Дополнительный материал к урокам музыки. "Бессмертный гений Никколо Паганини"

Бессмертный гений Никколо Паганини

«Я едва мог узнать его в коричневой монашеской рясе, которая скорее скрывала, чем одевала его. С каким-то диким выражением на лице, наполовину спрятанным под капюшоном, опоясанный веревкою, босой, одинокий и гордый, стоял Паганини на нависшей над морем скале и играл на скрипке. Происходило это, как мне казалось, в сумерки; багровые блики заката ложились на широкие морские волны, которые становились все краснее и в таинственном созвучии с мелодиями скрипки шумели все торжественнее. Но все порывистее и смелее становились звуки скрипки; в глазах страшного артиста сверкала такая вызывающая жажда разрушения, его тонкие губы шевелились с такой зловещей горячностью, что, казалось он бормочет древние нечестивые заклинания, которыми вызываются бури и освобождаются от оков злые духи, томящиеся в заключении в морских пучинах», - так писал о Никколо Паганини Генрих Гейне.

Поэт, обладающий способностью при каждом звуке видеть волнующие зрительные образы, писал: «Что это был за шар? Солнце? Я не знаю. Но в чертах человека я узнал Паганини, только идеально прекрасного, с улыбкой, исполненной примирения. Его тело цвело мужественной силой; светло-голубая одежда облекала облагороженные члены; по плечам ниспадали блестящими кольцами черные волосы; и в то время как он, уверенный, незыблемый, подобно высокому образу божества, стоял здесь со своей скрипкой, казалось, будто все мироздание повинуется его звукам. Это был человек - планета, вокруг которого с размеренной торжественностью, в божественном ритме вращалась вселенная».

Это поэтическое описание как нельзя лучше соответствует загадочному образу противоречивого итальянского скрипача-виртуоза, оставившего неизгладимый след в культурной жизни Европы XIX века. Но почему человек, обладавший колоссальным талантом, невероятным трудолюбием, благородством натуры и тонкостью души, обрел славу тюремщика, убийцы и страшного колдуна, продавшего душу дьяволу? Был ли это вымысел? Нелепые легенды? И был ли на самом деле Никколо Паганини таким безобразным, каким изображали его на карикатурных портретах?

В 1782 году на окраине итальянского города Генуя в переулке Черной Кошки родился мальчик, которого назвали Никколо. Природа наделила его правильными чертами лица. Особенно были красивы его агатово-черные глаза, сверкавшие даже в темноте, и волосы, вившиеся колечками. Правда, у младенца были чуть кривоваты ноги и не по росту велики ступни. Но, не говоря о нас, простых смертных, наверное, даже у самого бога красоты Аполлона были какие-то недостатки.

Кто же первым понял, что мальчика ожидает великое будущее? Его отец Антонио Паганини, бывший портовый грузчик, выбившийся в мелкие лавочники. Он был человеком со странностями. Тяжелый, властный характер, грубость в обращении с домашними, тяга к вину каким-то образом уживались в нем со здравым смыслом и прозорливостью. И еще он любил на досуге играть на мандолине. Это были простые песенки, веселые и запоминающиеся народные мелодии, которые исполнялись Антонио с мрачным лицом. На этой почве у него возникали ссоры с женой. Едва он брал в руки инструмент, она уходила подальше от дома, чтобы не слышать многочасового монотонного бренчания, да и соседям его игра не доставляла удовольствия.

Мать Паганини, Тереза Боччардо, была женщиной мягкой, кроткой и покорной. Будучи не в силах переделать характер мужа, всегда недовольного и ворчливого, она старалась не противоречить ему. Тереза находила утешение в религии и детях. Их было у нее пятеро. Однажды матери Никколо приснился удивительный сон: явился к ней ангел и спросил, какую милость от Бога она хотела бы получить. Поскольку глубоко верующая женщина очень любила музыку, она попросила божественного посланца о том, чтобы ее сын Никколо стал великим музыкантом. Рассказ об этом чудесном сне произвел сильное впечатление на мужа Терезы, также неравнодушного к музыке.

