«...ОН ШЕЛ СВОЕЮ ДОРОГОЙ...» (Занятие, посвященное Е. А. Баратынскому.

«...ОН ШЕЛ СВОЕЮ ДОРОГОЙ...»

(Занятие, посвященное Е. А. Баратынскому.

В марте 1980 года исполняется 180 лет со дня рождения Евгения Абрамо­вича Баратынского, талантливого, ори­гинального поэта, внесшего Значитель­ный вклад в развитие русской лите­ратуры. «Из всех поэтов, появившихся вместе с Пушкиным, первое место бес­спорно принадлежит

г. Баратынско­му»,— писал Белинский.

Друг Пушкина, Дельвига, А. Бес­тужева, Кюхельбекера, Баратынский-поэт был высоко оценен своими заме­чательными современниками. Скромно говоря о своем таланте, он не мог не мечтать о том, чтобы к его стихам обратился и «далекий потомок»:

Мой дар убог, и голос мой ее громок,
Но я живу, и на земли мое .

Кому-нибудь любезно бытие:

Его найдет далекий мой потомок

В моих стихах; как знать? душа моя

Окажется с душой его в сношенья,

И как нашел я друга в поколеньи,

Читателя найду в потомстве я.

«Мой дар убог, и голос мой не громок...»

Наиболее благоприятную возмож­ность познакомить старшеклассников с лирикой Баратынского предостав­ляет факультатив «Русская литерату­ра, первой половины XIX века». Как показывает опыт, старшеклассники способны глубоко понять лирику поэ­та, воспринять и осмыслить его поэ­тические образы.

Поэзию Баратынского нужно рас­сматривать в связи с событиями пер­вой трети XIX века — периода бурных потрясений, когда «перед поэзией встала задача раскрыть всю слож­ность духовной жизни человека новой эпохи, внутренне противоречивого, не только чувствующего, но и остро мы­слящего, создать образ интеллектуаль­ного героя». И. М. Тойбин отмечает что, создав такого героя средствами лирики, Баратынский тем самым сде­лал очень важный шаг в развитии рус­ской поэзии, расширил ее границы, углубил ее возможности.

Прежде чем приступить к анализу отдельных произведений, знакомим школьников с жизнью и творчеством Баратынского. Наиболее удобный путь для этого^:— лекция учителя.

Будущий «певец пиров и грусти томной» (Пушкин) родился 19 фев­раля 1800 года (по старому стилю) в имении Мара Тамбовской губернии в семье генерала в отставке. Он полу­чил прекрасное домашнее образова­ние. В детстве Евгений был любимцем семьи. Особую привязанность питала к нему мать, руководившая его чте­нием и первыми литературными опы­тами. В 1812 году мальчик был опре­делен в Пажеский корпус в Петербур­ге, привилегированное учебное заведе­ние для дворянских детей. По личному распоряжению императора Александ­ра I Баратынский был исключен из Пажеского корпуса без права поступ­ления в дальнейшем на государствен­ную службу, «разве что в армию, да и. то в качестве рядового». Такое су­ровое наказание последовало за не­благовидный поступок: вместе с прия­телями, членами тайного «общества мстителей», вообразившими себя ро­мантическими «защитниками справед­ливости», он совершил кражу в доме у одного из пажей. Оставшись за по­рогом учебного заведения, Баратын­ский вынужден был уехать в деревню. Выздоровев после тяжелого нервного заболевания, вызванного случившим­ся, он в 1818 году возвратился в Пе­тербург, чтобы поступить на службу хотя бы солдатом.

Еще будучи в Пажеском корпусе, Баратынский познакомился с А. Бе­стужевым, часто приходившим к свое­му приятелю — поэту Креницыну. Они-то и ввели начинающего лирика в литературный круг Петербурга. Здесь произошло знакомство с Дель­вигом, которое быстро перешло в дру­жбу. Впоследствии к Дельвигу были обращены такие строки:

Ты помнишь ли, с какой судьбой суровой

Боролся я, почти лишенный сил?

