда-нибудь это произойдет: Хоть как-нибудь, боком припишет меня истории («Имитатор»). В следующем предложении дискурсивное слово имеет оттенок неожиданной догадки: Герой пытается заводить на протяжении всей своей жизни влиятельных знакомых, понимая, что это занятие весьма сомнительное, скучное: Я выработал в себе привычку к таким вещам относиться как к работе, как к необходимой, хотя и скучной, ее части («Имитатор»). Когда Семираев узнает о скорой смерти матери Славы (жених его дочери), он искренне переживает: Хотя, конечно, мама – это единственное в мире существо, которое поймет и простит («Имитатор»). В этом предложении употреблено слово двуплановой стилистической окрашенности, которое в данном контексте приобретает негативный оттенок (существо), но дискурсивное слово со значением сомнения придает всему высказыванию оттенок сожаления. В следующих предложениях дискурсивные слова имеют оттенок неуверенности, незнания. Тяжелые и неоднозначные отношения складываются у Семираева с его женой Сусаной (ученицей самой Джуны), которая затем ушла от него. Герой употребляет в своей речи дискурсивное слово со значением сомнения с дополнительным оттенком предположения: Может быть, хотя и живем много лет, оттого почти чужие, что понимаем друг друга, играем по одним правилам («Имитатор»). Недопонимание возникает у героя и с дочкой Машей, которой он не позволил выйти замуж за талантливого Ростислава Николаевича, работающего в его музее: Впрочем, домашние давно ко мне в мастерскую не поднимается («Имитатор»). Семираев понимает, почему у него сложились такие непростые отношения с родной дочерью, почему она не может простить его. В данном случае дискурсивное слово приобретает дополнительное значение сожаления, отчаяния. Однажды дочь обвинила отца в том, что в Ростиславе он видит талантливого соперника и пригрозила: – Если Слава уйдет в мастерскую к Тарасову или Глазунову, я уйду вместе с ним, хотя ты и мой отец («Имитатор»). В данном случае речь героини весьма эмоциональна и экспрессивна, а дискурсивное слово имеет оттенок недовольства, протеста, бунта против отцовской воли. Семираеву было больно слышать правду от Маши и ему не удается скрыть свое волнение: Впрочем, и весь разговор я провел спокойно («Имитатор»). Но данному герою свойственны и положительные качества, как бы он ни старался их скрывать за внешним равнодушием.

Следующее произведение С. Есина «Марбург» посвящается Барбаре Каркоф. Здесь – неспешное авторское повествование о зарубежной командировке пятидесятипятилетнего профессора-филолога Алексея Новикова. Это русская психологическая проза, с созданными в ней нежными, романтическими, властными, упорными образами. Произведение впервые было опубликовано в известном журнале «Новый мир», что является подтверждением того, что оно достойно внимания серьезного читателя. Книга привлекает внимание начальным эпиграфом-цитатой М. Ломоносова: «Говорю, как думаю, а не как кошки, которые спереди лижут, а сзади царапают».

В данном произведении С. Есина нами были найдены предложения с наличием дискурсивных слов со значением сомнения с оттенками неуверенности, незнания, ожидания, надежды, веры и т.д. Например, нами были обнаружены предложения, в которых дискурсивные слова имеют оттенок сожаления: Несколько раз Саломея просила замену для себя в спектаклях, но еще работа, хотя и сдавала репертуар («Марбург»). Новиков говорит о своей жене, у которой отказались функционировать почки, состояние здоровья у нее с каждым днем становилось всё хуже и хуже. Главный герой Новиков иногда восхищался тем, как интригующе могла с ним говорить Саломея, в форме игры: Впрочем, жизнь иногда переходит в игру и разделить здесь что-либо трудно («Марбург»). В следующем предложении дискурсивное слово имеет оттенок неуверенности, недоверия. Саломея (жена Семираева) всегда была эффектной женщиной, которая не позволяла себе выходить из ванной к мужу с маской на лице, пережидала. И, заболев, она решила отправить мужа за границу, постоянно говорила ему об этом, зная, что тот никуда не денется. Алексей сам это понимал: На этот раз она, впрочем, опять заговорила, что одной ей было бы умирать легче, чем у меня на глазах («Марбург»). Вскоре герой узнает, что Саломея решила спасти его жизнь, чтобы он осуществил свою мечту – написал роман. Действительно, во время поездки в Марбург, Новиков замышляет приблизительный сюжет. Нами были обнаружены предложения, где дискурсиные слова со значением сомнения имеют оттенок неожиданной, но весьма сомнительной догадки: Впрочем, долой отступления, ими и так слишком перегружены русские романы («Марбург»). В самолете, наблюдая за борт-проводницами Мариной и Анжелой, в его голове рождаются немыслимые эротические фантазии и с уверенностью говорит: Впрочем, исконно русский человек к этому привык («Марбург»). Впрочем, к подобным интеллектуальным перверсиям, зависимым от собственного сознания, я уже привык («Марбург»). В самом Марбурге, читая лекции немецким студентам, он с некоторой степенью неуверенности, с иронией говорит о них: Впрочем, как мы знаем, талантливый человек талантлив во всем («Марбург»). Алексей Новиков очень много говорит о деталях своей жизни, часто нудит, иронизирует и находит прекрасное начало в абсурдных вещах и ситуациях.

В романах С. Есина всегда на первом плане действует интеллигенция. Данная тематика раскрыта в его произведении «Твербуль» (Тверской бульвар).

Действие развивается в Литературном институте. Перед нами предстают два главных персонажа – студент и студентка. Остальные герои – не только те, кто ныне учится и преподает в стенах Лита (литературный университет), но и покойные советские классики (и не только советские) – они в романе в виде духов, призраков, которые переговариваются, обсуждают проблемы. Допускается тот факт, что это - плод воображения двух «живых» персонажей, студентки и студента. В данном произведении сюжет довольно прост: студентка и студент (именно в таком старшинстве) учатся, защищают диплом и бродят по Литу (литературный университет), прислушивались к разговорам покойных классиков. Через диалог данных героев, насыщенный не только дискурсивными словами, но также и междометиями, автор передает нам образ и характер современности в целом. Классики же обсуждают некоторые интимные подробности: писателей 30-40х годов (их доносы друг на друга в соответствующие органы), смело высказываются о современных литературных деятелях.

В нашей работе мы представили наиболее примечательные примеры с наличием дискурсивной лексики со значением сомнения. Например, мы обнаружили предложения, в которых данные слова в зависимости от контекста и самой ситуации приобретали оттенок удивления, незнания о подробностях жизни того или иного персонажа, перехода уверенности в неожиданно возникшую неуверенность и даже страх и т.д. В следующих примерах дискурсивные слова со значением сомнения имеют оттенок неожиданной догадки. Повествование ведется от лица студентки. Она оканчивает университет и идет на вручение диплома и рассуждает следующим образом: Хотя разве можно получить диплом писателя («Твербуль»)? Ее мучает вопрос, как можно научиться быть талантливым, приходит к мысли, что с талантом рождаются, его невозможно воспитать. Ей свойственно переходить от одной мысли к другой, что говорит о мечтательности студентки, веселости, легкости: Впрочем, хватит о скучном («Твербуль»). Девушка тонкой душевной организации восхищается также окрестностями Тверского бульвара, смотря на них в своем воображении с высоты птичьего полета. Часто задумывается об истории зданий своего университета, предполагает, тут же сомневается: Современные кучера-водители – у нас сейчас в другом помещении, которые хотя и называются гаражами, но, по сути, было до революции 17-го конюшней («Твербуль»). Оглядимся, хотя, как пишут в старинных романах, все до боли знакомо («Твербуль»). В речи героини также обнаружились дискурсивные слова со значением сомнения, имеющие оттенок возмущения, недовольства: Но опять «хотя»: в дипломе обозначается несколько иная специальность – литературный работник («Твербуль»). Героиня крайне возмущена таким положением вещей, в силу своей проницательности понимает, что в слове «работник» корнем является слово «раб». С помощью этой детали автор рисует ее психологический портрет, подчеркивает свободолюбие девушки, стремление к независимости. Нами было обнаружено предложение, в котором дискурсивное слово имеет оттенок неуверенности: Несмотря на то что героиня является выпускницей Литературного университета, она занимается древней профессией проституцией, но нечто большее она испытывает к своему другу и соученику Саше: Впрочем, влечение ко мне мужчин – вещь для меня привычная, но тут неожиданно и я колебнулась в его сторону («Твербуль»). Студентка оказалась с ним в одной аудитории наедине, где у них состоялся половой акт. В этот момент она засомневалась в своей фригидности, так как впервые получила удовольствие от близости с мужчиной.

В ходе исследования мы пришли к выводу, что проза Дмитрия Липскерова и Сергея Есина содержит в себе большое количество дискурсивной лексики со значением сомнения, приобретающая в зависимости от контекста различные оттенки. Особое внимание хотелось бы обратить на творчество писателя-постмодерниста Д. Липскерова, так как именно в его произведениях («Эдипов комплекс», «Осени не будет никогда» и «Леонид обязательно умрет») нами было обнаружено наибольшее количество предложений с данными словами субъективной модальности. Зачастую сюжеты произведений данного писателя сбивчивы, обрываются в самый неожиданный для читателя момент, затем также, неожиданно начинаясь, продолжаются. Это делает сюжет произведений оживленным и динамичным, позволяет читателю стать первым очевидцем всего происходящего. Дискурсивные слова скрепляют между собой предложения, делают разнообразными и эмоциональными высказывания героев и самого автора. Также данные слова употребляются автором для того, чтобы создать психологический портрет персонажей. Их речь позволяет читателю проанализировать всю ситуацию в целом и подсознательно воссоздать картинку происходящего. Из каждого сказанного слова, каждого поступка, которые часто повторяются героями в тех или иных ситуациях, складывается характер персонажей, их истинное отношение к окружающему. Дискурсивные слова со значением сомнения делают язык произведений доступным для читателей, интересным, эмоционально-экспрессивным, а также отвечающим запросам нынешней современности.

В романах Липскерова дискурсивные слова со значением сомнения приобретают в определенном контексте оттенки неуверенности, неожиданной догадки, испуга, удивления, сожаления, сочувствия, иронии и т.д. Стало быть, это связано с тем, что герои данного писателя – живые, неординарные, эмоциональные личности, которые обладают всеми человеческими качествами. В произведениях Есина данная категория слов обнаружена в наибольшем количестве, чем в романах Липскерова. В художественных текстах первого писателя дискурсивные слова со значением сомнения приобретают оттенки неуверенности, неожиданной догадки, возмущения, протеста, презрения, осуждения и т.д. Герои писателя наиболее склонны глубоко размышлять, философствовать, сомневаться, погружаясь в мир фантазий. Внутренние монологи героев насыщены словами субъективной модальности различных значений. Они редко вступают в контакты с другими героями, и даже, вступая в них, лицемерят, льстят. Это признак того, что персонажи Есина чувствуют себя неуверенно в обществе даже самых близких людей.

