Просмотр содержимого документа
«Материал для проведения литературных чтений к циклу «Творчество поэтов Восточной Сибири»»
14
Материал для проведения литературных чтений к циклу «Творчество поэтов Восточной Сибири»
«Природа Бурятии неповторима, люди великодушны и гостеприимны,— утверждает Януш Фоглер (известный польский фотограф-журналист) — Я обязательно вернусь на берега Байкала…».
Вступление:
Таежная, озерная, степная,
Ты добрым светом солнечным полна,
Цветущая от края и до края,
Будь счастлива, родная сторона.
Брусничный дух, черемухи дыханье,
Лилового багульника настой,
Я не дышу, а пью благоуханье
Моей земли равнинной и лесной.
Какие прекрасные слова нашел поэт, чтобы так точно выразить сыновнюю любовь к родному краю. А ведь, действительно, природа Бурятии поражает воображение. Неповторимо чудесны горы, девственно богаты и первобытно дремучи заповедные чертоги, многоцветны альпийские луга, разнотравны степи, сказочны уголки побережья Байкала и, конечно, сам седой Байкал с его щемящей душу чистотой и беспредельностью.
Расположенная на разных широтах и параллелях, Бурятия являет собой удивительное сочетание самых неожиданных природных ландшафтов и климата. На юго-западе республики в обрамлении зубчатых гор пролегла благодатная долина Тункис ее плодородными нивами и альпийскими лугами. А на северной оконечности Байкала — в Северо-Байкалье, в зоне вечной мерзлоты, пасутся на ягельниках многочисленные оленьи стада.
Быстрые реки текут по долинам Бурятии, создавая благоприятный микроклимат, украшая пейзаж. Главная из них — красавица Селенга — увлекательный маршрут путешествий на теплоходах и катерах.
Видное место в туристских походах принадлежит Хилку, прозванному бурливым, угрюмому Витиму,Уде, давшей свое имя столице республики, Баргузину, Турке, Иркуту, Джиде, Верхней Ангаре, Темнику. Достаточно у нас и озер. Это прежде всего Гусиное озеро, Большая Еравна, Малая Еравна, Исингинское, Котокель, Фролиха, Баунт, Хакусы.,. И среди них неповторимый Байкал, который стоит особняком, как самородок золота в окружении кварцитов, спутников благородного металла.
Ни с чем не сравнимую радость от общения с природой получают туристы, совершая походы по хребтам Тункинских Альп, Хамар-Дабана, Баргузина, Иката, проходя по старому «чайному» пути от Кяхты до Бабушкина.
Но не следует забывать одно: любые красоты природы хороши до тех пор, пока человек относится к ним бережно, осмысленно, ведет себя на реках и озерах, в лесах и на целебных ключах так, чтобы после него не беднела растительность, не скудел животный мир. Именно таким Человеком, который очень любил Природу и говорил о ней «с присущей ему мягкой, доброй интонацией…» был Михаил Михайлович Шиханов, замечательный бурятский поэт и писатель, который при жизни стал известен читателям своими яркими, по-сибирски самобытными стихами, поэмами, рассказами и повестями, написанными сочным, образным, метким русским языком. Мы предлагаем вам сегодня послушать стихи, посвящённые Природе:
Михаил Шиханов родился в Кяхте, окруженной сухой, но многоцветной, бурятской степью, поэтому тема Степи одна из основных в цикле стихотворений о природе, вот одно из них:
Поднялся ранешенько - рано
и вышел в пустынную степь,
где царские кудри саранок
едва начинали теплеть,
где медленно, плавно,
кругами над степью
и над облаками орел
одиноко скользил,
как будто скользил над веками,
как будто бессмертен он был.
И мне показалось,
что утро — не утро, а красный почин,
и надо спокойно и мудро дойти
до истока причин,
дойти до вершины начала
и выявить времени суть,
обрезать канат у причала
и снова отправиться в путь.
А утро с бочка розовело,
как яблоко.
В пору зари зрело хорошее дело,
ждало, соскучившись, дело...
Орел надо мною парил.
Разнолика и богата забайкальская Тайга в лирике М.Шиханова, высокие горы, труднопроходимые хребты и одним из основных таёжных «героев» является могучий Кедр:
По кедрачу бадан и можжевельник,
а кедры — молодцами на подбор —
стоят, не замечая мелкий ельник,
охватывая с высоты простор.
Глядишь — сибирская у них натура,
сибирская особенная стать!..
В тайге не склонишь голову понуро,
в тайгу приходишь плечи расправлять.