Однажды Антонио, играя, вполне отчетливо услышал голос четырехлетнего Никколо: «Папа! Ты в этом месте фальшивишь…» Антонио аж поперхнулся. Хотел влепить сынишке затрещину, но что-то его удержало. От жены он не раз слышал, что Никколо неравнодушен к музыке, весь обмирает, когда бьют колокола соседней церкви и по грязному переулку плывут золотистые, как бронза, которая их издает, звуки… Стерпев упрек сынишки в фальши, Антонио протянул ему мандолину и сказал: «Ну покажи, сопляк, как надо здесь играть…» Обладавший абсолютным слухом малыш в мгновение ока сыграл как надо…

Этот и другие случаи убедили Антонио в том, что у него не сын, а настоящий клад, что из его дара можно извлечь немалую выгоду. Посовещавшись, родители Никколо твердо решили обучать ребенка игре на скрипке - инструменте, ставшем благодаря стараниям Гварнери, Страдивари и Амати музыкальным символом Италии. Поднатужившись, отец купил для Никколо крохотную скрипочку и вложил в руки будущего виртуоза. Показав, как держать ее на плече, как водить смычком по струнам, он в остальном положился на природные данные сына. Никколо тогда было семь лет, и скрипка с того дня стала его единственной игрушкой. Очень скоро юный скрипач понял, что занятие музыкой - это не только удовольствие, но и тяжелый, кропотливый труд. Уходя в лавку, Антонио запирал сынишку в его комнате наедине со скрипкой. Много лет спустя Никколо напишет про «уроки музыки» отца следующие строки: «Он оставлял меня без еды и голодом вынуждал удваивать старания, так что мне пришлось много физически страдать, и это сказывалось на моем здоровье». Истощенный каждодневными занятиями музыкой, мальчик заболел и впал в каталепсию — состояние на грани жизни и смерти. Родители сочли его умершим, положили в гроб и приготовились похоронить. Никколо пришел в себя лишь в гробу при душераздирающих звуках траурной музыки. Его идеальный слух не в состоянии был воспринимать фальшь даже тогда, когда Паганини находился между жизнью и смертью. Вернувшись с «того света», юный скрипач с еще большим рвением взялся за освоение сложных технических приемов игры на любимом музыкальном инструменте. Благодаря своему усердию и твердости характера за очень короткое время Никколо достиг столь больших успехов, что слава о его необычайных способностях шагнула далеко за пределы скромного переулка Черной кошки.

По-прежнему глядя на Никколо как на свою удачу в жизни, Антонио нанял для него учителей музыки. Но, кажется, они особо мальчику и не нужны. Один из них, послушав его игру, изумленно развел руками и сказал: «Я ничему не смогу научить тебя…» И отказался от занятий с чудо-ребенком. Другой учитель признался Никколо: «Я не нашел в твоей игре ни одной ошибки, ни единого нарушения чистоты формы…»

В восьмилетнем возрасте Никколо написал скрипичную сонату и несколько трудных вариаций. Первым серьезным педагогом Паганини стал генуэзский поэт, скрипач и композитор Франческо Ньекко. В десять с половиной лет Никколо, в течение полугода взял 30 уроков у скрипача Джакомо Коста и, в то же время, стал регулярно играть в церквах на воскресных и праздничных богослужениях. В генуэзской газете «Аввизи» от 31 мая 1794 года можно было прочитать: «В понедельник 26 мая в церкви Сан-Филиппо Нери состоялась месса. Был исполнен гармонический концерт искуснейшим молодым человеком одиннадцати лет - синьором Никколо Паганини, учеником знаменитого преподавателя музыки Джакомо Коста, который вызвал всеобщее восхищение». Нельзя не отметить еще одного учителя Никколо Паганини - виолончелиста, прекрасного полифониста Гаспаро Гаретти, привившего юноше отличную композиторскую технику. Развивая способность слышать внутренним слухом, он заставлял его сочинять без инструмента.

Как-то богатый генуэзец, большой любитель музыки и обладатель редких скрипок, предложил мальчику пари: «Если ты сыграешь незнакомую тебе вещь с листа, я подарю тебе скрипку Гварнери». Рассказывают, Никколо удивленно посмотрел на богача своими прекрасными черными глазами, раскрыл незнакомые ему ноты и сыграл по ним без остановки и без единой ошибки. Так он стал владельцем скрипки, стоившей больших денег…

В возрасте одиннадцати лет он дал свой первый публичный концерт. Люди были потрясены его виртуозной игрой. Скоро его признали самым искусным в мире скрипачом. Это звание сохраняется за Паганини до сих пор.