Я погибал,— ты дух мой оживил

Надеждою возвышенной и новой.

Ты ввел меня в семейство добрых муз...

«Дельвигу» («Дай руку мне...»)

Зачисленный рядовым в лейб-гвар­дии Егерский полк, Баратынский по­лучил право жить на частной кварти­ре. Он поселился вместе с Дельвигом, через которого познакомился с Пуш­киным, Кюхельбекером, А. Одоевским. В этот период Баратынский писал много дружеских посланий, элегий, по­мышляя о поэме. Молодой сочинитель быстро завоевал признание в кругу друзей-поэтов и среди читающей пуб­лики.

Производство в унтер-офицеры и на­значение в пехотный Нейшлотский полк потребовало переезда Баратын­ского в Финляндию. Это было воспри­нято поэтом и его друзьями как ссыл­ка, как гонение властей. В Финлян­дии поэт пробыл до октября 1825 го­да. В это время он имел возможность неоднократно бывать в Петербурге, встречаться с друзьями, принимать участие в заседаниях литературных кружков. В Финляндии были созда­ны поэмы «Пиры», «Эда», много по­сланий, элегий, эпиграмм. «В свете личной судьбы Баратынского лириче­ский герой его элегий воспринимался как образ вольнолюбивой жертвы са­модержавного деспотизма».,— пишет Е. Н. Купреянова.

И я, певец утех, пою утрату их,

И вкруг меня скалы суровы, И воды чуждые шумят у ног моих,

И на ногах моих оковы.

«Послание к б(арону) Дельвигу»

Получив в 1825 году первый офи­церский чин, Евгений Абрамович вскоре подал в отставку и вернулся в Петербург, чтобы посвятить себя ли­тературе. Талант его расцвел к это­му времени в полную силу.

«Баратынский «принадлежит к числу отличных наших поэтов. Он у нас оригинален, ибо мыслит. Он был бы ори­гинален и везде, ибо мыслит по-сво­ему, правильно и независимо, между тем как чувствует сильно и глубоко. Гармония его стихов, свежесть слога, живость и точность выражения должны поразить всякого хотя не­сколько одаренного вкусом и чувст­вом»,— с восторгом отозвался о собра­те по перу Пушкин⁴.

Избирая свою поэтическую звезду, Баратынский остановил свой взор не на «лучезарнейшей» из них, а на той, «что с думою глядит» («Звезда»). По­сещая регулярно заседания Вольного общества любителей российской сло­весности, он сблизился с А. Бестуже­вым, Рылеевым. Его идейная близость к декабристам наиболее ярко прояви­лась в эпиграмме на Аракчеева:

Отчизны враг, слуга царя,

К бичу народов — самовластью

Какой-то адскою любовию горя,

Он не знаком с другою страстью.

Скрываясь от очей, злодействует впотьмах,

Чтобы злодействовать свободней.

Не нужно имени: у всех оно в устах,

Как имя страшное владыки преисподней.

«Отчизны враг, слуга царя...»

Баратынский не принадлежал к тайному обществу, не шел по пути декабристов, был лишь рядом с ними. Но жестокий разгром декабризма, ги­бель одних и опала других потрясли его душу и вызвали к жизни строки:

Я братьев знал; но сны младые

Соединили нас на миг:

Далече бедствуют иные,

И в мире нет уже других... ,

«Стансы» («Судьбой наложенные цепи...»),

Семейные обстоятельства вынужда­ют Баратынского переехать в 1826 го­ду из Петербурга в Москву. Этот пе­реезд знаменует начало нового этапа его жизни.