2.2 Функционирование дискурсивных слов со значением достоверности в произведениях Д. Липскерова и С. Есина

В романе Д. Липскерова «Эдипов комплекс» мы выявили предложения, в составе которых имеются дискурсивные слова со значением достоверности. Главный герой, рассказывая о молодости своей матери, испытывает чувство радости за нее: И действительно, поступив на библиотечный факультет, отписав матери, что становится интеллигентной, она познакомилась с Яшей, комсоргом института («Эдипов комплекс»). В этом примере дискурсивное слово приобретает оттенок удивления. В следующих предложениях дискурсивные слова со значением достоверности приобретают оттенок сомнения, недовольства, сарказма: Я тоже, конечно, был рад, хотя на все сто процентов понимал, что мне поводить не дадут («Эдипов комплекс»). В данном случае речь идет о радостном событии в жизни семьи мальчика – покупки «Запорожца». Очевидно, что главный герой мальчик не испытывает должной радости от этого. И будучи уже взрослым, комплекс неполноценности в нем развивается. Он хладнокровно делится с читателем, что на начальных этапах ухаживаний за девушками, необходимо создать, склоняющую к интиму, атмосферу: Конечно, это полезно лишь для начальной стадии, но ведь и ее нужно пройти («Эдипов комплекс»). В данном примере дискурсивное слово со значением достоверности приобретает оттенок слабо выраженной неуверенности в сообщаемой информации. Повзрослевший мальчик стал способным на исполнение любой подлости. Например, однажды он наполнил ванную натуральным соком и пригласил в ней искупаться дочь его покойного соседа-эксгибициониста Галю, в надежде увидеть ее без одежды: Безусловно, как старый эротоман, ты поймешь мои эксперименты с соками («Эдипов комплекс»). Герой обращается к Федору Михалычу, его речь весьма саркастична по отношению к покойному. В следующем примере дискурсивное слово со значением достоверности имеет дополнительный оттенок уверенности, заинтересованности в сообщаемом: Безусловно, это все заманчиво, я даю свое согласие и мы поднимаем тост за Казбековых родственников, проживающих в великом множестве в степях Мангышлака («Эдипов комплекс»). Герой принимает от своего друга предложение поехать к нему на Родину летом, покупаться в прохладных арыках, отведать шашлыка на саксауловом дереве.

В произведении Липскерова «Осени не будет никогда» также были обнаружены дискурсивные слова в составе предложений со значением достоверности, приобретающие в определенном контексте оттенок насмешки, иронии, осуждения: Ел он, конечно, как свинья («Осени не будет никогда»). В данном случае речь идет об Иване Шашкине, который во время принятия пищи за раз мог затолкать себе в рот три блина, ужасно чавкая при этом. С помощью дискурсивного слова со значением достоверности автор выражает также свое субъективное отношение к тому или иному герою или событию. Часто такие предложения содержат в себе оттенок иронии: Конечно же, она собиралась делать это не сознательно, повинуясь лишь природе одной, владычице всех младых сердец, так склонных к любовному томлению по весне («Осени не будет никогда»). Речь идет об одной студентке, торопившейся в библиотеку, но ставшая очевидцем чрезвычайного происшествия на оживленной улице города. Автор подмечает, что девушка шла в библиотеку совсем не за знаниями, а для очередного знакомства или попросту показать себя. Мы обнаружили также предложение, в котором дискурсивное слово со значением достоверности выражает авторское презрение, ненависть к герою: И полковник Грозный тоже – сволочь, выскочка с псевдонимом вместо фамилии, так в Академии говорили, а на самом деле, он не Грозный, Крышкин его фамилия настоящая, отец на заводе ячейкой партийной руководил («Осени не будет никогда»). Начал он, действительно, рядовым Крышкиным, но на сверхурочной сменил фамилию, дабы благозвучной была («Осени не будет никогда»). В образе одного персонажа автор изображает портрет всех московских «ментов». В военной структуре царит всегда иерархия, «дедовщина», хамство и грубость, ханжество и беспорядок. Служащие милиции работают с «кислыми мордами», их уже ничего не удивляет. Однако действительно важным для них является увеличение «звездочек» на погонах. Некоторые даже готовы фамилию поменять на более звучную. В следующем предложении дискурсивное слово со значением достоверности приобретает оттенок иронии. Автор показывает нутро российской армии: Конечно же, он третью сотню не потянул бы, от силы еще раз двадцать, но никто и не просил такого подвига, хотя, все генералы, перебывавшие на этом зрелище, оставались уверенными, что Душко может и полтыщи («Осени не будет никогда»). Данное событие происходит в одной из военных частей во время проверки: одного из солдат просят исполнить показательное выступление для собравшихся вокруг полковников, майоров и генералов – подтянуться на перекладине. Автор хочет тем самым сказать читателю о том, что это никому не нужно, но всё же это является неотъемлемой частью любой проверки. Вскоре после окончания службы солдат Душко становится «ментом», работающим вместе со своим знакомым Хрениным. Нам удалось выявить предложения, в которых дискурсивные слова со значением достоверности с оттенком уверенности. С осуждением автор повествует о дворовом мальчишке, который был жесток по отношению к пострадавшему из-за чрезвычайного происшествия мужчине: Конечно же, мальчишка хотел засунуть свою ветку в ушную дырку и, как снегирь, сам не знал, для чего это ему надо, но, вероятно, жестокость, смешанная с естествоиспытательством, влекла пацана к риску («Осени не будет никогда»). Напротив, с уважением, восхищением автор отзывается о друге этого мальчика Саньке, подчеркивает тем самым его воспитанность и адекватный склад ума: Но у него никогда не было переломов и, конечно, в его мозгах никогда бы не родилось желание засунуть кому-нибудь палку в ухо («Осени не будет никогда»).

В следующем произведении Д. Липскерова «Леонид обязательно умрет» в ходе исследования нами также были обнаружены предложения с дискурсивными словами с оттенком достоверности, имеющие весьма необычные дополнительные значения. В одном из примеров данное слово имеет оттенок констатации факта, высшей степени уверенности: Абсолютно точно, что он никогда не полюбит горячую воду («Леонид обязательно умрет»). Речь идет об ощущениях эмбриона Леонида, который чувствует опасность, когда его мать Юля принимает горячую ванную. Перед тем как погибнуть, не родившись, Леонид обвиняет людей в их несостоятельности, высокомерности, эгоизме: Конечно, человек – самое высокомерное существо, считающее, что его мозг – вершина Господнего творения («Леонид обязательно умрет»). Кажется, будто эмбрион в любой момент готов распрощаться с легкостью со своей жизнью, он совсем не ощущает чувство страха: Конечно же, никакой разницы в том, что последняя мысль произойдет не сегодня («Леонид обязательно умрет»).

В речи его матери Юли также обнаружилось дискурсивное слово со значением достоверности, имеющее оттенок предположения, неуверенности: – Не гусениц же, в самом деле («Леонид обязательно умрет»)! Когда героиню стошнило, она испытала жуткий страх от незнания причины случившегося. В речи Сергея Сергеевича, их соседа по коммунальной квартире, также обнаружились дискурсивные слова со значением достоверности: – Нет, Юленька, в самом деле! Так невозможно («Леонид обязательно умрет»)! Весьма спокойный, сдержанный человек, ученый по профессии, Сергей Сергеевич взбунтовался от телесной тяги к своей соседке. А ссоры и разбирательства Кати и Юли он реагирует следующим образом: Сергей Сергеевич на крики соседки реагировал бурно, в душе, конечно («Леонид обязательно умрет»). Автор выделяет данного героя его интеллигентностью, воспитанностью, но с иронией изображает отсутствие в нем мужской хватки. Множество дискурсивных слов со значением достоверности мы обнаружили в речи другой героини – Ангелины Лебеды. Она ведет весьма странный и необычный образ жизни для человека ее возраста. Например, работает манекенщицей в модельном бизнесе вот уже четыре года, демонстрирует купальники серии «А ля старая сука»: Конечно, за такую экстравагантность забирали пару раз сначала в Ганнушкино, потом в Алексеевскую, в прошлом Кащенко, но неизменно отпускали («Леонид обязательно умрет»). Данное дискурсивное слово использовано автором для того, чтобы показать везучесть героини, которая всегда выпутывается из неприятных ситуаций. Обнаружилось множество синтаксических конструкций, в составе которых есть дискурсивные слова со значением достоверности с оттенком удивления, иронии. Ангелина Лебеда обладает хорошим чувством юмора: разговаривает с телевизором, комментирует фильмы порнографического содержания: – «Точно, комедия», –решила («Леонид обязательно умрет»). Правда, старухе понадобилось более полугода, чтобы стать примитивным пользователем и научиться выходить во всемирную паутину («Леонид обязательно умрет»). Автор с иронией относится к данной героине, дискурсивное слово со значением достоверности использовано в этом предложении в качестве уточнения. Доктор Утякин также с интересом рассматривает старушку Ангелину и всё больше удивляется ее непосредственности: Конечно, за свою долгую практику он повидал пациенток-старух с нормальным менструальным циклом, способных зачать, но сие было единственным их отличием от других пенсионерок, хотя и значительным («Леонид обязательно умрет»). Врачи удивляются ее потрясающему состоянию здоровья: Абсолютно, кровь поступает реками («Леонид обязательно умрет»)! Очевидно, что в произведениях Д. Липскерова изображены герои различных социальных слоев, абсолютно разного склада ума, мышления, представлены персонажи с разнообразными характерами и целями в жизни.