По мере того, как искусство владения скрипкой Никколо становится более виртуозным и отточенным, Антонио Паганини отправляется вместе с юным скрипачом в первое концертное турне по городам Италии: Милану, Болонье, Флоренции, Пизе и Ливорно. Успех сопутствует маленькому виртуозу повсюду и все больше воспламеняет душу юного дарования. Никколо интуитивно понимает, что не сможет наилучшим образом выразить себя и достичь вершин своего искусства, если не найдет применения своему страстному темпераменту в своих сочинениях. Великими были его предшественники: Корелли, Вивальди, Тартини, творчество которых глубоко изучал Паганини, но их музыка, написанная в спокойной и сдержанной манере, не отвечала бурному и несдержанному характеру Паганини. Как ни странно, но именно в юном возрасте родились многие из его прославленных каприччио, где прослеживается творческое переосмысление скрипичных технических приемов и принципов в музыке, впервые введенных итальянским композитором Локателли, которые представляли собою скорее технические упражнения. Но стоило руке гения коснуться сухих формул, и они, преобразившись, превратились в оригинальные, блестящие миниатюры, ошеломляющие своей виртуозностью. 24 каприччио Паганини до сих пор остаются одним из самых уникальных явлений музыкальной культуры скрипичного искусства, поражают неудержимой страстностью, невероятной смелостью и оригинальностью мышления. Эти небольшие произведения оказали колоссальное воздействие, как на музыкантов-современников великого итальянца, так и на композиторов будущих поколений.

Похожий на ангела мальчик стал молодым человеком. Но в залах также всех берет оторопь, когда на сцену торопливым шагом выходит какое-то несуразное существо со скрипкой в руке, похожее одновременно на человека и обезьяну. Сквозь длинные черные волосы проглядывают горящие углями черные глаза. Маэстро так худ, что черный фрак болтается на нем как на вешалке, длинные ноги тонки и кривы, вдеты в несообразно большие туфли… Конечно, временами Паганини нарочно подыгрывал публике, изображая загадочную, демоническую личность, выпячивая несуразности своей фигуры. Начав же игру, он забывал про все на свете, и вот тогда люди становились свидетелями еще более удивительного явления: Паганини и его скрипка превращались словно в одно существо! Он становился ее частью, а она - его. Весь организм музыканта, включая сердце, мышцы, кости и даже потовые железы, охлаждавшие чрезмерный перегрев тела, — все приспосабливалось к игре на скрипке, все работало на музыку!

Это поможет скрипачу из Генуи в исполнительском искусстве переступить грань возможного и невозможного. «У него с остальными скрипачами общее — только скрипка и смычок», — скажет о нем один знаток музыки. В самом деле, никто, кроме Паганини, не мог играть на одной струне, как на четырех, а на четырех, как на одной. У него одна и та же нота могла звучать сразу в трех октавах. Скрипка Паганини выводила трели, не отличимые от пения птиц, звучание флейты, трубы, рожка, мычание коровы и человеческий смех, используя контрасты тембров и регистров, Никколо применял ошеломляющее разнообразие эффектов. Иногда его скрипка, словно соревнуясь со своим хозяином в возможностях, вдруг человеческим голосом произносила какие-то слова. Однажды Паганини заменил обычный смычок длинным, что поначалу вызывало смех у слушателей, но вскоре он был награжден за эту странность горячими аплодисментами.

Нетрудно представить, что делалось в зале, когда выступал Паганини. Стоило ему извлечь из скрипки первые звуки волшебной красоты, как все тотчас забывали про нескладную фигуру музыканта: перед ними представал совершенный человек, соединивший в себе дивный дар и неотразимое обаяние.

Однажды осознав достигнутый им уровень скрипичной техники, Никколо понял, что должен вырваться из семейного круга - ему необходимо было стать свободным и независимым. В сентябре 1800 года он покидает родительский кров, и в девятнадцать лет, став самостоятельным человеком, оказывается в Лукке, где ему предстоит прожить несколько лет. Здесь, он продолжает с успехом давать концерты, совершенствуя свое мастерство, и становится первой скрипкой Луккской Республики. В это время, в жизнь музыканта впервые приходит возлюбленная, образ которой окутан ореолом загадочности и неизвестности. Паганини никогда и никому не называл ее имени, и такая застенчивая сдержанность позволяет думать о глубоком чувстве к достойной и благородной женщине. Роман со знатной дамой, длился с начала 1802 года по конец 1804 года. Почти три года, Паганини с увлечением занимался игрой на гитаре и скрипке, а также сельским хозяйством, поскольку прекрасное имение его дамы сердца давало ему такую возможность. За это время Никколо пишет двенадцать сонат для гитары и скрипки, но в один прекрасный момент, словно пробудившись ото сна, вновь возвращается в Геную.

Не смотря на то, что роман длился недолго, Паганини никогда больше не испытывал такой привязанности ни к одной другой женщине. Она была его единственной возлюбленной, и о ней он всегда вспоминал с нежностью и сожалением. С тех пор чувство глубокого одиночества его никогда не покидало, не смотря на кажущуюся «веселую» жизнь и многочисленные любовные приключения бродячего музыканта. В фейерверке страстей скрипач черпал силы и вдохновение, но ни одна женщина не смогла заставить его забыть образ единственной и неповторимой первой возлюбленной.