(Красное солнце.1988)
В БУРЮ
Буря такая, что в пору отчаяться:
выйдешь за двери и будешь измят.
Кедры, как маятник, тихо качаются,
только лишь шишки в окошко летят.
Буря для кедров — стихия привычная,
каждый с младенчества с нею знаком.
Ветками, словно друзья закадычные,
хлопают кедры друг друга: «Живем!
(Красное солнце.1988)
КЕДРОВЫЙ СТЛАНИК
Где кедр с верховьев отступает,
там место стланик занимает.
Корнями землю стланик греет,
чтоб стала, жесткая, добрее,
и прижимает тело плотно
к земле пустынной и мерзлотной.
И только жаль: для кедров странен
их бедный брат — согнутый стланик.
(Красное солнце.1988)
СОЛНЦЕ
В тайгу впорхнуло утро,
и неба голубень старательно
и мудро окрашивает день.
Прожектором по просеке
усердно солнце бьет: берите,
сколько просите, тепла — невпроворот!
Глаза невольно жмурятся,
ступаю под кусты — по просеке —
по улице лавина светлоты!
Душою солнцу внемлю,
высокий глас ловлю:
— Любите, люди, землю, как я ее люблю!
(Красное солнце.1988)
МИШКИН ХРЕБЕТ
Топаю в гору около часа,
Лихо поземка лыжников бьет.
Скучная трасса, чертова трасса —
Мишкин хребет.
Вот и макушка.
Час передышки.
Смотришь вокруг — вокруг ветровал.
Впрочем, быть может, это дровишки
мишка ломал?
Махом с хребтины!
Ноги согнуты,
мчусь колобочком в белую тьму!
Три километра за две минуты!
Ну, а к чему?
Даром убил я ноги и время:
если б не этот краткий полет,
если б не выгнул горы, как стремя,
Мишкин хребет.
Испокон веков Тайга проверяла человека на выносливость, порядочность, в тайге происходили различные поучительные истории, например вот такой как этот:
таежный случай
Тропа была не по плечу:
я заблудился, силы слабы...
И вдруг нежданно по ключу –
мой позабытый старый табор!
"Проклятый леший! Как же так!"
И вмиг воспрянула душонка!
В бересте спички и табак!
А рядом - хлеб сухой, тушенка!..
Я эти ценности припас не для себя,
а для кого-то, когда, давненько
выпал час связаться с новою заботой.
Случилось - сам себе помог!
И за себя, признаться, рад!
Кипит, как ливень, котелок,
а по навесу хлещет град.
Прелюбопытна все же жизнь!
И так сказал я сам себе:
"Побольше думай о чужих,
чтоб выпал выигрыш - тебе!"
(Кедровое молоко 2003)
Леса, леса...
Вы тянетесь ко мне,
мол, он поймет и приголубит,
ведь он сплеча тайгу не рубит,
ведь он души своей не губит...
И счастлив я:
В любой сосне
я вижу родственницу людям.
А вот как по - особому воспринимает поэт знаменитую русскую березу:
Сестры, сестры — березы отчие,
чтоб согреть вас, заря зажглась.
Я приехал в лесную вотчину —
полновластный удельный князь,
По наследству мне полномочия,
мне привычен высокий сан,
не глаза воздымаю,
а очи я на березовые леса.
Столько свежести,
столько нежности
вы негаданно принесли,
Я в березовой теплой снежности,
как за пазухой у Земли,
Очень часто поэт ведёт прямой диалог, с такими природными явлениями как ветер, дождь, солнце или времена года:
Зима, прошу: не уходи!
Взметай сугробы окнам вровень!
Ты видишь — счастье впереди,
оно покамест хмурит брови.
Цвети морозами, зима,
кидай на сосны кипень кружев
и от любви своди с ума,
назло сомнениям и стуже!
Зима, гони ко мне поземку,
гони, как тройку по Руси,
и в зимовье мое девчонку
в унтах оленьих принеси!
Домой дорогу ей закрой слепым,
метельным снегопадом.
Обидится?
Зато со мной она подольше будет рядом!
Приспело время прокатить ее
в санях по околотку и омулями
в расколоткой друзей на свадьбе угостить!
(Тоннель 1981)
РАЗГОВОР С ДОЖДЕМ
Где ты, праздничный, синий?
Приходи, покажись — каков?
Где ты, яростный, сильный,
с громом рвущийся с облаков?
Где ты днюешь, ночуешь?
С кем беседуешь у окна?
Где блуждаешь, кочуешь?
Почему не заглянешь к нам?