Помимо дискурсивной лексики в творчестве Липскерова обнаружились слова субъективной модальности, которые придают речи героев и автора достоверность. Нам удалось выявить авторизованные слова, которые связывают достоверность информации с ее источниками. Речь автора и героев благодаря данным конструкциям последовательна, логична, специфична и благозвучна. Например, в прозе Д. Липскерова нам удалось выявить предложения с авторизованными словами и конструкциями, которые в определенном контексте приобретают дополнительный оттенок: Спокойно, как все большие женщины, как все большие корабли, плыла она по волнам наслаждений, концом которых и наградой, надо полагать, стал я («Эдипов комплекс»). Главный герой мальчик рассказывает о первом сексуальном опыте своей матери, о своем зачатии. В данном случае вводно-модальная конструкция имеет оттенок достоверности, возникшей в результате логического мышления и подтвержденная конкретными фактами. В следующем примере слово субъективной модальности также имеет оттенок достоверности: Известно, что в старину было изыском любить всяких уродцев («Эдипов комплекс»). Мальчик рассказывает об ухажере своей матери, карлике, артисте по профессии. Родительница героя позже увлекается прыжками с парашютом. Мальчик со слов окружающих знает, какие пируэты и сальто выделывает его мать в воздухе: Очевидцы говорят, что если бы это были официальные соревнования, то прежний мировой не устоял бы… («Эдипов комплекс»). Здесь авторизованная конструкция имеет оттенок выраженной достоверности. В следующем предложении данная конструкция приобретает оттенок меньшей степени неуверенности: Поговаривали, что Крышкин успешно приторговывает оружием… («Осени не будет никогда»). Речь идет о недобросовестном полковнике милиции с псевдонимом Грозный. Следующий пример авторизованной конструкции употребляется для придания выразительности всему высказыванию: Справедливости ради надо отметить, что Врубиль был совершенно бездарен как художник, но при этом отчетливо сознавал сие Господнее распоряжение, а потому и трудится в школе, тяжело зарабатывая свой хлеб насущный… («Осени не будет никогда»). Автор с иронией и антипатией отзывается о своем герое – школьном учителе рисования. Также неоднозначно он относится к героине – психиатру Александре Бове, подчеркивая ее сложный, противоречивый характер: Характер у Сашеньки был, что называется, нордическим («Осени не будет никогда»). В конкретном примере слово субъективной модальности использовано для логического построения предложения. Аналогичное использование вводно-модальной конструкции было нами замечено в следующем предложении: Она была, что называется, идеального телосложения («Леонид обязательно умрет»). С симпатией автор относится к героине Юле – матери эмбриона Леонида. Следующая синтаксическая конструкция также содержит в себе авторизованную конструкцию, которая имеет оттенок достоверности, подтвержденная фактами действительности: Однако противники абортов утверждают, что зародыш даже в свою первую неделю существования абсолютно явственно чувствует приближение экзекуции («Леонид обязательно умрет»). Неслучайно автор поднимает в своем романе данную проблему, так как она является очень актуальной в наше время. Он рассказывает о том, что уже на ранних сроках беременности матери у ребенка вслед за аналогией мысли появляется чувствительность: Опять же непонятно каким образом, поскольку не состоялось даже зачатков нервной системы, которая, как известно, должна посредством энергетических импульсов сообщаться мозгом, которого, о чем уже было сказано, тоже не имелось и в зачатке («Леонид обязательно умрет»). Данные слова позволяют автору связать свои мысли в целостное высказывание, сделав его последовательным и выразительным.

В особенности проза Липскерова и Есина насыщена метатекстовыми словами и конструкциями субъективной модальности, которые содержат в себе не только ту или иную степень уверенности в достоверности факта действительности, но и показывают порядок изложения мыслей. В одном из произведений Липскерова мы обнаружили метатекстовые слова, которые приобретают в данном контексте значение обобщения высказывания путем логического рассуждения: Она смотрит на отца и тоже плачет, и вообще, вся природа плачет сахалинским дождем («Эдипов комплекс»). Главный герой мальчик рассказывает, как его матери было больно от измены его отца. Главное, чтобы лицо оставалось скучающим… («Эдипов комплекс»). Выросший мальчик уже делится с читателем тем, как он научил одну из скромных девушек заниматься любовью прямо на пляже, в воде. В следующих предложениях метатекстовые слова имеют оттенок ярко выраженной достоверности факта действительности и завершенности действия: Наконец, где-то загорелся красный свет, и вслед за лысой головой показались и руки, мгновенно отодвинувшие крышку люка («Осени не будет никогда»). То ли птичке показалось, что это дупло, то ли она совсем потеряла рассудок, в общем, снегирь взлетел на высоту мерзлой рябины, сложил крылышки и, как крошечный истребитель, спикировал к черной дыре («Осени не будет никогда»). Речь идет о лысом работнике коммунального хозяйства, которому отрезало ухо, и снегирь, увидев это зрелище, устремился в ушную дыру. В речи автора также встретились данные конструкции, имеющие значение обобщения, результативности высказывания: Душко тоже произвели в менты, в звании рядового постовой службы, таким образом, получилось, что товарищ, всю жизнь подчинявшийся Душко, теперь главенствовал над ним, хоть и одной шпалой («Осени не будет никогда»). Речь идет о товарищах детства Хренине и Душко, отношения которых испортились в течение некоторого времени. Мы выявили синтаксические конструкции, в составе которых имеются вводно-модальные слова с оттенком логического завершения мысли: Стоя под душем, она даже подумала, что ее волнует завтрашний день, а значит, работа, которую она выполняет, тоже ей по душе («Осени не будет никогда»). Данные мысли принадлежат профессионалу по уничтожению крыс Лиле Мятниковой, которая совершенно случайно обнаружила в своей моче уникальное противоядие от тварей: После того случая она долго думала над происшедшим, пока, наконец, не решила, что в ее моче содержится какой-то интересный для крыс фермент, приманивающий их без осечки («Осени не будет никогда»). В данном примере метатекстовое слово имеет значение достигшей своего логического завершения достоверной действительности. В одном из предложений мы выявили, что слово данной категории модальности имеет оттенок логической обработки действительности: Каким образом, не имея серого вещества, являющимся носителем мысли, а следовательно, страха («Леонид обязательно умрет»)? Итак, на двадцать шестой день у него забилось сердце и появилась аналогия мысли («Леонид обязательно умрет»). Суть ее была такова: если есть мысль первая, значит, существует и последняя («Леонид обязательно умрет»). Автор рассуждает о том, как зародыш на столь ранних сроках может чувствовать страх, опасность или же радость и т.д. Эмбрион Леонид, как полноценный взрослый человек, также здраво рассуждал: «Значит, я буду не Матерью, а Отцом», – подумал он, сделав вывод именно с большой буквы, будучи уже в своем ничтожном количестве высокомерным, так как осознал собственную лицемерную миссию бездарно – не понял, что придется лишь тыркаться крошечной ракетой в бесконечную Вселенную («Леонид обязательно умрет»). В данном случае эмбрион логически рассуждает, анализирует о женских интимных частях тела, которые называет Вселенной, и – о мужских, ассоциируя их с ракетой. О мужских достоинствах иначе думает старушка Ангелина Лебеда, просматривая порнографические фильмы: Сия картинка не слишком шокировала Ангелину Лебеду, в жизни старухи случались «ключи» и побольше, да и пользовались ими более умело и, так сказать, эстетичней («Леонид обязательно умрет»). В данной ситуации метатекстовое слово играет роль пояснения мысли. Иногда данная категория слов придает всему высказыванию эмоциональную окрашенность: – Да вы что, в конце концов! – возмутилась Лебеда. – Я же человек, а вы меня в свинью («Леонид обязательно умрет»)! Ангелина звонит в клинику по внедрению в организм человека стволовых клеток и сильно возмущается, когда вместе человеческих клеток ей предлагают клетки свиньи.

В произведении С. Есина «Имитатор» нами также было обнаружено и проанализировано множество предложений с наличием дискурсивной лексики со значением достоверности. Нами были выявлены предложения с данными дискурсивными словами с оттенком уверенности: И, конечно, о всех юношеских шалостях Ивана Матвеевича я молчал («Имитатор»). В данном примере Семираев говорит о своем начальнике и друге, к которому, по всей видимости, относится с уважением и почтением. Однажды оказавшись в доме своей будущей жены Сусанны, он рассматривает подлинность картин, висящих на стене: По стенам висят африканские маски, не подлинной, конечно, старины, а нечто, что для современных туристов африканцы строчат со скоростью конвейера («Имитатор»). В данном примере мы вновь видим, как Семираев восхищается своими способностями. В следующих примерах данные слова имеют дополнительный оттенок уточнения, пояснения факта, неожиданной догадки: Правда, позже было мнение передать портрет в Третьяковку или в Русский музей («Имитатор»). Художник Семираев говорит о картине И.Е. Репина, который висит на стене его кабинета. Действительно, руководить, как говорилось, – это предвидеть («Имитатор»). В этом случае Семираев имеет в виду себя, будто бы восхваляет, считает свое положение в обществе весомым и влиятельным. Но все же профессиональной зоркостью художника данный герой обладал. Вернее, даже по-другому: твоя дочь хотела выйти замуж за этого мальчика («Имитатор»). Главный герой сам себя укоряет за то, что совершил в жизни своей дочери роковую ошибку – не позволил быть вместе Маше и Ростиславу.

В произведении «Марбург» нами были найдены и проанализированы предложения с дискурсивными словами с оттенком достоверности, имеющими различное значение. Например, нами был выявлен категорический тип достоверности, то есть речь героев с помощью таких слов отражает большую степень достоверности: Советские времена, конечно, минули, часть прежних жильцов, оборотистых и предприимчивых, переехала, конечно, в новые загородные, похожие друг на друга своей незатейливой красного кирпича архитектурой, коттеджи, но дом и не был покинут своими непородистыми жильцами («Марбург»). В данном предложении слово субъективной модальности имеет дополнительный оттенок сожаления, в то же время укора, презрения. Речь идет той местности, в которой живет Новиков, он вспоминает былые времена, когда всё было иначе. Обнаружилось некоторое количество дискурсивных слов со значением достоверности, которые в контексте приобретают оттенок предположения, сомнения: Естественно, в виде одного из этих рабов я представил себя («Марбург»). В данном предложении дискурсивное слово имеет оттенок категоричной достоверности. В самолете Новиков приметил двух сексуально привлекательных стюардесс. В своих эротических фантазиях он видит себя рабом этих женщин. Герой пытается всячески вывести борт-проводниц из себя своей назойливостью, прихотливостью и про себя представляет их приблизительную реакцию: Здесь бы, конечно, у Марины иронически дрогнула бровь, и она для себя расшифровала: «Наш скобарь, постсоветский, кобенится, чтоб побольше ухватить на халяву» («Марбург»). Семираев постоянно с удивлением замечает после прогулки, что собака ведет себя воспитанно: Ей бы, конечно, сразу лететь на кухню, где возле кухонного стола, в углу, стоят ее миски («Марбург»). Новиков Алексей в страхе задумывается над продолжительностью своей жизни, говорит о ней неуверенно: Иногда я, конечно, думаю, что я, который держит все в себе, могу умереть раньше и оставить Саломею со всеми ее недугами и смертельными болезнями хоронить меня, самой заботится о даче, собаке, машине и квартире – заботится о себе, и сколько мне самому-то осталось («Марбург»). В данном предложении выражены все чувства героя сразу: и страх перед неизвестным будущим, боязнь за жену и т.д. В следующих предложениях дискурсивные слова имеют оттенок уточнения, пояснения. Новиков с невероятной заботой и любовью относится к своей собаке Розалинде. Он с уверенностью говорит о том, что даже животные способны приспособиться к определенным условиям, забывая свои привычки и принципы: Конечно, собака мясоед, но за годы жизни с человеком, она приспособилась и к человеческой пище: ест хлеб, переваривает макароны, в смеси с мясом потребляет кашу («Марбург»). Он восхищается силой воли Саломеи, которая, несмотря на свою болезнь, пытается скрывать синяки от уколов и страх перед смертью: Правда, левой рукой она тут же поддерживает, чтобы не спал, рукав халата: на сгибе рука обезображена синяками от хирургических игл, страшнее, чем у опытного, со стажем, наркомана («Марбург»). Здесь данное дискурсивное слово со значением достоверности имеет оттенок уточнения, пояснения, выражает полную уверенность в сообщаемой информации, подкрепленной конкретными фактами.

В произведении Есина «Твербуль» мы обнаружили предложения с дискурсивными словами со значением достоверности, некоторые из них мы рассмотрели подробнее. Например, в одной из синтаксических конструкций данное слово субъективной модальности приобретает в зависимости от ситуации оттенок уточнения, пояснения, иронии, насмешки: Конечно, вручение «корочек» важная веха в жизни («Твербуль»). Студентка несерьезно относится к данной ситуации и поэтому ее наряд выглядит более чем вульгарным, вызывающим, не подобающим выпускнице Литературного университета. Она прекрасно знает, как работает система приемной комиссии, чьих детей принимает с распростертыми объятиями, а кого отправляет обратно домой: Конечно, люди талантливые, кои собираются с разных сторон нашей богатой, но не очень счастливой отчизны («Твербуль»). Девушки, конечно, особенно хотят стать писательницами («Твербуль»). К этой ситуации девушка относится с иронией, пониманием. Она очень смело высказывается о значимых фигурах русской классики: Я, конечно, во все это скоростное творчество не очень верю, иначе увлекательно начинающиеся романы Димы обязательно дочитывала бы до конца («Твербуль»). Речь идет о писателе-беллетристе Д. Быкове, о его жизни и творчестве. Данная героиня очень много рассуждает сама с собой, задумывается о ценностях жизни, назначении писателя, о его ответственности перед читателем: Можно, конечно, говорить о трагизме жизни, когда даже копеечные полки приходилось, чтобы начинать самостоятельную жизнь, воровать, но почему бы каждому будущему высокоморальному «инженеру человеческих душ» не водрузить и на себя долю этой самой моральной ответственности при подготовке к писательству («Твербуль»). Данное дискурсивное слово имеет здесь оттенок предположения, неуверенности в сообщаемой информации. Стоит заметить, что девушка, занимаясь проституцией, не видит в этом ничего грешного, аморального и безнравственного: Конечно, при моей профессии быть фригидной не так уж и плохо, но не испытать вовсе никогда плотские радости – это ужасно («Твербуль»). Студентка тешит себя пустыми надеждами, считая, что ведет вполне нормальный образ жизни. К сожалению, начинает понимать, что за все время занятия этой профессией, она очерствела и перестала испытывать какие-либо чувства.

В произведениях Есина также обнаружилось большое количество авторизованных слов и конструкций в составе предложений. Например, нами было выявлено функционирование данного слова с оттенком достоверности: Та самая, которая стажировалась у великой Джуны, и говорят, уже ее переплюнула («Имитатор»). Главный герой Семираев говорит о целительских способностях свое жены Сусанне. В следующих предложениях авторизованные слова также имеет оттенок достоверности, построенной на основе конкретных фактов: По городу, как, говорят, и во время Великой Отечественной войны ходили кулинарные рецепты: печенье из овсяных хлопьев, плавленый сыр из сбродившего молока («Марбург»). Главный герой Новиков со слов ветеранов рассказывает о тяжелом послевоенном времени в стране. Браки, утверждают, совершаются на небесах, но и любовь завязывается там же («Марбург»). Герой делится с читателем тем, как искренне любит его жена. В следующем примере авторизованная конструкция также имеет оттенок достоверности, подкрепленная некоторыми фактами действительности: Это, как говорят среди абитуриентов Литинститута: только дайте мне сюжет, я тако-о-о-е напишу («Марбург»)! Алексей Новиков говорит о том, что не так просто написать роман со смыслом. Такой же смысл приобретают авторизованные конструкции и в следующих предложениях: Во-первых, это некрасиво или, как любит говорить наш профессор по эстетике, неэлегантно, во-вторых, все знают, что даже молодые, только что выходящие на арену общественной деятельности и ниву искусства писатели летают силой воображения («Твербуль»)! Мастерство, как говорят наши педагоги-писатели, не пропьешь («Твербуль»). Студентка рассуждает о писательстве, не стесняясь в своих высказываниях. Также девушка, сидя в своем воображении на медной голове памятника, осуждает шоу-бизнес: Но там, как известно, никто не летает («Твербуль»). Она тут же говорит о своих отношениях с Саней, с которым учится не только литературным приемам, но и служит одной богине любви – Афродите: Не надо путать, как привыкли это делать в наше время, любовь и секс («Твербуль»). В данном случае авторизованная конструкция приобретает оттенок предполагаемой достоверности действительности. Такой же оттенок данная конструкция приобретает в следующем контексте: Рассказывают, будто бы здесь когда-то помещалось то ли консульство, то ли какое-либо представительство страны восходящего солнца («Твербуль»). Студентка перебирает все возможные варианты истории возникновения библиотеки «Лита».

В произведениях Сергея Есина мы обнаружили метатекстовые вводно-модальные слова и конструкции. Данная категория слов наиболее приближена к словам субъективной модальности с оттенком достоверности. В центре нашего внимания оказались метатекстовые слова и конструкции, которые употребляются, в частности, для выстраивания логической последовательности речи: А самое главное – сознание окружающих меня людей («Имитатор»). Художник Семираев корит весь мир в том, что все талантливое уже создано, винит, что ему ни за что не создать нечто такое, которое удивит большинство ценителей искусства. Он рассуждает о своей скучной жизни: И главное: все через полосочку, одно к одному («Имитатор»). В результате логического мышления герой приходит к следующему выводу: По крайней мере, ясно: надеяться надо только на себя («Имитатор»). Следующие конструкции призваны сигнализировать о начале и конце речевого хода или о начале нового фрагмента текста или завершении планируемого фрагмента текста. Мужчина сравнивает себя с начальником и другом в одном лице Иваном Матвеевичем: В конце концов, оба мы в своем роде аристократы («Имитатор»). О стрессоустойчивости каждого человека Семираев говорит так: В конце концов, у каждого их хоть отбавляй («Имитатор»). Большое количество метатекстовых конструкций было выявлено в речи героев произведения «Марбург»: Телевизор либо еще работает, и на его экране все же тусклые лица политиков, или бессмысленные лица эстрадных певцов, либо через весь экран идут дрожащие полосы – это уже хороший признак, значит, часа два или даже три – и передачи закончились («Марбург»). В данном случае метатекстовое слово употребляется в значении логического осмысления факта действительности. Герой делится с читателем целой системой, которую разработал для того чтобы засыпать. В некоторых предложениях данного рода слова приобретают оттенок предположения, обобщения: Собственно, кроме пищи и любви хозяев ей ничего не надо («Марбург»). Алексей Новиков с любовью отзывается о своей неприхотливой собаке Розалинде. Они живут в подвале, в многосемейном служебном общежитии, они понаехали из нищих центральных областей России и работают, собственно, за московскую регистрацию и крошечную зарплату, которой не хватает на пищу («Марбург»). Главный герой равнодушно рассказывает о дворниках своего дома. Вот, к примеру, Саша, приехавший как беженец из Узбекистана, но зарегистрированный где-то в Саратовской области, мечтает поступить в милицию – привыкнув к московской несправедливости, он теперь, на всякий случай, сам хочет ее вершить, – но для этого надо иметь хотя бы подмосковную прописку, и вот Саша копит деньги, чтобы кому-то дать взятку, на паях со многими такими же бедолагами, как он, купить где-нибудь на окраине области дом и наконец-то получить право бесчинствовать в милиции и законе, как закон и милиция долгие годы бесчинствовали над ним («Марбург»). Новиков описывает жизнь и мечты одного из дворников. В этом предложении метатекстовые слова имеют различные оттенки: неожиданной догадки, предположения и обобщения. В следующих предложениях слова данной категории модальности употреблены для связности всего высказывания и обобщения: Быт теплый и многозначительный, потому что, как правило, он укрупнен и осмыслен детским присутствием («Марбург»). Так рассуждает Новиков, заглядывая во время прогулки с собакой в окна близлежащих домов. Наконец, дозор закончен, мы с Розой возвращаемся домой («Марбург»). К собаке Алексея с любовью и заботой также относится его жена Саломея: Как правило, пельмень в рот одной рукой, а следующий – в пасть другой («Марбург»). Здесь метатекстовое выражение имеет значение достоверности действительности, основанной на знании говорящего лица конкретных фактов. В произведении Есина «Твербуль» мы выявили следующие предложения, где метатекстовые выражения приобретают оттенок неожиданной догадки: Во всяком случае, я закончила самое странное в мире учебное заведение («Твербуль»). Героиня студентка с сомнением, неуверенностью говорит о своем университете. Во всяком случае, каждый раз, совершив воображаемый полет над обозначенной территорией, я тоже, хоть на несколько минут, сажусь на голову медному идолу («Твербуль»). Очевидно, что девушка обладает тонкой душевной организацией, способна бесконечно фантазировать и воображать. Например, часто она представляет, как летает над Тверским бульваром и садится на медную верхушку памятника, как птичка. О своем уникальном таланте воображения студентка говорит так: В конце концов, все мы, женщины, немножко ведьмы («Твербуль»). Данное высказывание героини благодаря этой конструкции приобретает значение предполагаемой достоверности и обобщения. Далее девушка представляет себя борцом за справедливость и с предполагаемой уверенностью и сомнительной достоверностью восклицает: Я бы, например, обязательно что-нибудь залила в пасть милиционерам дорожных постов Осетии, через которые проезжали террористы, направляясь в Беслан («Твербуль»). В одном из высказываний этой героини метатекстовое слово имеет значение ярко выраженной достоверности, подтвержденной наличием одного или нескольких фактов действительности, и обобщения: Итак, внизу некий квадрат, образованный трехэтажным особняком, флигелями по сторонам и роскошной чугунной оградой там, где усадьба выходит на Тверской бульвар («Твербуль»). Девушка описывает местность и видит некий особняк, о происхождении которого затем долго размышляет.

В ходе нашего исследования мы сделали вывод о том, что дискурсивные слова со значением достоверности в прозе современных писателей Д. Липскерова и С. Есина приобретают самые неожиданные оттенки. Например, в произведениях Липскерова данные слова субъективной модальности имеют дополнительные оттенки высшей степени уверенности, констатации факта или неуверенности, предположения и даже сомнения, а также выражают чувства героев (удивление, сожаление, осуждение, недовольство, ирония и т.д.). У Есина дискурсивных слов со значением достоверности обнаружилось в меньшем количестве, однако они также имеют различные оттенки (уверенность или неуверенность, уточнение или пояснение факта, предположение и сомнение), выражают различные эмоции героев (неожиданная догадка, ирония, насмешка, ирония, равнодушие, сочувствие, сожаление и т.д.).

В качестве слов субъективной модальности, которые придают речи достоверность, выступают в художественных текстах Липскерова и Есина авторизованные и метатекстовые слова и конструкции. Наибольшее количество данных слов обнаружено в прозе Есина. Это объясняется тем, что герои данного писателя зачастую являются личностями интеллигентными, образованными, следовательно, их речь насыщена той или иной вводно-модальной и дискурсивной лексикой, что делает высказывания наиболее выразительными, логичными и последовательными. У Дмитрия Липскерова авторизованные и метатекстовые слова и конструкции зачастую выражают эмоциональное состояние героев (утомление, сожаление, тоску, злость, сарказм и т.д.).

2.3 Функционирование дискурсивных слов со значением предположения в произведениях Д. Липскерова и С. Есина

В произведении Д. Липскерова «Эдипов комплекс» нам удалось выявить предложения с дискурсивными словами со значением предположения с дополнительным оттенком «кажимости» в ситуации непосредственного чувственного восприятия действительности: Видимо, гвоздь, попав в какую-то точку мозга, отвечающую за наслаждения, по пути задел кровеносный сосуд («Эдипов комплекс»). Но, видимо, мою душу, что называется, пригвоздило, и я застонал от удовольствия, подавая надежды на свою бесценную жизнь («Эдипов комплекс»). Главный герой поясняет читателю, как возникла впадина у него на лбу. В детстве он упал на гвоздь, который проткнул лоб и в этот момент он испытал непередаваемое ощущение наслаждения. В следующих предложениях дискурсивные слова со значением предположения имеют оттенок неуверенности, сомнения. Однажды главный герой, наблюдая за тем, как его друг Казбек на работе производит трепанацию черепа одному трупу, предполагает: Может быть, он испытывает то же самое, что и я в детстве, а его насильно… («Эдипов комплекс»). В данном случае дискурсивное слово служит для выражения неуверенного предположения в ситуации логического, интеллектуального восприятия действительности. Говорящий герой делает вывод, опираясь на известные ему факты. Герой данного произведения был весьма странным человеком, который в основном жил в мире своих фантазий и сам он объясняет это следующим образом: Может быть, от тоски («Эдипов комплекс»). Он заставлял верить других в то, что у него есть старшая сестра, которая беспокойно спала, задумывался о ее сновидениях: Может, огромный леденцовый петух, а может, и обнаженный Федор Михалыч, плетущийся из ванной в свою комнату («Эдипов комплекс»). В данных предложениях дискурсивные слова со значением предположения, лишенного истины, достоверности и, в конечном счете, уверенности самого говорящего героя в его правильности. В следующем предложении дискурсивное слово имеет оттенок сочувствия. Также герой-рассказчик часто представляет материнские груди большим аквариумом, в котором плавают рыбки гуппи, пытается кормить их хлебом: Наверное, она глупа, и почти бездарна ее жизнь («Эдипов комплекс»). Так рассуждает герой об одной из воображаемых им рыбок. В данном случае дискурсивное слово со значением предположения имеет дополнительный оттенок догадки, возникшей в результате отсутствия у говорящего человека каких-либо фактов или крайней недостоверности имеющейся информации.

В произведении Липскерова «Осени не будет никогда», как в речи автора, так и в речи героев, были найдены предложения с дискурсивными словами со значением предположения. Данная категория слов используется не только для демонстрации истинных чувств персонажей, служит для придания речи связности, логичности и выразительности. Дискурсивные слова с оттенком предположения могут сигнализировать о начале или конце речевого хода, или вовсе о начале нового фрагмента текста и завершении планируемого фрагмента текста. Наибольшее количество предложений обнаружилось в данном произведении с дискурсивными словами с оттенком «кажимости». С сочувствием и сожалением автор относится к герою Слизькину, который лишился своего уха и испытывал ужасную боль: Мужчине, видимо, было не по себе, его плечи то и дело вздрагивали, а пальцы барабанили по лысине, словно играли гаммы («Осени не будет никогда»). Автор в образе лысого «коммунальщика» рисует целостный портрет всего коммунального хозяйства России: Он продолжал пищать в небеса, и вся эта картина вызывала наистраннейшее чувство, будто большое лысое существо с окровавленным лицом, принадлежащее коммунальному хозяйству города, вовсе не то лицо, за которое себя выдает, а может, и не выдает вовсе, а является субъектом иного измерения, иного так сказать, сознания… («Осени не будет никогда»). Автор рисует портрет московских милиционеров через их отношение к своей работе, трагедиям людей, обращающихся к ним за помощью: Он походил взад-вперед, казалось, забыв про лысого, а потом произнес сакраментальное: – Москвичи поганые («Осени не будет никогда»)! Но лысый, казалось, не слышал окриков, продолжал идти, зажав окровавленную ушную дыру большой ладонью («Осени не будет никогда»). «Мент» Хренин не знает, что делать с раненным работником коммунального хозяйства, который затем предпочитает уйти от них, чем вызывает гнев работников милиции. В этих предложениях дискурсивное слово со значением предположения носит характер внешнего впечатления (зрительного, слухового и осязательного). Когда Слизькин попадает на прием к психиатру Александре Бове, она неуверенно делает следующий вывод: – Он не говорит, полностью растерян и, кажется, склонен к буйству («Осени не будет никогда»). В данном случае героиня также полагается на свои интуитивные ощущения, но меркантильно добавляет: «Кажется, мой случай, – подумала. – Добьюсь, чтобы в Алексеевскую направили» («Осени не будет никогда»). Для Сашеньки Слизькин – объект для ее исследований, который продвинет ее вверх по карьерной лестнице. Автор неоднократно подчеркивает черствый, годами тренированный ее самой, характер данной героини: Казалось, что полмира стучит в закрытую дверь («Осени не будет никогда»). После нескольких неудачных любовных отношений, героиня полностью разочаровалась в мужчинах. В следующих предложениях дискурсивные слова со значением предположения имеют оттенок иронии, удивления, догадки. Мы обнаружили предложение с дискурсивным словом со значением предположения с оттенком догадки, которая основывается на знании одного или нескольких фактов, то есть данное слово является результатом логического мышления говорящего героя: Проливал слезы, наверное, оттого что понимал – никогда ему не попасть в царствие небесное праведным путем («Осени не будет никогда»). Речь идет о парализованном уже много лет Иване Шашкине, испытывающем сексуальное влечение к своей жене Антониде, промежности которой он называет «царствием небесным». В данном случае очевидна авторская ирония к своему герою, несмотря на его состояние здоровья. Мать Александры Бовэ, женщина с черствым сердцем, всю жизнь была недовольна ее отцом, относилась к нему с непониманием: После этого папа жил на краю города, в крошечной квартирке среди книг и, скорее всего, был неудовлетворенным романтиком, так говорила мама («Осени не будет никогда»). В данном предложении дискурсивное слово со значением предположения имеет оттенок догадки, возникшей в результате логического мышления героини. Папа шел по шоссе к автобусной остановке со сборником средневековых английских баллад в руках и, вероятно, повторял что-то наизусть, а водитель катка, накануне проводив сына в армию, просто заснул за рулем («Осени не будет никогда»). Автор с иронией описывает нелепую смерть отца Сашеньки, подводя читателя к мысли, что в нынешней жестокой реальности романтическим личностям не место. Здесь реализуемое модальное значение дискурсивного слова со значением предположения обладает наибольшей степенью обоснованности и приближается к полюсу достоверности.

В романе Д. Липскерова «Леонид обязательно умрет» нами было выявлено большое количество дискурсивных слов со значением предположения. Например, в некоторых предложениях данные слова субъективной модальности приобретают дополнительный оттенок уверенности: Когда можно без последствий, ведала и, когда следует прибегнуть к мерам предосторожности, знала, по ее мнению, наверняка («Леонид обязательно умрет»). Автор рассказывает о матери эмбриона Леонида Юле, которая пока не догадывается о своем положении, так как была уверена, что всякий раз контролирует данную ситуацию. Героиня Ангелина Лебеда, старушка, знала себе цену, была очень высокомерной: - Я одна на всю страну такая, а может быть, и на весь мир («Леонид обязательно умрет»)! Может быть, я на земле одна такая женщина осталась («Леонид обязательно умрет»)!.. В этих предложениях дискурсивные слова использованы в качестве придания всему высказыванию экспрессии. Лебеда увлекалась просмотром телевизионного канала «Discovery»: Но кое-кто, высказывал предположения ведущий, имеющий глобальные материальные средства, наверняка, проводит исследования по существенному продлению жизни, а может быть, и достиг на этом поприще сенсационных результатов («Леонид обязательно умрет»). Героиня смотрит документальный фильм о разгадке человеческого генома, стволовых клетках и выращивании клонированных органов и всерьез задумывается об этом. В этом примере дискурсивные слова со значением предположения имеет выраженную степень уверенности, подтвержденной одним или несколькими фактами. На приеме Утякин задает старушке вопросы о менструации, на что слышит совершенно неожиданный ответ и в результате логического осмысления приходит к результату: Вероятно, он решил, что посетительница не поняла смысла вопроса («Леонид обязательно умрет»). В следующем предложении дискурсивное слово приобретает оттенок высшей степени обоснованности предполагаемого события, в силу чего сказанное становится не просто возможным, но и вероятным: Вероятно, нелюбовь к немецкому языку смолоду мешала глядеть ночные глупости («Леонид обязательно умрет»). Автор уверенно говорит об этом факте из жизни старушки, об ее нелюбви по отношению к фильмам порнографического содержания на немецком языке. Во многих предложениях дискурсивные слова со значением предположения имеют оттенок «кажимости». Автор испытывает симпатию к героине Юле, когда защищает ее, когда соседи по коммунальной квартире обвиняют ее в поломке крана: Не соглашусь, мотивируя, что Катька белье свое в ванне замачивает вместе с занавесками, и грязищи от того и от другого на сто засоров, а Се-се, принимая душ, видимо, обдумывает под его струями докторскую, тратя на водные процедуры по часу и расходуя воду так расточительно, как будто находится не в месте общего пользования, а под горным водопадом («Леонид обязательно умрет»). В данном случае дискурсивное слово со значением предположения имеет оттенок иронии со стороны автора к герою романа Сергею Сергеевичу. Также данное слово употреблено ввиду того, что у автора имеются конкретные факты действительности, позволяющие ему так рассуждать об этом герое (Се-се). В речи героини старушки Ангелины Лебеды обнаружено большое количество предложений с дискурсивными словами со значением предположения. Например, когда видит в небе неопознанный объект, начинает рассуждать: Может быть, облако пара из прачечного комбината («Леонид обязательно умрет»)? Данное дискурсивное слово в этой ситуации выражает меньшую степень неуверенности Ангелины. В лице героя Утякина – доктора медицинских наук, автор изображает всех ученых в целом через высказывание Ангелины: Наверное, денег нет, решила Лебеда («Леонид обязательно умрет»). Героиня звонит доктору, но телефон недоступен и в результате логического осмысления она приходит к такому выводу. Во время диалога между Ангелиной и Утякиным, доктор узнает, что старушка увлекается стрельбой из арбалета и логически делает следующий вывод: – У вас, вероятно, хорошее зрение…(«Леонид обязательно умрет»). – Мне кажется, стрельба из арбалета – статичный вид спорта («Леонид обязательно умрет»). В данных предложениях употребление дискурсивных слов со значением предположения подтверждены конкретными фактами действительности. Ангелина принимает серьезное решение омолодиться путем внедрения в свой организм стволовых клеток: А еще через минуту Ангелина с отчаянием подумала, что все – глупость, что, похоже, она действительно сходит с ума, если решила превратиться в девушку («Леонид обязательно умрет»). В этом примере дискурсивное слово со значением предположения выражает высшую степень уверенности говорящего человека в истинности предполагаемого, так как его логический вывод подтвержден прочными зримыми доказательствами.

Помимо дискурсивных слов со значением предположения в произведениях Липскерова присутствуют фатические слова и конструкции, которые имеют оттенок предположения и являются показателями оптимального речевого контакта говорящего со слушающим лицом. Мы рассмотрели наиболее примечательные примеры, в составе которых имеются данные вводно-модальные конструкции: Подумаешь, нельзя («Эдипов комплекс»)! Главный герой мальчик, рассказывая о родах своей матери, заступается за нее перед мужчиной-акушером, который просит ее не сводить ноги вместе. Мальчик понимает, насколько смущалась и стеснялась тогда его родительница перед чужым мужчиной. Часто в диалоге со своим другом Казбеком герой употребляет данного рода слова субъективной модальности в целях воздействия на его сознание: – Видишь ли, какое дело… – я начинаю разговор издалека, чтоб не спугнуть («Эдипов комплекс»). Встречаются также фатические слова в повелительном наклонении: Представь, что я угодил под машину («Эдипов комплекс»). Главный герой просит приятеля о том, чтобы тот провел ему сомнительную операцию, потому и подбирает нужные слова и фразы в разговоре с ним. В некоторых случаях фатические слова употребляются в речи героев для того, чтобы впечатлить, удивить окружающих: Я бы ему… Знаешь, как у него изо рта воняет («Осени не будет никогда»)! Дворовый мальчик делится эмоциями со своим другом: рассказывает о лысом мужике, который в неожиданный момент схватил его за шкирку за издевательства над ним. Этот лысый «коммунальщик» Слизькин не дает покоя многим героям романа, например, психиатр Александра Бове рассказывает о неуравновешанности данного пациента своему научному руководителю: – Знаете, он ручку стальную от двери отломил («Осени не будет никогда»)!.. А Фишин Наум Евгеньевич (научный руководитель) ей на это говорит: – А вы знаете, Сашенька, что ее год назад засекретили («Осени не будет никогда»)? В данных случаях фатические слова использованы для придания речи персонажей экспрессии. Данного рода слова, использованные в повелительном наклонении, встречаются в диалоге между учителем и учеником: – Слушай, ты, Биля! Отстань, пожалуйста, а («Осени не будет никогда»)?! Герой Вова с грубостью велит учителю рисования перестать хвалить его рисунки перед одноклассниками, так как ему стыдно. Этот же герой весьма откровенно и смело ведет себя с учителем географии Милой Владиславовной: – Давайте, я вас нарисую, Мила, – неожиданно предложил Вова («Осени не будет никогда»). Учительница соглашается позировать ему без одежды. После того как у них случился половой акт, она говорит мальчику: – Слушай, меня посадят за совращение малолетних («Осени не будет никогда»)!.. Данные герои употребляют в своей беседе фатические слова для того, чтобы повелевать друг другом, заставить принять участие в тех или иных действиях. Отчетливое принуждение к тем или иным действиям мы наблюдаем в этом примере: – Нет, вы послушайте, – настаивал Се-се («Леонид обязательно умрет»). – Слушай, когда с тобой ученый разговаривает! – шла на объединение фронтами Катька. – Непутевая («Леонид обязательно умрет»)! Эмоционально-экспрессивную окрашенность приобретает ссора соседей коммунальной квартиры Сергея Сергеевича, Юли и Кати благодаря фатическим словам. Ученый Сергей Сергеевич, спокойный, интеллигентный по своей натуре человек, в ссоре быстро взбунтовался: – Я, если хотите, Беринг!.. Пржевальский («Леонид обязательно умрет»)!!! Данная фатическая конструкция имеет оттенок условности и придает высказыванию героя эмоционально-экспрессивную окрашенность. Героиня Юля Аничкина также употребляет в своей речи данные вводно-модальные слова: Понимаете? Ошибка там у вас вышла («Леонид обязательно умрет»)! Она пытается найти подход к военкому, объяснить таким образом, что она – не мужчина и ей не нужно в армию.

В творчестве С. Есина нами было обнаружено и проанализировано большое количество предложений с дискурсивными словами со значением предположения. В некоторых предложениях данная категория слов приобретает оттенок «кажимости»: Эта бледность, как мне казалось, не была спецификой волнения, а какой-то Славиной бледностью уверенной в себе правоты («Имитатор»). Семираев ругается с несостоявшимся зятем Ростиславом и замечает, как в ходе ссоры тот бледнеет. Иногда дискурсивные слова в предложениях приобретают оттенок высшей степени уверенности говорящего в истинности предполагаемого, так как его логический вывод подтвержден прочными зримыми доказательствами: – Понятия «русские реалисты», – осторожно перебиваю я Ивана Матвеевича, –видимо, надо трактовать широко («Имитатор»). Речь идет о заказе на тему «Русские реалисты». В данном случае использована более смягченная форма дискурсивного слова, так как говорящий герой знает, что с этим собеседником необходимо говорить сдержанно, осторожно. Иван Матвеевич – серьезный человек, которому некогда предаваться «пустым эмоциям». В некоторых предложениях дискурсивные слова имеют оттенок сомнения, неуверенности. Например, в произведение «Имитатор» нам встретились синтаксические конструкции, в которых данные слова субъективной модальности приобретают оттенок выраженной неуверенности в ситуации логического восприятия действительности: Может быть, только отдадут должное: иллюзорный стиль 70-х годов («Имитатор»). Может быть, похоронят на Ваганьковском, где-нибудь поближе к Есенину и Высоцкому («Имитатор»). Семираев питает себя надеждой, что когда-нибудь он станет талантливым и узнаваемым художником, которого будут помнить все и даже похоронят с почестями рядом с выдающимися личностями русской классики. Герой надеется на признание его таланта начальником и другом Иваном Матвеевичем: Часто, когда я вижу, как глубоко и заинтересованно он разглядывает мои картины, я думаю: а может быть, я излишне строг к себе («Имитатор»)? Семираев с иронией отзывается о творчестве известных художников, чьи творения висят на стенах его кабинета: Небось, эту искусствоведку художник закормил диким медом, либо папа-рабовладелец прислал ей перед церемонией освежеванного быка («Имитатор»). Говорящий герой в данном случае лишен уверенности в достоверности предполагаемого содержания высказывания, он лишь указывает на его возможность, но не имеет убедительных, видимых или логических доказательств. Как бы главный герой Семираев не ругался со своей дочерью, он испытывает к ней теплые отцовские чувства, говорит, что она дорога ему: Наверное, больше, чем слава («Имитатор»). Герой всю жизнь гнался за славой, но в итоге понял истинный смысл своей жизни – счастье дочери. Мы также обнаружили предложение, в котором дискурсивное слово со значением предположения имеет оттенок возможности, вероятности: И возможно, это знает и Слава, но они, конечно, знают и то, чему я могу научить («Имитатор»). Семираев говорит о том, что его дочь Маша и Ростислав считают его неталантливым художником, но уверен в обратном мнении.

В произведении «Марбург» также обнаружилось большое количество предложений с дискурсивными словами со значением предположения. Например, мы выявили предложения, в которых данные слова имеют оттенок неожиданной догадки, «кажимости»: Я подумал, что, скорее всего, после прогулки собаку придется мыть («Марбург»). Мне кажется, что в любом, даже отчаянном состоянии, женщины грациозны, если вписать их волшебную грацию в обстоятельства («Марбург»). Главный герой Алексей Новиков, гуляя со своей собакой Розой, восхищается тем, как она грациозно удовлетворяет свою первую нужду. В следующем предложении дискурсивное слово служит для выражения неуверенного предположения: А может быть, мы живем, чтобы стремится («Марбург»)? Новиков задумывается о смысле жизни. Иногда дискурсивное слово может выражать значение неожиданной догадки, основанной на достоверных фактах: Скорее, я понимал, что мне надо держаться, надо сохранять хоть какую бы то ни было форму («Марбург»). Такие мысли приходят герою в голову, когда его жена спрашивает, для чего он каждое утро пьет морковный сок. Но и я ведь тоже, наверное, хорош («Марбург»). Алексей смотрит на состарившуюся жену и сравнивает со своей внешностью. А может быть, каждая революция, каждый переворот готовятся и проходят по типовому сценарию («Марбург»). Алексей размышляет о России 80-х годов, когда все было разорено. В данных случаях дискурсивные слова со значением предположения имеют оттенок догадки, возникшей в результате логического осмысления. В следующих предложениях дискурсивные слова со значением предположения имеют оттенок визуального восприятия действительности, «кажимости», неожиданной догадки: Цветущая женщина, не знающая, казалось бы, трудностей и недостатков («Марбург»). В некоторых предложениях дискурсивные слова со значением предположения выражают страхи героев: Может быть, она догадалась о том, как приближающаяся болезнь разрушает ее («Марбург»)? Алексей сочувствует своей супруге, которая страдает от болезни почек и слабеет с каждым днем. Саломея, его жена, всю жизнь знала о большом количестве любовниц своего мужа: – Ну, не дюжина, а, положим, полдюжины («Марбург»). В данном случае дискурсивное слово участвует в реализации модального значения избыточного предположения. Базой для создания логического вывода здесь служит конкретная информация, известная говорящему лицу. Новиков с иронией говорит о том, что жена решила отправить его за границу к любовницам, чтобы освободить от больной себя: Этой мыслью «отправить» меня Саломея была увлечена, наверное, целый год («Марбург»). Наверное, она сама в глубине души знает, что я никуда от нее не денусь, да и я отчетливо это себе представляю («Марбург»). В данных примерах дискурсивные слова со значением предположения содержат указание на известные говорящему лицу факты. В следующем предложении дискурсивное слово со значением предположения приобретает оттенок вероятности: Все твои творческие возможности уходят на меня, а так, может быть, ты еще напишешь роман или книгу о современной литературе («Марбург»). Саломея обращается к Алексею, просит его задуматься о своей карьере, нежели пытаться вернуть к жизни ее. Ну, допустим, меня подберет какая-нибудь старая Изольда или Лизхен, ну а ты-то, что будешь делать без меня («Марбург»)? Алексей допускает такой поворот событий, но не соглашается со своей женой. Данное слово субъективной модальности имеет оттенок выраженной неуверенности.

Произведение С. Есина «Твербуль» также насыщено предложениями, в составе которых функционируют дискурсивные слова со значением предположения. Например, в некоторых контекстах данные слова приобретают оттенок вероятности: Может быть, про себя, мысленно, я уже пишу свой будущий роман и выдаю тайны и некие сюжетные ходы («Твербуль»). Допустим, я все же знаю, кто опустошает бутылку («Твербуль»). Главная героиня студентка, паря над Тверским бульваром, замечает все детали, вплоть до пустой бутылки, и, находясь под впечатлением, задумывается над сюжетом своего будущего романа. Она размышляет, как возле старинного особняка, находящимся на этом бульваре, оказались фигуры греческих богов: Может быть, баре-строители что-нибудь предвосхитили («Твербуль»). Также студентка предполагает, что мужчины, наверное, гораздо более завистливы и ревнивы, чем женщины: А может быть, мужчины в творческой среде не совсем мужчины («Твербуль»)? В некоторых предложениях дискурсивные слова имеют оттенок иронии, сарказма. Студентка замечает, что некоторые культурно-исторические памятники сданы под аренду коммерсантам. Ее возмущает, что происходит обесценивание истории, она искренне сожалеет об этом: Там, при заключении подобного договора, командуют всеми соглашениями и, якобы, независимыми, на альтернативной основе, тендерами роскошные азербайджанцы и армяне, с такими научными, как у нефтяных эмиров, часами на запястьях и в таких ботинках из змеиной кожи, что, думаю, эти ворота ждет та же судьба, как и тех, описанных Ильфом и Петровым, классиками советской литературы, в бессмертном романе «Двенадцать стульев», а может быть, в «Золотом теленке» («Твербуль»). В данном случае дискурсивные слова имеют различные оттенки: говорящий герой лишен уверенности в достоверности предполагаемого содержания высказывания, он лишь указывает на его возможность (якобы), контекст содержит указание на известные говорящему герою факты (думаю), контекст выражает неуверенность предположения в ситуации логического мышления (может быть). Героиня с презрением и сарказмом говорит об этих арендаторах: Может быть, сами по себе они что-нибудь и значат, но лишь только откроют рты, какой чудовищный воляпюк вываливается из их ухоженных пастей («Твербуль»). В данном случае дискурсивное слово со значением предположения имеет оттенок неуверенности, основанной на впечатлениях и ощущениях героини. Обнаружились примеры дискурсивной лексики с дополнительным оттенком указания на видимые, осязаемые, известные говорящему лицу, факты, вывод, возникший как результат логической обработки информации, которые носят неуверенный характер: Да-да, допускаю, что молодые писательницы должны писать что-то возвышенное, о любви или о стяжательстве, как Оксана Робски; русской литературе Гоголи и Салтыковы-Щедрины ни в штанах, ни в юбках не нужны («Твербуль»). Студентка говорит о сюжете своего будущего романа, который содержит ненормированную лексику, брань и т.д. Девушка много размышляет об абстрактном и мало говорит о своем институте: Наш институт, как вы уже, наверное, поняли, особые и так называемые конкурсные работы, которые только и открывают возможность абитуриенту участвовать в последующих экзаменах, поступают сюда с начала зимы («Твербуль»). Девушка не с особым восхищением отзывается о своем «альма-матер», но с охотой раскрывает тайны системы поступления и дальнейшего обучения в «Лите». В данной речи героини дискурсивное слово со значением предположения приобретает оттенок мнимости, неизвестности, неуверенности.

В произведениях Есина также обнаружились фатические конструкции, которые выражают различные эмоциональные состояния героев (возмущение, спокойствие и т.д.) и являются средствами налаживания речевого контакта с собеседником: Искусство, знаете ли, принадлежат народу, а я его кровинушка, его плоть, его шустрый гений («Имитатор»). Так рассуждает главный герой Семираев о своей роли в искусстве. В данном случае фатическая конструкция имеет оттенок достоверности и делает высказывание эмоциональным. Семираев часто употребляет данные слова в диалоге со своей дочерью Машей: Понимаешь ли, Маша… – начал я совершенно спокойно («Имитатор»). Понимаешь ли, Маша, применительно к вашему со Славой возрасту можно говорить только о способностях («Имитатор»). Между отцом и дочерью сложились непростые отношения и поэтому, Семираев пытается смягчить любой их разговор с помощью таких слов, предрасполагающих к спокойствию. А к Ростиславу данный герой относится с крайней неприязнью: А, видите ли, Славочка, ни через что переступить не может («Имитатор»). Семираев с иронией отзывается о гордости Славы. В некоторых предложениях фатические слова приобретают оттенок приказа: Слушай, Семираев, – как всегда, Иван Матвеевич берет проблему за рога, – здесь мы подумали, посоветовались, и, в общем, есть мнение… («Имитатор»). Начальник Семираева, будучи человеком деловым, дипломатичным и конкретным, решает отправить его за границу на задание. С уважением, почтением и симпатией относится к Семираеву при знакомстве с ним его будущая жена Сусанна: Видите, я вас нашла («Имитатор»). Видите, я становлюсь перед вами на колени, потому что так выразить то, что волнует нас всех в жизни искусства, смогли только вы («Имитатор»). Данные фатические слова выражают восхищение героини по отношению к своему собеседнику. Нам удалось обнаружить предложение, в котором фатическая конструкция приобретает оттенок предположения действительности: Вы скажете, настоящих грудей у стюардесс, как правило, не бывает («Марбург»)? Главный герой Новиков обращается к читателю с вопросом, опровергающим их мнение. Весьма непосредственную окрашенность фатические конструкции приобретают в произведении Есина «Твербуль»: Знакомы ли вы, классик, с новейшим фасоном трусиков, где, собственно, одни воздушные воланы и кружева («Твербуль»)? Словно посмеиваясь над памятником, посвященным одному из русских классиков, студентка обращается к нему с данным вопросом. Также, наблюдая в подвале своего «Лита» за спором покойных классиков, девушка слышит, как они обсуждают гонорары какого-то публициста: А вы представляете, сколько «члены семьи» получали за тиражи, а («Твербуль»)? В данном случае фатическая конструкция выражает эмоциональное состояние героя (призрак писателя) – удивление, возмущение.

В процессе данной работы наибольшее количество дискурсивных слов со значением предположения было выявлено в прозе Сергея Есина. Данные слова приобретают в речи его героев различные оттенки: «кажимости», сомнения и неуверенности, но чаще всего – оттенки вероятности и возможности. Таким образом, дискурсивные слова со значением предположения в произведениях Есина наиболее приближены к значению достоверности факта. Это объясняет то, что герои данного писателя проницательные личности, которые имеют богатый жизненный опыт. В произведениях Д. Липскерова дискурсивные слова со значением предположения имеют различные оттенки: «кажимости», догадки, неуверенности и сомнения, выражают эмоциональное состояние героев (удивление, возмущение, радость, восхищение и т.д.).

В качестве слов, выражающих предположение факта, действительности, выступают в прозе Липскерова и Есина фатические конструкции. Наибольшее количество данных конструкций было нами обнаружено в романах Липскерова. Данные слова субъективной модальности используются персонажами для того, чтобы наладить речевой контакт с собеседниками. Герои Есина используют фатические конструкции в моменты сильного эмоционального напряжения (волнения, страха, испуга, неопределенности и т.д.).

Заключение

Мы исследовали функционирование дискурсивной лексики со значениями сомнения, предположения и достоверности в прозе современных писателей Дмитрия Липскерова («Эдипов комплекс», «Осени не будет никогда» и «Леонид обязательно умрет») и Сергея Есина («Имитатор», «Марбург» и «Твербуль»), а также вводно-модальных конструкций (авторизованные, метатекстовые и фатические конструкции), схожих по своей семантике с дискурсивными словами.

В ходе исследования мы пришли к выводу, что проза Дмитрия Липскерова и Сергея Есина содержит в себе большое количество дискурсивной лексики со значением сомнения, семантика которой меняется в зависимости от контекста. Особое внимание хотелось бы обратить на творчество писателя-постмодерниста Дмитрия Липскерова, так как именно в его произведениях («Эдипов комплекс», «Осени не будет никогда» и «Леонид обязательно умрет») нами было обнаружено наибольшее количество предложений с данными словами, являющимися средствами выражения субъективной модальности. Зачастую сюжеты произведений данного писателя сбивчивы и непоследовательны. Дискурсивные слова скрепляют между собой предложения, делают разнообразными и эмоциональными высказывания героев и самого автора. Также данные слова употребляются автором для того, чтобы создать психологический портрет персонажей.

В романах Липскерова дискурсивные слова со значением сомнения приобретают в определенном контексте оттенки неуверенности, неожиданной догадки, испуга, удивления, сожаления, сочувствия, иронии и т.д. Это связано с тем, что герои данного писателя – живые, неординарные, эмоциональные личности. В ходе нашего исследования было установлено, что наибольшее число дискурсивных слов со значением сомнения содержится в произведениях Есина (25% от общего количества дискурсивных слов, а в романах Липскерова – реже – (20% от общего количества дискурсивных слов).

В художественных текстах Сергея Есина дискурсивные слова со значением сомнения приобретают оттенки неуверенности, неожиданной догадки, возмущения, протеста, презрения, осуждения и т.д. Герои писателя наиболее склонны глубоко размышлять, философствовать, сомневаться. Внутренние монологи героев насыщены словами, выражающими субъективную модальность различных значений. Персонажи редко вступают в диалоги, это говорит о замкнутости их характеров, о внутренней неуверенности.

Особую экспрессию речи героев исследуемых нами писателей придают дискурсивные слова со значением достоверности. В произведениях Липскерова дискурсивных слов со значением достоверности использовано гораздо больше – 30% от общего количества дискурсивных слов, чем в романах Есина – 20% от общего количества дискурсивных слов. Это вызвано тем, что в произведениях Липскерова героями и самим автором поднимаются актуальные вопросы современности. Например, автором и героями осуждается вся российская милиция, армия, медицина, коммунальное хозяйство, состояние города в целом (часто Москвы). Необходимо отметить, что дискурсивные слова со значением достоверности в прозе Д. Липскерова и С. Есина приобретают самые неожиданные оттенки. Например, в произведениях Липскерова данные слова имеют дополнительные оттенки высшей степени уверенности, констатации факта или неуверенности, предположения и даже сомнения, а также выражают чувства героев (удивление, сожаление, осуждение, недовольство, ирония и т.д.).

В текстах Есина дискурсивных слов со значением достоверности обнаружилось в меньшем количестве, однако они также имеют различные оттенки (уверенность или неуверенность, уточнение или пояснение факта, предположение и сомнение), выражают различные эмоции героев (неожиданная догадка, ирония, насмешка, равнодушие, сочувствие, сожаление и т.д.).

Наиболее образной, красноречивой, метафоричной и колоритной речь героев и авторов становится благодаря дискурсивным словам со значением предположения. В прозе Сергея Есина данные слова приобретают различные оттенки: «кажимости», сомнения и неуверенности, но чаще всего – оттенки вероятности и возможности, что приближает значение дискурсивных слов к достоверности факта.

В произведениях Липскерова дискурсивные слова со значением предположения имеют следующие оттенки: «кажимости», догадки, неуверенности и сомнения, выражают эмоциональное состояние героев (удивление, возмущение, радость, восхищение и т.д.). Наиболее часто данные слова встречаются в произведениях Есина (55% от общего количества дискурсивных слов). Данные факты позволяют сделать вывод о том, что героям произведений этого писателя свойственно часто сомневаться и предполагать, задумываться и размышлять по поводу серьезных жизненных вопросов. Благодаря внутренним монологам героев Есина читатель узнает о достоинствах и недостатках тех или иных героев.

В прозе Липскерова дискурсивные слова со значением предположения также играют значительную роль (50% от общего количества дискурсивных слов). В случае с модальностью предположения герои этого писателя не уверены в истинности сообщения, их цель – выразить неуверенность. Сомнение, недоверие, скепсис и т.д., поделиться результатом собственных размышлений с собеседником, дать интеллектуальную оценку высказыванию. Итак, целью предположения в речи героев является желание убедить в своей правоте или точке зрения третьих лиц, поколебать убеждения собеседника, наконец, просто заставить размышлять, сомневаться.

В качестве слов субъективной модальности, которые придают речи достоверность, выступают в художественных текстах Липскерова и Есина авторизованные и метатекстовые слова и конструкции.

Наибольшее количество данных слов обнаружено в прозе Есина. Это объясняется тем, что герои произведений этого писателя зачастую являются личностями интеллигентными, образованными, следовательно, их речь насыщена той или иной вводно-модальной и дискурсивной лексикой, что делает высказывания наиболее грамотными, выразительными, логичными и последовательными.

В качестве слов, выражающих значение предположения факта, действительности, выступают в прозе Липскерова и Есина фатические конструкции. Герои Липскерова используют данные слова для того, чтобы наладить речевой контакт с собеседниками. Герои Есина используют фатические конструкции в моменты сильного эмоционального напряжения (волнения, страха, испуга, неопределенности, возбуждения и т.д.). Итак, в художественных текстах Липскерова обнаружено наибольшее количество фатических конструкций (50% от общего количества дискурсивных слов), в романах Есина – наименьшее количество (25% от общего количества дискурсивных слов).

В произведениях Дмитрия Липскерова авторизованные и метатекстовые слова и конструкции зачастую выражают эмоциональное состояние героев (утомление, сожаление, тоску, злость, сарказм и т.д.). Частота употребления данных конструкций в романах Липскерова была выявлена нами в процентном соотношении: авторизованные – 25% от общего количества дискурсивных слов, метатекстовые – 25% от общего количества дискурсивных слов. Герои в романах Липскерова часто совершают опрометчивые поступки, находясь в возбужденном, агрессивном, эмоциональном состоянии. Благодаря их речи, насыщенной дискурсивными и вводно-модальными словами, перед читателем создается картина действительности и портрет того или иного героя. Данные слова позволяют рассуждать о ситуации в целом (взаимоотношения героев, их социальное положение в обществе и т.д.). В произведениях Есина также было выявлено 25% авторизованных конструкций от общего количества дискурсивных слов, гораздо в большем количестве – метатекстовых – 50% от общего количества дискурсивных слов. Данная категория слов придает высказываниям героев логичность, последовательность, выразительность.

В результате проделанной нами работы мы можем прийти к следующим выводам: дискурсивные слова указывают на различные отношения между говорящим человеком и слушающим, обеспечивают связность текста, выражают логические и другие отношения между отдельными его фрагментами. Такого рода единицы управляют процессом общения: они выражают истинные и этические оценки, мнения, соотносят, сопоставляют и противопоставляют различные утверждения говорящего или говорящих лиц друг с другом.

Данная работа была представлена и защищена на V всероссийской студенческой научно-практической конференции «Перспективы развития российского образования в современной социокультурной ситуации», которая состоялась 22 апреля 2012 года.

Библиография

I.Художественные тексты:

1. Липскеров Д.М. Леонид обязательно умрет. – М.: АСТ, Астрель, 2007. – 133 с.

2. Липскеров Д.М. Осени не будет никогда. – М.: Олма-Пресс, 2005. –

133 с.

1. Липскеров Д.М. Эдипов комплекс. – М.: Эксмо-Пресс, 2002. – 358 с.

2. Есин С.Н. Имитатор. – М.: Радуга, 1987. – 29 с.

3. Есин С.Н. Марбург. – Ленин.: АСТ, Астрель, 2002. – 368 с.

4. Есин С.Н. Твербуль, или Логово вымысла. – М.: Дрофа, 2009. – 784 с.

II. Научно-критическая литература:

1. Алтабаева Е.В. Выражение модального значения желательности в простом предложении. – М.: Летопись, 1986. – 218 с.

2. Алтабаева Е.В. Модальные функции высказывания с семантикой волеизъявления//Семантика лексических и грамматических единиц. – М.: АСТ, 1995. – С. 107.

3. Аверина А.В. Эпистемическая модальность как языковой феномен. – М.: АСТ, Астрель, 2010. – 38 с.

4. Адмони В.Г. Введение в синтаксис современного немецкого языка. – М.: Наука, 1995. – 336 с.

5. Балли Ш. Общая лингвистика и вопросы французского языка. – М.: АСТ, 1995. – 416 с.

6. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. – М.: Искусство, 1979. – 108 с.

7. Белошапкова В.А. Современный русский язык/Синтаксис. – М.: Высшая школа, 1977. – 248 с.

8. Бондарко А.В. Теория функциональной грамматики. – М.: Языки славянской культуры, 1984. – с. 36.

9. Бондаренко В.Н. Виды модальных значений и их выражение в языке. – М.: Филологические науки, 1979. – С. 57 – 61.

10. Борботько В.Г. Элементы теории дискурса. – Грозный: Высшая школа, 1981. – 89 с.

11. Виноградов В.В. О категории модальности/Модальные слова в русском языке. – М.: Высшая школа, 1975. – 119 с.

12. Востоков В.В. Соотношение модальности и лица в простом предложении современного русского языка. – М.: Летопись, 1977. – 174 с.

13. Всеволодова М.В. Структура и семантика художественного текста. – М.: Издательство Российского университета дружбы народов, 1999. – С. 41 – 43.

14. Гак В.Г. О семантической организации повествовательного текста//Лингвистика текста. – М.: Тореза, 1976. – 103 с.

15. Галкина Е.М. Суждение и предположение. – М.: Наука, 1956. – 73 с.

16. Гиндин С.И. Риторика и проблемы структуры текста//Общая риторика. – М.: Высшая школа, 1971. – 67 с.

17. Гусев В.Ю. Дискурс и грамматика//Грамматические категории в дискурсе. – М.: Гнозис, 2008. – С. 7 – 34.

18. Дейк Т.А. Язык. Познание. Коммуникация. – М.: Прогресс, 1989. – 93 с.

19. Донец Н.А. Сложные предложения с условно-уступительными конструкциями. – Рига: Издательский Дом, 1975. – 74 с.

20. Ермолаева Л.С. Система средств выражения модальности в современных германских языках. – М.: МГПИ,1964. – 14 с.

21. Ефремова Т.Ф. Толковый словарь русского языка. – М.: Наука, 1996. – 638 с.

22. Золотова Г.А. Коммуникативные аспекты русского синтаксиса. – М.: Наука, 1982. – 368 с.

23. Колшанский Г.В. соотношение субъективных и объективных фактов в языке. – М.: Лингвистическое наследие XX в., 2005. – 232 с.

24. Кубрякова Е.С. Краткий словарь когнитивных терминов. – М.: Высшая школа, 1996. – 324 с.

25. Лекант П.А. К вопросу о модальных разновидностях предположения/Очерки по грамматике русского языка//Модальность со значением предположения. – М.: ООО Астрель, 2002. – С. 102 – 106.

26. Лекант П.А. Модальность и водность/Очерки по грамматике русского языка//Категория модальности в русском языке. – М.: АСТ, 2002. – С. 124 – 129.

27. Падучева Е.В. Высказывание и его соотнесенность с действительностью. – М.: Наука, 1985. – 272 с.

28. Панфилов В.З. Категория модальности и ее роль в конструировании структуры предложения и суждения//Вопросы языкознания. – М.: Просвещение, 1977. – С. 28.

29. Подручная Л.Ю. Модальность как оценочный фактор//Оценки и ценности в современном научном познании. – Калининград: КГГУ, 2009. – С. 202-206.

30. Рахимкулова Г.Ф. Игровая поэтика и игровая стилистика. – М.: Философский вестник РГУ, 2000. – 143 с.

31. Розенталь Д.Э., Голуб И.Б., Теленкова М.А. Современный русский язык. – М.: Рольф, 2001. – С. 281 – 282.

32. Серио П. Как читают тексты во Франции//Квадратура смысла. Французская школа анализа дискурса. – М.: Наука, 1999. – С. 12 – 53.

33. Хабермас Ю. Философский дискурс о модерне. Пер.с нем. – М.: Весь мир, 2003. – 416 с.

34. Швейцер А.Д. Введение в социолингвистику. – М.: Высшая школа, 1978. – 216 с.

III. Справочная и учебная литература:

1. Аберкромби Н., Хилл С., Тернер Б.С. Социологический словарь. – М.: Экономика, 2004. – 848 с.

2. Бежаншивили М. Логика модальностей знания и мнения/Пособие для студентов Вузов. – М.: КомКнига, 2007. – 288 с.

3. Кондрашев В.А. Новейший философский словарь. – М.: Феникс, 2008. – 672 с.

4. Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. М.: ООО А ТЕМП, 2007. – 944 с.

5. Плеханова Т.Ф. Дискурс – анализ текста/ Пособие для студентов Вузов. – М.: Тетра Системс, 2011. – 368 с.

6. Прохоров Ю.Е. Действительность. Текст. Дискурс. – М.: Флинта, Наука, 2006. – 245 с.

7. Ушаков Д.Н. Толковый словарь русского языка. – М.: ИДДК, 2004. – 589 с.

8. Чернявская В.Е. Дискурс власти и власть дискурса/Учебное пособие//Проблемы речевого воздействия. – М.: Флинта, Наука, 2006. – 136с.

9. Чудинов А.Н. Лингвистический словарь. – М.: МГУ, 2007. – 126 с.

10. Шмидт Г. Философский словарь. – Германия: Республика, 2003. – 576 с.

11. Ярещенко В.Н. Философский словарь. – М.: Феникс, 2004. – 589 с.

13