Вскоре слава генуэзского скрипача докатилась и до Элизы Бонапарт, сестры Наполеона, подарившего ей герцогство Лукку и Пьомбино. Княгиня предложила Паганини вернуться в Лукку и поступить на службу к ее двору в качестве скрипача и дирижера оркестра. Паганини согласился и, получив титул «камерного виртуза», приступил к своим обязанностям.

Однажды Никколо заключил любопытное пари. Он взялся дирижировать целой оперой, с помощью скрипки, на которой будут всего две струны - третья и четвертая. Паганини выиграл пари - ужин на 24 персоны. Пылкая игра скрипача так волновала Элизу, что нервы ее не выдерживали, и она падала в обморок. Несомненно, корсиканскую кровь могла воспламенить только такая же страстная натура итальянца. Вспыхнувшая между ними страсть разгорелась в полную силу, однако, скрывать ее нужно было самым тщательным образом.

В один прекрасный день Никколо заявил при дворе, что написал новую музыкальную пьесу под названием «Любовная сцена». Новость вызвала живейший интерес, и каково же было удивление присутствующих, когда они увидели, что на скрипке, с которой вышел Паганини всего две струны: одна должна была выразить сердце девушки, другая голос его пылкого возлюбленного.

«Нежный и взволнованный разговор возлюбленных» не оставил равнодушной Элизу, но гордый нрав итальянки незамедлительно бросил вызов таланту Паганини, — теперь ему предстояло сыграть на одной струне. Эта идея понравилась Николо, и несколько недель спустя он написал сонату для четвертой струны под названием «Наполеон». 15 августа, в день рождения императора, он блестяще исполнил ее перед многочисленной аудиторией. Успех превзошел его ожидания, и с того дня он всегда отдавал предпочтение игре на 4-ой струне.

Скрипач быстро охладел к Элизе, и вскоре увлекся другой представительницей семьи Наполеона, с которой встретился в 1808 году в Турине. Это была любимая сестра императора, очаровательная Паолина Боргезе. Однако их связь длилась недолго, - страстным натурам свойственно быстро загораться и также быстро остывать. Терпкий запах дамасской розы с темно-красными лепестками лишь на мгновение опьянил скрипача во время недолгой остановки в череде бесконечных странствий.

Теперь, следуя неумолимой судьбе, Никколо Паганини снова отправлялся в путь. Генуэзскому скрипачу необходимо было безоговорочно покорить широкую публику далеко за пределами своей Родины непревзойденной виртуозной техникой и стать одним из самых знаменитых скрипачей мира. Завоевав города Италии: Флоренцию, Милан, Неаполь, Рим, великий музыкант отправляется в многолетнее плавание на «паруснике» своей судьбы, влекомый необозримыми просторами и бесконечными далями. Австрия, Германия, Франция, Англия и Ирландия - эти страны стали временным пристанищем для неутомимого странника, снискавшего повсюду головокружительный успех, славу и уважение. Став странником, завоевателем необъятных просторов, он совершил «блестящий триумфальный полет» над всей Европой.

Восторг, вызванный Паганини в Европе был неописуем: за аплодисментами, восторженными криками, овациями публики, доходившими до настоящего безумия, следовали статьи в газетах и журналах и невероятное множество хвалебных стихов.

Гениальный музыкант мог одерживать победу в любых состязаниях со своими коллегами и импровизировать в любой экстремальной обстановке. Мария Тибальди Кьеза, излагая биографию великого маэстро в своей книге «Паганини», рассказывает о состязании скрипача Лафона и Паганини: «Лафон принялся тщательно настраивать свой инструмент, затем, обратившись к Паганини, хотел было дать ему «ля», но тот пренебрежительно пожал плечом и тут же заиграл. Поначалу, пока звучали обе скрипки, генуэзец точно придерживался своей партии. Но в сольных местах он давал волю своей итальянской фантазии и свободно импровизировал, создавая совсем новую музыку на фоне оркестрового сопровождения, что вызывало необычайный восторг публики, но было не очень по душе его «милому противнику».