Молодое поколение передовых лите­раторов первой четверти XIX века жило идеями декабристов. Эти идеи оттесняли на второй план вопросы собственно литературные и философ­ские. Но после расправы с декабри­стами социальные проблемы уступили место в творчестве отдельных поэтов вопросам отвлеченной философии. Так, на метафизическую философию Шел­линга и Канта ориентируются в своем творчестве московские романтики-любомудры Веневитинов, В. Одоевский, Шевырев, Краевский. С ними и сбли­жается Баратынский.

Для содержания и настроения мно­гих его стихов этого периода харак­терна отвлеченно-философская созер­цательность. Как и любомудры, не приемля капиталистическое развитие России, Баратынский стремился защи­тить поэзию от «промышленных за­бот», которые, казалось ему, грозят гибелью искусству, духовному разви­тию общества:

Век шествует путем своим железным,

В сердцах корысть, и общая мечта

Час от-часу насущным и полезным

Отчетливей, бесстыдней занята.

Исчезнули при свете просвещенья

Поэзии ребяческие сны,

И не о ней хлопочут поколенья,

Промышленным заботам преданы.

«Последний поэт»

Романтические поэмы Баратынского «Бал» (1828) и «Наложница» (1831) не имели успеха, попытки обратиться к жанрам романтической повести и драмы также не были успешными.

В 1835 году вышли «Стихотворения» Баратынского. Белинский, отдав долж­ное замечательному мастерству поэ­та, отметил, что «элегический тон его поэзии происходит от думы, от взгля­да на жизнь». Вместе с тем- великий критик «беспощадно указал автору на его идейные ошибки, на забвение прежних свободолюбивых идеалов мо­лодости» .

Сборник «Сумерки» (1842) явился последним прижизненным изданием произведений поэта. Журнальная кри­тика встретила его недоброжелатель­но, обвинив автора в эклектизме.

Отойдя от литературной среды на родине, Баратынский обрел ее на За­паде, куда отправился в длительное путешествие вместе с семьей. Фран­ция, Германия, Италия приняли Ба­ратынского как известного русского поэта. За границей он познакомился с русскими эмигрантами, находящи­мися в оппозиции к царскому прави­тельству.

Разлука с родиной с новой силой пробудила его патриотические чувст­ва. Однако перелом, наметившийся в связи с этим в мировоззрении и твор­честве поэта, произойти не успел. В Неаполе Баратынский тяжело заболел и скоропостижно скончался 29 июня 1844 года. Похоронен он в Петербур­ге, в Некрополе Александро-Невской лавры.

Обращаясь к лирике Баратынского на факультативном занятии, надо по­казать школьникам, каким многооб­разным и ярким был романтизм в Рос­сии в период своего расцвета в нача­ле XIX века, познакомить их с жанром любовной элегии, дать еще один урок анализа поэтического текста.

К занятиям участники факультатива готовят чтение одного из стихотворе­ний: «Все мысль да мысль! Художник бедный слова!..», «Звезда», «К-ну» («Поверь, мой милый друг...»), «Ро­пот» («Он близок, близок, день сви­данья...»), «Добрый совет», «На смерть Гете», «Дельвигу» («Дай ру­ку мне, товарищ добрый мой...»), «Весна, весна! Как воздух чист!..», «Стансы» («Судьбой наложенные це­пи...»), «Дорога жизни», «Пироскаф», «Водопад», несколько эпиграмм.

Школьники могут выучить стихи и по своему выбору, только преподава­тель должен заранее знать, какие произведения они готовят, чтобы упо­мянуть их в лекции.

Для более глубокого знакомства с лирикой Баратынского обращаемся на занятиях к двум его вершинным эле­гиям — это «Разуверение» (1821) и «Признание» (1823). И в той, и в дру­гой элегии — тончайший анализ психо­логии чувств лирического героя. Поэт признается другу:

...занят свойствами и, нравами людей,

Поступков их ищу прямые побужденья,

Вникаю в сердце их, слежу его движенья,

И в сердце разуму отчет стараюсь дать!

«Н. И. Гнедичу»

Элегии «Разуверение» и «Призна­ние» для предварительного чтения не предлагаются. Их тексты заранее раз­множаются, чтобы каждый ученик имел рабочий экземпляр.

Прослушав лекцию учителя и про­звучавшие на занятии стихи, учащие­ся понимают, что «сердцем жадный чувств, умом познаний жадный» («Гнедичу»), поэт находит пищу сердцу и уму в окружающей жизни, в собствен­ном опыте, в опыте своего поколения.

Напоминаем, что одним из жанров романтической поэзии была элегия, в которой находят выражение грустные воспоминания, раздумья, размышле­ния. Элегии писали Карамзин, Жуков­ский, Пушкин, Лермонтов. Отмечаем, что новое слово в развитии элегии су­мел сказать Баратынский. Занятие посвящается анализу лучших из них.

Элегия «Разуверение» приобрела ши­рокую известность благодаря романсу Глинки. Пусть он прозвучит в грамза­писи: музыка помогает школьникам настроиться на более эмоциональное восприятие поэтического текста. Сти­хотворение должно прозвучать в хоро­шем исполнении. Затем школьники пе­речитывают его. Беседа помогает осмыслить содержание.

Стихотворение с первого взгляда ка­жется типично романтической элегией. Оно проникнуто грустью, унынием. В центре — разлад с действительностью, разрыв с любимой. Почему разруши­лось счастье, ушла любовь, пропала вера? Читатель может лишь догады­ваться о бурях, которые привели к драматической развязке. Не показан в стихотворении и процесс постепенного развития и угасания чувства.

Элегия «Разуверение» — это как бы финал драматического столкновения героя, полного надежд и радужных иллюзий, с суровой действительностью. Отсюда — желание бежать от реально­сти в мир грез, забыться сном. Попытка поверить в то, что сновидения мо­гут сбыться, стать явью, привела к разочарованию. Жизнь не принесла же­ланного счастья, и лучше навсегда за­быть «бывалые мечты». Любовь ушла, поэтому так «сладко усыпленье».

Обращаем внимание школьников на то, что лейтмотивом элегии звучит на­стойчиво повторяющееся отрицание, как бы подтверждающее невозмож­ность возврата к прошлому: не иску­шай, не множь, не заводи, не тревожь; не верю, не верую, не могу. Отрица­нием как бы пронизана вся элегия.

Школьники испытывают трудности в восприятии этого произведения из-за отсутствия в нем конкретных событий. Эти события читатель может домысли­вать, предполагать. Что произошло с героями? Кто они? Какие? Обращаем внимание на мастерство Баратынско­го: несмотря на отсутствие событий, в элегии великолепно передано психологическое состояние человека, порвав­шего отношения с любимой.

Кто виноват в разрыве? Вчитываясь в текст, ученики говорят, что люби­мая поэта не коварна. Это «друг за­ботливый», который, однако, не в со­стоянии пробудить к жизни «больно­го». В душе героя нет места для люб­ви. Сердце его способно лишь на вол­ненье. В совершившемся никто не ви­новат.

И. Л. Альми в статье «Элегии Е. А. Баратынского 1819—1824 годов (к вопросу об эволюции жанра)» пи­шет о том, что герой ранних элегий поэта «постоянно находится в процес­се разочарования, где-то между крайними точками страсти и полного бес­страстия». Отсюда точность, конкрет­ность в названии душевного состояния, в подборе эпитетов и специфический поэтический прием, который исследо­ватель называет приемом неполного контраста, — противопоставление понятий, не содержащих прямой и пол­ной противоположности (волненье — любовь). Предложим школьникам еще раз перечитать стихотворение, обра­тив внимание на эти поэтические на­ходки.

Анализ элегии «Признание» прово­дят в основном сами школьники. По­сле первого чтения предлагаем им вопросы: какое душевное состояние героя легло в основу этой элегии? Как оно изменяется? Какими предста­вляются вам герои произведения? Как связаны обстоятельства жизни с чув­ствами людей? Почему любовная дра­ма героев — это не только судьба двоих?

Отвечая на вопросы, участники за­нятия отмечают следующее. В «При­знании» изображен не один, пусть и кульминационный, момент состояния лирического героя, а дается психоло­гический анализ его постепенного ох­лаждения.

В первой строфе звучит та же мысль, что и в «Разуверении», —уш­ла любовь, охладело сердце. Но весь последующий рассказ — это исповедь человека, объясняющего причины слу­чившегося. Мы как бы заглядываем в тайник сердца, тайник души и просле­живаем изменение чувства, которое за­висит от реальных событий. От них герой не может уйти в «сновиденья». Жизнь окружает его, влияет на чув­ства, на поступки, на судьбу.

Поэт и его возлюбленная («я» и «ты») — песчинки в жизненном океане. Мы видим прошлую, настоящую и бу­дущую «жизнь сердца» героя: когда-то горел «прекрасный огонь» любви, теперь лишь' «хлад печальный»; «пла­мень мой, .слабея постепенно, собою сам погас в душе моей»; «душа любви желает, но я любить не буду вновь». Любовь здесь — это забытье, а реаль­ны «бури жизненные».

Долгие годы разлуки сделали свое дело — судьба может торжествовать победу. Что же дальше? А дальше все буднично, прозаично: жизнь лишила способности любить, общество навязы­вает свою мораль, предлагает прото­ренный путь. Можно слиться «мне­нием... с толпой», -избрать подругу без любви, возможен «брак обдуманный», по расчету, когда «под брачными венцами» соединяются не сердца, а жре­бии (неполный контраст). Легкое сом­нение в том, что это будет не так, звучит в дважды повторенном ритори­ческом вопросе: «Кто знает?... кто знает?» И все-таки к старому нет воз­врата: «Путь новый я избрал, путь новый избери».

В элегии «Признание» мы так мно­го узнаем о герое, что он становится для нас конкретным человеком. Ребя­та предполагают, что Баратынский су­мел наметить контуры типа «лишнего человека», находящегося в разладе со средой, которая его породила, и в то же время подчиняющегося ее законам. Тема разочарованного, разуверившего­ся в жизни героя как бы приобретает новое звучание.

Впервые элегия была напечатана в «Полярной звезде» за 1824 год. Уже 12 января Пушкин писал из Одессы А. Бестужеву: «Баратынский — пре­лесть, и чудо, Признание — совершен­ство».

При подготовке к переизданию в 1825 году Баратынский кое-что из­менил в тексте элегии. В окончатель­ном варианте (с которым мы и зна­комим учащихся) сохранился общий грустный настрой, мотив сожаления о прошлом, но герой перестал быть ти­пичным романтическим певцом, опла­кивающим свои утраты. Рассказ о его прошлой и возможной будущей жизни стал спокойнее, проще, глубже рас­крылся характер. Любовная элегия осталась любовной элегией, но в ней появилось и нечто новое. Старая ро-мантическая тема любившего и разо­чарованного сердца у Баратынского раскрывается иначе, чем у других ро­мантиков.

Приводим высказывание исследова­теля творчества Баратынского: «Но­вое в стихотворении Баратынского за­ключается в том, что эту тему он ли­шил трагической приподнятости, что трагическая интонация заменена в ней интонацией разговорной, спокойной, что главное в стихотворении — не об­раз разбитого сердца, а анализ чувств героя... Тонкое мастерство Баратын­ского как художника проявилось в том, что он сумел сочетать глубину психологического анализа, убедитель­ность логических мотивировок со све­жестью чувств и поэтическим очаро­ванием образов»⁷.

Анализируя элегию «Признание», обращаем внимание учащихся на ее афористичную концовку и предлагаем задуматься над ее смыслом. Расска­зав в стихотворении историю,' насы­щенную событиями, которые могли бы лечь в основу целой повести, наме­тив контуры характеров, которым впо­ру быть героями романа, Баратынский как бы подводит итог сказанному. В заключительном аккорде звучит обоб­щение, дающее возможность видеть не только историю любви, но историю жизни, позволяющее говорить о зако­номерностях жизненных явлений:

Невластны мы в самих себе,

И, в молодые наши леты,

Даем поспешные обеты,

Смешные, может быть, всевидящей

судьбе.

«Поэт мысли», Баратынский как бы подвергает анализу душу человека, стоящего не только перед проблемами любви, но и перед проблемами истори­ческими, социальными. Ведь «обеты», даваемые в молодости, могут быть различными. Ученики вспоминают де­кабристов. Восторженные, смелые сер­дца, клятвы посвятить отчизне «души прекрасные порывы» и ...трагический конец.

Полезно познакомить участников факультатива с точками зрения иссле­дователей на этот вопрос. Так, Л. Г. Фризман утверждает, что в «Признании» отразилась судьба и мироощущение поколения, связанного с декабризмом». Вс. Рождественский в названной выше работе пишет: «Эле­гическая грусть, присущая лирике Ба­ратынского, как бы сгустилась, при­няла оттенок глубокой философской меланхолии, корни которой лежали в неприятии поэтом окружающей рос­сийской действительности».

Помогаем школьникам понять, что привлекало в творчестве Баратынского современников, что делает его стихи не только доступными, но и близкими «далеким потомкам», даем им возмож­ность поглубже заглянуть в его поэ­тическую лабораторию.

«В поэтическом слове Баратынский видел средство выражения не непо­средственного «чувства», а чувства осознанного, возведенного на степень «мысли», — отмечает Е. Н. Купреянова. Она обращает внимание на приемы его поэтического мастерства. Это и обязательный устойчивый эпитет, ши­роко распространенный в романтиче­ской элегии, и новые, необычные сло­восочетания, которые употребимы то­лько в определенном контексте, в данной ситуации: друг заботливый, слепая тоска, притворная нежность, безжизненные воспоминания, печаль бесплодная. Это и сопоставление одно­родных слов в противительном или усилительном смысле: «Уж я не верю увереньям», «Я сплю, мне сладко усыпленье»; «Душа любви желает, Но .я любить не буду вновь»; Грущу я, но и грусть минует».

По нашей просьбе учащиеся выби­рают афористичные строки: «В душе моей одно волненье, а не любовь пробудишь ты»; «Не вечный для времен, я вечен для себя»; «Мгновенье мне принадлежит, как я принадлежу мгно­венью»; «Пусть радости живущим жизнь дарит, а смерть сама уж уме­реть научит» и др.

Как итог знакомства с поэзией Ба­ратынского звучит в исполнении уче­ника стихотворение «Муза»:

Не ослеплен я музою моею:

Красавицей ее не назовут,

И юноши, узрев ее, за нею

Влюбленною толпой не побегут.

Приманивать изысканным убором,

Игрою глаз, блестящим разговором

Ни склонности у ней, ни дара нет;

Но поражен бывает мельком свет 1

Ее лица необщим выраженьем,

Ее речей спокойной простотой;

И он, скорей чем едким осужденьем.

Ее почтит небрежной похвалой.

После анализа двух элегий школь­ники поняли, почему поэт имеет пра­во говорить о том, что у его музы «лица необщее выраженье» и «спокой­ная простота речей».

Заканчивается занятие чтением суж­дений Пушкина: «Никогда не старал­ся он малодушно угождать господст­вующему вкусу и требованиям мгно­венной моды, никогда не прибегал к шарлатанству, преувеличению для про­изведения большего эффекта, никогда не пренебрегал трудом неблагодарным, редко замеченным, трудом отделки и отчетливости, никогда не тащился по пятам свой век увлекающего ге­ния, подбирая им оброненные колосья; он шел своею дорогой один и незави­сим... Пора Баратынскому занять на русском Парнасе место, давно ему при­надлежащее».