Как бывало — под радугой,
под веселый тартарарам...
Приезжай и порадуй,
прокатись по моим полям!
Так печально, так сухо им,
уж хлеба начинают млеть...
Приезжай, чтобы ухарем —
эх! в цыганочке по земле!
После праздничной, бравой пляски,
утверждаю я — хоть убей,
что анютины глазки
улыбаются лишь тебе!
Жизнь без тебя — проруха.
Приезжай, каблуками вдарь,
и пожмет тебе руку
сам райкомовский секретарь.
Хлопнут листья в ладошки
и в трубу проликует лось...
Где ты странствуешь, дождик,
самый знатный в районе гость?
(Тоннель 1981)
Обозами сена вдаль облака —
на юго-восток, на юго-восток,
туда, где косою светит река,
туда, где судьбины древний исток.
Там выпадет дождик жарким зерном
(в сугробах пшеницы наше гумно),
телегой покатит радостный гром,
зарница жар-птицей прянет в окно.
Опять облака зовут за собой,
кажусь сам себе без рук и без ног,
и в мире одно окно предо мной —
на юго-восток, на юго-восток.
(Красное солнце.1988)
В статье Александры Улановны Хабеевой «Контакт или поэтическая родословная Михаила Шиханова» говорится: «…Поэтический мир Михаила Шиханова притягателен для нас узнаваемостью родных мест, близостью, говорит ли он о Елани, Кяхте, о «Танцах в Шерешово», о Селенгинске, Гусином Озере, о речках Тые, Баргузине, о ручье Аяя, о ветрах байкальских – баргузине, кутулике, сарме. Кстати, стихотворение «Ветры байкальские» отмечено печатью одухотворённой легенды с присущей жанру персонификацией, философией, притчевостью, подобно легенде о прекрасной Ангаре…»
БАЙКАЛЬСКИЕ ВЕТРЫ
Прославлен ветер Баргузин
давно по всей округе —
на плечи волны нагрузив,
несет их без натуги.
Но с ним соперничает друг —
другой байкальский ветер —
Култук, порывистый Култук.
В кудель запутав сети,
за гривы волны ухватив,
несется он за славой,
шальной, воинственный мотив
насвистывая браво.
Друзья в красавицу Сарму
влюбились в одночасье.
Кому достанется?
Кому метнет под ноги счастье?
Сходили молодцы с ума,
играя дикой силой,
чтоб ураганная Сарма их удаль оценила.
Катали по небу громя
закатывали штормы,
но гордо пряталась Сарма
за облачные шторы.
Нет силы, право, у друзей,
не то у них уменье —
не могут стаю лебедей
послать в мое именье,
не могут с корнем вырвать кедр иль спрятать месяц ясный... а потому, друзья, ответ: «Старания напрасны...» Решила, вздумали Сарма ввести героев в краску, с метнула стаями грома и—хлоп пустилась в пляску, Глядят Култук и Баргузин — былинный кедр повален, еще рывок — еще один лежит в пыли-печали. А с неба стая лебедей роняет перья в море... Сечет Сарма, как сто плетей, а волны — волны горя, швыряют лодки на песок, как будто ложки это, еще рывок, еще бросок — и темень на полсвета! Плясала в горести Сарма, стонала зло и больно: — Нет равных мне. А жаль — сама
хочу быть подневольной!
Да не нашлось таких ветров,
кто был бы с нею равен,
живет среди крутых хребтов
в своей тяжелой славе!
(Моя Сибирь 1977)
Родник, ручей, река - тема для особого разговора в творчестве М.Шиханова, каждое из этих уникальных природных явлений имеет особое предназначение:
В ТУМАН
Эх, черт! Какое наважденье!
Не знаю из лесу пути:
туман бесшумным наводненьем
меня, как щепку, закрутил.
Где юг и север — непонятно,
что ни тропинка, то вопрос,
и слышу в перестуке дятла
свое отчаянное SOS!
Но по таежному закону
«ау!» истошно не кричу,
а косолаплю по уклону,
по незнакомому ключу.
И подняли призывно крыши
прямые столбики печей...
Не сам я нынче к людям вышел —
меня привел и спас ручей.
Ручей глядится неказисто:
травой оброс, кудлатым мхом,
но мне бы жить вот так ручьисто,
быть для других поводырем!
(Красное солнце.1988)
Живая вода
Слова счастливо позабыв,
навстречу рвется ручеек.
И крикнуть хочет:
"Здравствуй! Жив!
Ты что же, о себе молчок?!"