Ясно, что творческий пыл Паганини, причудливое разнообразие звуков и эффектов при мастерском исполнении «Ведьм» совершенно затмили Лафона. Это была неоспоримая победа своеобразия, поэзии и романтизма над чистотой и сдержанностью классики и традиционности». Немец - Людвиг Шпор, считавшийся в то время лучшим скрипачом Германии, приехал специально в Италию, чтобы услышать Паганини. Он пишет в «Автобиографии»: «Когда же спрашиваешь, чем объясняется такой огромный успех, люди, несведущие в музыке говорят, что он маг и волшебник и извлекает из своей скрипки звуки, которых никто никогда раньше не слышал на этом инструменте. Это искусственные флажолеты, пиццикато только левой рукой и без смычка, вариации на одной струне после того, как сняты три другие и многие другие фокусы, и звуки несвойственные скрипке, например звук фагота или старушечий голос».

Говоря о магическом воздействии итальянского скрипача на слушателей, нельзя не отметить высказывание великого композитора, впоследствии ставшего другом Паганини - Россини, который мог осмеять что угодно: «Я плакал только три раза в своей жизни. Первый раз, когда провалилась моя первая опера, второй раз, когда во время прогулки на лодке упал в воду фаршированный трюфелями индюк, и третий раз, когда услышал игру Паганини...»

Невероятную технику игры скрипача часто связывали с его строением кисти.  Франческо Беннати - мануанский врач, лечивший Паганини в Вене и Париже, писал о нем: «По своему уму Паганини мог бы быть выдающимся композитором, достойнейшим музыкантом, но без своего утонченного слуха, и без особого строения тела, без своих плеч, рук и кистей он не мог бы стать бесподобным виртуозом, которым мы восхищаемся. Необычайно, надо сказать растяжение связок его плеч, расслабленность связок, соединяющих кисть с предплечьем, запястья с кистью и фаланги друг с другом... Пальцы без малейшего смещения кисти передвигаются в сторону, противоположную их естественному сгибу, причем делает это легко, изумительно и быстро».

Интересно, что анатомической особенностью великого скрипача явились именно руки, которые можно уподобить крыльям птицы, без которых полет был бы невозможным. Людвиг Берне, слушая концерт в «Гранд-опера» 9 марта 1831 года делился своим впечатлением: «Это было божественно, это было дьявольское вдохновение! Публика обезумела, да он и впрямь сводит с ума... И тут посмотрели бы вы на смущенную фигуру этого кровного врага балетного искусства. Он качался во все стороны, словно пьяный. Он подталкивал одну ногу другой и выставлял ее вперед. Руки он то вскидывал к небу, то опускал к земле, протягивал их к кулисам, взывая к небесам, земле и людям о помощи в его великой скорби».

В жизни Паганини было много прозы. Самой главной проблемой музыканта стало здоровье. Его страстно чувствовавшая душа и несравненный талант были заключены в хрупкую оболочку. Болезни (начиная с того дня, когда его чуть не закопали в могилу живым) преследовали Никколо всю жизнь. В то время, когда ценители музыки, восторгаясь его игрой, млели от удовольствия, сам Паганини испытывал адские боли в своем искривленном позвоночнике. Много раз его укладывали в постель больные почки. Случалось, приступы этой болезни начинались прямо во время игры: он ощущал почки как два раскаленных камня, вогнанных ему в спину. Но со сцены не уходил. И при этом в зале никто не знал, что чудо его игры одновременно есть крик боли и страдания.

Паганини год от года физически слабел. Он часто терял сознание. Случалось, у него горлом шла кровь. Его некогда красивое лицо быстро покрылось морщинами и грубыми складками. К сорока семи годам он потерял почти все зубы. «Не вредит ли скрипка вашему здоровью?» — участливо спросил его один человек. «Уже нет, — с грустной улыбкой ответил Паганини. — Она отняла у меня все силы…»

Конечно, ответ скрипача — не более, чем горькая шутка. Но ведь недаром говорят, что в каждой шутке есть доля правды. Скрипка сыграла в судьбе великого музыканта почти такую же роль, что и его суровый отец. Невинный сам по себе набор деревянных пластин и струн, она, точно прекрасная, но коварная чародейка сумела ему дать все, что может пожелать для себя человек: богатство, всемирную славу, поклонение миллионов… И она же все, что могла, отняла у него: молодость, красоту, здоровье, жизнь…

Он был единственным и неповторимым скрипачом, по следу которого не смог пройти более никто. Все головокружительные скрипичные фокусы, почти акробатические пассажи остаются пустыми и мёртвыми без исполнения того, кто их создал. Волшебство растворилось вместе с волшебником. И именно в этом волшебстве заключалась исключительная и высокая миссия величайшего скрипача...

По страницам журнала «Человек без границ» ,

книги А.К. Виноградова «Осуждение Паганини»