Босым ступаю по ключу,
заросшему травой
и, растеряв слова, молчу,
плененный малою водой.
Звенело детство ручейком,
переливалось в дали дней...
Встречал девчонок здесь -
тайком
от мамы и учителей.
Немногословен родничок,
друзей своих не выдает.
Коль спросят: "Чо?" - плеснет:
"Ничо!"
и знай, тихонечко течет.
Как будто прячась под травой,
ручей уходит навсегда.
Не эта ли его вода
зовется испокон живой?
…
Легко по – матерински бережно
Река проносит загустевший лед,
ступает тихо возле берета,
а не течет.
Белеют льдины, словно лебеди,
На берегу, где подсыхает грязь.
Мне слышится в струистом лепте:
- Я дождалась…
(Красное солнце.1988)
….
Их названия так возвышенны —
речка Сашина, речка Гришина.
По тайге протекают рядышком,
катят камни, как будто ядрышки.
Столько силы в них,
столько буйности,
сколько света в них,
сколько юности!
И звучат для меня преданием
удивительные названия —
речка Сашина, речка Гришина...
Очень просто и так возвышенно!
Жили здесь в глуши два крестьянина,
два черниговских каторжанина.
Люди слышали, что помещика
мужики на селе повесили.
То на каторге горе мыкали,
то места обживали дикие,
и о жизни их понаслышаны
речка Сашина, речка Гришина.
Но лишь белки да гуси-лебеди
разбираются в звонком лепете.
Речка Сашина, речка Гришина...
Ну а где протекает Мишина,
речка чистая и студеная,
моим именем нареченная?
Где найти ее, безымянную,
светлоструйную, безобманную?
Пусть не громкую, не речистую,
невеликую, только чистую?
Примечательно, что творческий процесс создания стихотворений тесно связан крепкими нитями с жизнью окружающей природы, поэт признается:
Учусь слова я расставлять,
как на березе ветки,
но должен вам, друзья, сказать:
удачи, право, редки.
Деревья разные в лесу,
шагают в беспорядке,
но как легко они несут
задумки и загадки!
Сосна рифмуется с ольхой...
Такую вольность мне бы!
Береза белою строкой
Удерживает небо!
Деревья выстроились в лес,
Ведь лес – стихотворенье,
И птицы – рифмами окрест,
Оркестр - на удивленье!
(Кедровое молоко 2003)
…
С неба снег снизошёл,
Как вселенская милость.
Мне светло, хорошо,
сердце гулко забилось.
И стихи снизошли
Мне, наверное, с неба,
Как снега – для земли,
для высокого хлеба.
Строчек радостный бег…
Только впутался леший:
Нет ни слова про снег!
О любимая, грешен!
…
Пробилась первая трава,
прокашлял первый гром,
и чьи-то первые слова
просыпались зерном.
Трава однажды зацветет,
прибудет гром с грозой,
а слово первое взойдет
любовью и стезей.
Необыкновенно душевно звучит желание поэта дойти до самой глубинной сути в познании Природы, через перевоплощение, чтобы постигнуть самые сокровенные её уголки:
Зоревые всполохи кипрея,
белых одуванчиков шары...
В ноздри бьет густой грибною прелью
у знакомой сызмальства горы.
Хочется идти и заблудиться
и упасть перед березой ниц...
Мне бы на минуту воплотиться
в травы, в одуванчики и птиц,
чтоб цвести и зеленеть на солнце
и нехитро птахою звенеть,
чтоб понять, о чем толкуют сосны
и о чем кумекает медведь.
Может, стал бы я тогда добрее,
мне б открылись тайные миры.
Зоревые всполохи кипрея,
белых одуванчиков шары...
Наши боль и негодование по поводу сохранения природы, выраженные так точно, когда поэт утверждает: «Человек, понятно, царь природы, но природа — это царский трон», а от «деяний» этого царя природы «ты—прислушайся: стонет тайга, ты — прислушайся: плачет «река», «слезами срываются шишки» от добытчиков орехов, «а в забытом колодце вода зеленеет, а в забытой избе по углам паутина», «стоит, печалится деревня, глядит в песчаные поля» И мы понимаем вместе с поэтом, что «природа дружественна человеку, это край мудрых заповедей, красоты и нравственных сил. Ведь в тайгу приходишь плечи расправлять, а не для того, чтобы лицензия пропала» И в этом тоже социально заострённая направленность стихов». Поэтому с необыкновенно горькой иронией звучит стихотворение - признание о довольно «странной, противоречивой» нашей любви к природе:
