Характеристика художественной прозы Антона Павловича Чехова

История создания пьесы «Вишневый сад» А. П. Чехова

Ободренный превосходными постановками в Художественном театре «Чайки», «Дяди Вани», «Трех сестер», а также огромным успехом этих пьес и водевилей в столичных и провинциальных театрах, Чехов задумывает создать новую «смешную пьесу, где бы чорт ходил коромыслом». « ...Минутами на меня находит сильнейшее желание написать для Художественного театра 4-актный водевиль или комедию. И я напишу, если никто не помешает, только отдам в театр не раньше конца 1903 года».

Известие о замысле новой чеховской пьесы, дойдя до артистов и режиссеров Художественного театра, вызвало большой подъем и стремление форсировать работу автора. «Я в труппе сказала, -- сообщает О. Л. Книппер, -- все подхватили, галдят и жаждут». Письмо О. Л. Книппер А. П. Чехову от 23 дек. 1901 г. Переписка А. П. Чехова и О. Л. Кннппер.

Режиссер В. И. Немирович-Данченко, который, по словам Чехова, «требует пьесы», писал Антону Павловичу: «Я остаюсь при решительном убеждении, что ты должен писать пьесы. Я иду очень далеко: бросить беллетристику ради пьес. Никогда ты так не развертывался, как на сцене». «О. Л. шепнула мне, что ты решительно принимаешься за комедию... Чем скорее будет твоя пьеса, тем лучше. Больше времени будет для переговоров и устранения разных ошибок ... Словом ... пиши пьесы! Пиши пьесы!» Письма В. И. Немировича-Данченко А. П. Чехову от апреля и декабря 1901 г.. Но Чехов не спешил, вынашивал, «переживал в себе» замысел, не делился до времени ни с кем, обдумывал «великолепный» (по его словам) сюжет, не находя еще удовлетворяющих его форм художественного воплощения. Пьеса «чуть-чуть забрезжила в мозгу, как самый ранний рассвет, и я еще сам не понимаю, какая она, что из нее выйдет, и меняется она каждый день».

В свою записную книжку Чехов вносил некоторые частности, из которых многие позднее были использованы им в «Вишневом саде»: «Для пьесы: либеральная старуха одевается как молодая, курит, не может без общества, симпатична». Эта запись, хотя и в преобразованном виде, вошла в характеристику Раневской. «От действующего лица пахнет рыбой, все говорят ему об этом». Это будет использовано для образа Яши и отношения к нему Гаева. Найденное и вписанное в записную книжку слово «недотепа» сделается лейтмотивом пьесы. Некоторые вписанные в книжку факты будут с изменениями воспроизведены в комедии в связи с образом Гаева и внесценическим персонажем -- вторым мужем Раневской: «Шкаф стоит в присутствии сто лет, что видно из бумаг; чиновники серьезно справляют ему юбилей», «Господин владеет виллой, близ Ментоны, которую он купил на деньги, вырученные им от продажи имения в Тульской губернии. Я видел, как он в Харькове, куда приехал по делу, проиграл виллу, потом служил на железной дороге, потом умер».

Первого марта 1903 г. Чехов сообщил жене: «Для пьесы уже разложил бумагу на столе и написал заглавие». Но процесс писания затруднялся, тормозился многими обстоятельствами: тяжелой болезнью Чехова, опасением, что метод его «уже устарел» и что ему не удастся удачно обработать «трудный сюжет».

К. С. Станиславский, «томившийся» по чеховской пьесе, сообщает Чехову о потере всякого вкуса к другим пьесам («Столпы общества», «Юлий Цезарь») и о начатой им «исподволь» режиссерской подготовке к будущей пьесе: «Имейте в виду, что я на всякий случай записал в фонограф свирель пастуха. Выходит чудесно». Письма К. С. Станиславского А. П. Чехову от 21 февр. и 22 июня 1903 г.

О. Л. Книппер, как и все остальные артисты труппы, «с адским нетерпением» ждавшая пьесу, также в своих письмах к Чехову рассеивает его сомнения и опасения: «Ты как литератор нужен, страшно нужен... Каждая твоя фраза нужна, и впереди ты еще больше нужен... Выгони из себя ненужные мысли... Пиши и люби каждое слово, каждую мысль, каждую душу, которую выняньчишь, и знай, что все это необходимо для людей. Такого писателя, как ты, нет и нет... Пьесы твоей ждут, как манны небесной». Письмо О. Л. Книппер А. П. Чехову от 24 сент. 1903 г.

В процессе создания пьесы Чехов делился со своими друзьями -- деятелями Художественного театра -- не только сомнениями, трудностями, но и дальнейшими планами, изменениями и удачами. Они узнают от него, что ему с трудом удается «одно главное действующее лицо», оно еще «недостаточно продумано и мешает», что он сокращает количество действующих лиц («этак интимней»), что роль Станиславского -- Лопахин -- «вышла ничего себе», роль Качалова -- Трофимов -- «хороша», конец роли Книппер -- Раневская -- «не дурен», а Лилина своей ролью Вари «останется довольна», что IV акт, «скудный, но эффектный по содержанию, пишется легко, как будто бы складно», а во всей пьесе, «как она ни скучна, есть что-то новое», и, наконец, что жанровые ее качества и своеобразны и вполне определились: «Вся пьеса веселая, легкомысленная». Чехов высказывал также опасения, как бы некоторые места не «почеркала цензура».

В конце сентября 1903 г. Чехов начерно закончил пьесу и принялся за ее переписку. Отношение его к «Вишневому саду» в это время колеблется, то он доволен, персонажи кажутся ему «живыми людьми», то он сообщает, что потерял к пьесе всякий аппетит, роли, кроме гувернантки, «не нравятся». Переписывание пьесы шло медленно, Чехову приходилось переделывать, передумывать, писать заново некоторые особенно не удовлетворявшие его места.

14 октября пьеса была отослана в театр. После первой эмоциональной реакции на пьесу (волнений, «трепета и восторгов») в театре началась напряженная творческая работа: «примерка» ролей, выбор лучших исполнителей, поиски общего тона, раздумье над художественным оформлением спектакля. С автором оживленно обменивались мнениями сначала в письмах, а затем в личных беседах и на репетициях: Чехов приехал в Москву в конце ноября 1903 г. Это творческое общение не давало, однако, полного, безоговорочного единодушия, оно было сложнее. Кое в чем автор и театральные деятели пришли, без всяких «сделок с совестью» к единому мнению, кое-что вызвало сомнение или неприятие одной из «сторон», но та из них, которая не считала для себя вопрос принципиальным, шла на уступки; кое в чем наметились расхождения.

Отослав пьесу, Чехов не считал свою работу над ней законченной; напротив, вполне доверяя художественному чутью руководителей театра и артистов, он готов был произвести «все переделки, какие потребуются для соблюдения сцены», и просил сообщить ему критические замечания: «Я исправлю; ведь еще не поздно, можно еще целый акт переделать». В свою очередь, он готов был помочь режиссерам и актерам, обращавшимся к нему с просьбами, найти правильные пути сценического воплощения пьесы, и поэтому рвался в Москву на репетиции, а Книппер просил, чтоб она «не выучивала свою роль» до его приезда и не заказывала бы до совета с ним платьев для Раневской.

Распределение ролей, явившееся предметом страстного обсуждения в театре, очень волновало и Чехова. Он предложил свой вариант распределения: Раневская--Книппер, Гаев--Вишневский, Лопахин--Станиславский, Варя--Лилина, Аня--молодая актриса, Трофимов--Качалов, Дуняша--Халютина, Яша--Москвин, прохожий--Громов, Фирс--Артем, Пищик--Грибунин, Епиходов--Лужский. Его выбор во многих случаях совпал с желанием артистов и дирекции театра: за Качаловым, Книппер, Артемом, Грибуниным, Громовым, Халютиной после «примерки» утвердились предназначенные им Чеховым роли. Но театр далеко не слепо следовал указаниям Чехова, выдвигал свои «проекты», и некоторые из них охотно были приняты автором. Предложение заменить в роли Епиходова Лужского Москвиным, а в роли Яши Москвина -- Александровым вызвало полное одобрение Чехова: «Что же, это очень хорошо, пьеса только выиграет от этого». «Москвин выйдет великолепный Епиходов».

С меньшей охотой, но все же соглашается Чехов на перестановку исполнительниц двух женских ролей: Лилина не Варя, а Аня; Варя -- Андреева. Не настаивает Чехов и на своем желании видеть в роли Гаева Вишневского, так как вполне убежден, что Станиславский будет «очень хорошим и оригинальным Гаевым», но с болью расстается он с мыслью, что Лопахина будет играть не Станиславский: «Когда я писал Лопахина, то думалось мне, что это Ваша роль» (т. XX, стр. 170). Станиславский же, увлеченный этим образом, как, впрочем, и другими персонажами пьесы, только тогда окончательно решает передать роль Леонидову, когда после поисков, «с удвоенной энергией в себе Лопахина», не находит удовлетворяющего его самого тона и рисунка. Письма К. С. Станиславского А. П. Чехову от 20, 31 окт, 3 ноября 1903 г. Муратова в роли Шарлотты также не вызывает восторга Чехова: «она, быть может, хороша, -- говорит он, -- но не смешна», но, впрочем, и в театре мнения о ней, как и об исполнительницах Вари, разошлись, твердого убеждения, что Муратовой удастся эта роль, не было.

Живому обсуждению с автором подверглись вопросы художественного оформления. Хотя Чехов и писал Станиславскому, что полагается в этом на театр полностью («Пожалуйста, насчет декораций не стесняйтесь, я подчиняюсь Вам, изумляюсь и обыкновенно сижу у Вас в театре разинув рот», но все же и Станиславский, и художник Сомов вызывали Чехова в процессе своих творческих исканий на обмен мнениями, уточняли некоторые авторские ремарки, предлагали свои проекты.

Но Чехов стремился перенести все внимание зрителя на внутреннее содержание пьесы, на социальный конфликт, поэтому он боялся увлечения обстановочной частью, детализацией быта, звуковыми эффектами: «Обстановочную часть в пьесе я свел до минимума, декораций никаких особенных не потребуется».

Разногласие между автором и режиссером вызвал II акт. Еще работая над пьесой, Чехов писал Немировичу-Данченко, что во втором акте он реку «заменил старой часовней и колодцем. Этак покойнее. Только... Вы дадите мне настоящее зеленое поле и дорогу, и необычайную для сцены даль». Станиславский же внес в декорации II акта еще овражек, заброшенное кладбище, железнодорожный мост, реку вдали, на авансцене сенокос и маленькую копну, на которой гуляющая компания ведет беседу. «Позвольте, -- писал он Чехову, -- в одну из пауз пропустить поезд с дымочком», -- и сообщал, что в конце акта будет «лягушачий концерт и коростель». Письмо К. С. Станиславского А. П. Чехову от 19 ноября 1903 г. Чехов хотел в этом акте создать только впечатление простора, не собирался загромождать сознание зрителя посторонними впечатлениями, поэтому его реакция на планы Станиславского была отрицательной. После спектакля он даже назвал декорацию II акта «ужасной»; в пору же подготовки театром пьесы пишет Книппер, что Станиславского «нужно удержать» от «поезда, лягушек и коро стелей», а в письмах к самому Станиславскому в деликатной форме выражает свое неодобрение: «Сенокос бывает обыкновенно 20--25 июня, в это время коростель, кажется, уже не кричит, лягушки тоже уже умолкают к этому времени... Кладбища нет, оно было очень давно. Две-три плиты, лежащие беспорядочно, -- вот и все, что осталось. Мост -- это очень хорошо. Если поезд можно показать без шума, без единого звука, то -- валяйте».

Наиболее принципиальное расхождение между театром и автором обнаружилось в понимании жанра пьесы. Еще работая над «Вишневым садом», Чехов назвал пьесу «комедией». В театре же ее поняли как «истинную драму». «Слышу, как Вы говорите: «Позвольте, да ведь это же фарс», -- начинает Станиславский спор с Чеховым --...Нет, для простого человека это трагедия». Письмо К. С. Станиславского А. П. Чехову от 20 окт. 1903 г.

Понимание режиссерами театра жанра пьесы, расходившееся с авторским пониманием, определило многие существенные и частные моменты сценического истолкования «Вишневого сада».

2. Смысл названия пьесы «Вишневый сад»

Константин Сергеевич Станиславский в своих воспоминаниях об А.П. Чехове писал: «„Послушайте, я же нашел чудесное название для пьесы. Чудесное!“ -- объявил он, смотря на меня в упор. „Какое?“ -- заволновался я. „Вимшневый сад“ (с ударением на букву „и“), -- и он закатился радостным смехом. Я не понял причины его радости и не нашел ничего особенного в названии. Однако, чтоб не огорчить Антона Павловича, пришлось сделать вид, что его открытие произвело на меня впечатление... Вместо объяснения Антон Павлович начал повторять на разные лады, со всевозможными интонациями и звуковой окраской: „Вимшневый сад. Послушайте, это чудесное название! Вимшневый сад. Вимшневый!“ После этого свидания прошло несколько дней или неделя... Как-то во время спектакля он зашел ко мне в уборную и с торжественной улыбкой присел к моему столу. „Послушайте, не Вимшневый, а Вишнёвый сад“, -- объявил он и закатился смехом. В первую минуту я даже не понял, о чем идет речь, но Антон Павлович продолжал смаковать название пьесы, напирая на нежный звук ё в слове „вишнёвый“, точно стараясь с его помощью обласкать прежнюю красивую, но теперь ненужную жизнь, которую он со слезами разрушал в своей пьесе. На этот раз я понял тонкость: „Вимшневый сад“ -- это деловой, коммерческий сад, приносящий доход. Такой сад нужен и теперь. Но „Вишнёвый сад“ дохода не приносит, он хранит в себе и в своей цветущей белизне поэзию былой барской жизни. Такой сад растет и цветет для прихоти, для глаз избалованных эстетов. Жаль уничтожать его, а надо, так как процесс экономического развития страны требует этого».

Название пьесы А. П. Чехова «Вишневый сад» представляется вполне закономерным. Действие происходит в старом дворянском имении. Дом окружен большим вишневым садом. Более того, развитие сюжета пьесы связано с этим образом -- имение продается за долги. Однако моменту перехода поместья к новому владельцу предшествует период бестолкового топтанья на месте прежних хозяев, не желающих по-деловому распорядиться своей собственностью, не понимающих даже толком, зачем это нужно, как это сделать, несмотря на подробные объяснения Лопахина, преуспевающего представителя нарождающегося класса буржуазии.

Но у вишневого сада в пьесе есть и символическое значение. Благодаря тому, как персонажи пьесы относятся к саду, раскрывается их ощущение времени, их восприятие жизни. Для Любови Раневской сад -- это ее прошлое, счастливое детство и горькое воспоминание об утонувшем сыне, гибель которого она воспринимает как наказание за свою безрассудную страсть. Все мысли и чувства Раневской связаны с прошлым. Она никак не может взять в толк, что нужно изменить свои привычки, так как обстоятельства теперь другие. Она не богатая барыня, помещица, а разорившаяся сумасбродка, у которой скоро не будет ни родового гнезда, ни вишневого сада, если она не предпримет никаких решительных действий.

Для Лопахина сад -- это прежде всего земля, то есть объект, который можно пустить в оборот. Иными словами, Лопахин рассуждает с точки зрения приоритетов настоящего времени. Потомок крепостных, выбившийся в люди, рассуждает здраво и логично. Необходимость самостоятельно прокладывать себе дорогу в жизни научила этого человека оценивать практическую полезность вещей: «Ваше имение находится только в двадцати верстах от города, возле прошла железная дорога, и если вишневый сад и землю по реке разбить на дачные участки и отдавать потом в аренду под дачи, то вы будете иметь самое малое двадцать пять тысяч в год дохода». Сентиментальные рассуждения Раневской и Гаева о пошлости дач, о том, что вишневый сад является достопримечательностью губернии, Лопахина раздражают. В самом деле все, что они говорят, не имеет никакой практической ценности в настоящем, не играет роли в решении конкретной проблемы -- если не будет предпринято никаких действий, сад будет продан, Раневская и Гаев утратят все права на свое родовое имение, и распоряжаться в нем будут другие хозяева. Конечно, прошлое Лопахина тоже связано с вишневым садом. Но какое это прошлое? Здесь его «дед и отец были рабами», здесь он сам, «битый, малограмотный» «зимой бегал босиком». Не слишком радужные воспоминания связаны у преуспевающего делового человека с вишневым садом! Может, поэтому Лопахин так ликует, став собственником имения, поэтому с такой радостью говорит о том, как он «хватит топором по вишневому саду»? Да, по прошлому, в котором он был никем, ничего не значил в собственных глазах и во мнении окружающих, наверное, любой человек был бы рад вот так же хватить топором...

«...Я уже не люблю вишневого сада», -- говорит Аня, дочь Раневской. А ведь и для Ани, как и для ее матери, с садом связаны воспоминания детства. Аня любила вишневый сад, несмотря на то что ее детские впечатления далеко не так безоблачны, как у Раневской. Ане было одиннадцать лет, когда умер ее отец, мать увлеклась другим мужчиной, а вскоре утонул маленький брат Гриша, после чего Раневская уехала за границу. Где в это время жила Аня? Раневская говорит, что ее потянуло к дочери. Из разговора между Аней и Варей становится ясно, что Аня лишь в семнадцать лет поехала к матери во Францию, откуда обе вместе вернулись в Россию. Можно предположить, что Аня жила в родном имении, с Варей. Несмотря на то что все прошлое Ани связано с вишневым садом, она расстается с ним без особой тоски или сожаления. Мечты Ани устремлены в будущее: «Мы насадим новый сад, роскошнее этого...».

Но в пьесе Чехова можно обнаружить и еще одну смысловую параллель: вишневый сад -- Россия. «Вся Россия наш сад», -- с оптимизмом заявляет Петя Трофимов. Отживший дворянский быт и цепкость деловых людей -- ведь эти два полюса мировосприятия не просто частный случай. Это действительно особенность России рубежа XIX-- XX веков. В обществе той поры витало множество проектов, как обустроить страну: кто-то со вздохом вспоминал о прошлом, кто-то бойко и деловито предлагал «поубрать, почистить», то есть провести реформы, которые позволили бы поставить Россию в один ряд с ведущими державами мира. Но, как и в истории с вишневым садом, на рубеже эпох в России не существовало реальной силы, способной положительно повлиять на судьбу страны. Однако старый вишневый сад уже был обречен... .

Таким образом, можно заметить, что образ вишневого сада имеет вполне символичное значение. Он является одним из центральных образов произведения. Каждый герой относится к саду по-своему: для кого-то это воспоминая о детстве, для кого-то просто место для отдыха, а для кого-то средство для заработка денег.

3. Своеобразие пьесы «Вишневый сад»

3.1 Идейные особенности

А. П. Чехов стремился заставить читателя и зрителя «Вишневого сада» признать логическую неизбежность совершающейся исторической «смены» социальных сил: гибель дворянства, временное господство буржуазии, торжество в недалеком будущем демократической части общества. Драматург более ясно выразил в своем произведении веру в «свободную Россию», мечту о ней.

У демократа Чехова были резкие обличительные слова, которые он бросил обитателям «дворянских гнезд.Поэтому избрав для изображения в «Вишневом саде» субъективно не плохих людей из дворян и отказавшись от жгучей сатиры, Чехов посмеялся над их пустотой, бездельем, но полностью не отказал им в праве на сочувствие, и тем самым несколько смягчил сатиру.

Отсутствие связи с революционными силами в стране помешали Чехову воспроизвести точно процесс исторической борьбы. Изображая Раневских и Гаевых лишь безвольными, слабыми, уступающими без сопротивления дорогу новым силам, он вызывал невольно сочувствие к ним у определенной части зрителей, и тем самым ослаблял удар по паразитирующим классам.

Хотя в «Вишневом саде» нет открытой острой сатиры на дворян, но несомненно есть (скрытое) обличение их. Разночинец демократ Чехов не питал иллюзий, он считал невозможным возрождение дворян. Поставив в пьесе «Вишневый сад» тему, беспокоившую в свое время Гоголя (историческая судьба дворянства), Чехов в правдивом изображении жизни дворян оказался наследником великого писателя. Разоренье, безденежье, праздность владельцев дворянских имений -- Раневской, Гаева, Симеонова-Пищика -- напоминают нам картины оскудения, праздного существования дворянских персонажей в первом и втором томах «Мертвых душ». Бал во время торгов, расчет на ярославскую тетушку или на другое случайное благоприятное обстоятельство, роскошь в одежде, шампанское при элементарных нуждах в доме -- все это близко к гоголевским описаниям и даже к отдельным красноречивым гоголевским реалистическим деталям, имевшим, как показало само время, обобщающее значение. «Все основывалось, -- писал Гоголь о Хлобуеве, -- на потребности достать откуда-нибудь вдруг сто или двести тысяч», рассчитывали на «трехмиллионную тетушку». В доме Хлобуева «куска хлеба нет, а шампанское есть», а «детей учат танцованию». «Все кажется, прожил, кругом в долгах, ни откуда никаких средств, а задает обед».

Однако автор «Вишневого сада» далек от конечных выводов Гоголя. На грани двух веков сама историческая действительность и демократическое сознание писателя яснее подсказали ему, что возродить Хлобуевых, Маниловых и прочих невозможно. Чехов понял также, что будущее не за предпринимателями типа Костонжогло и не за добродетельными откупщиками Муразовыми.

В самой общей форме Чехов угадал, что будущее за демократами, трудящимися. И к ним он апеллировал в своей пьесе. Своеобразие позиции автора «Вишневого сада» заключается в том, что он как бы ушел на историческое расстояние от обитателей дворянских гнезд и, сделав своими союзниками зрителей, людей иной -- трудовой -- среды, людей будущего, вместе с ними из «исторического далека» смеялся над нелепостью, несправедливостью, пустотой ушедших из жизни, и не опасных уже, с его точки зрения, людей. Этот своеобразный угол зрения, индивидуальный творческий метод изображения Чехов нашел, возможно, не без раздумий над произведениями своих предшественников, в частности, Гоголя, Щедрина. «Не погрязайте в подробностях настоящего, -- призывал Салтыков-Щедрин. -- Но воспитывайте в себе идеалы будущего; ибо это своего рода солнечные лучи... Вглядывайтесь часто и пристально в светящиеся точки, которые мерцают в перспективе будущего» («Пошехонская старина»).

Хотя Чехов сознательно не пришел ни к революционно-демократической, ни к социал-демократической программе, но сама жизнь, сила освободительного движения, воздействие передовых идей времени вызывали у него потребность подсказать зрителю необходимость социальных преобразований, близость новой жизни, т. е. заставляли не только улавливать «светящиеся точки, которые мерцают в перспективе будущего», но и освещать ими настоящее.

Отсюда и своеобразное сочетание в пьесе «Вишневый сад» лирического и обличительного начала. Критически показать современную действительность и в то же время выразить патриотическую любовь к России, веру в ее будущее, в большие возможности русских людей -- такова была задача автора «Вишневого сада». Широкие просторы родной страны («дали»), люди-великаны, которые «были бы так к лицу» им, свободная, трудовая, справедливая, творческая жизнь, которую они создадут в будущем («новые роскошные сады») -- вот то лирическое начало, которое организует пьесу «Вишневый сад», та авторская норма, которая противопоставлена «нормам» современной уродливой несправедливой жизни людей-карликов, «недотеп». Это сочетание в «Вишневом саде» лирического и обличительного элементов и составляет специфику жанра пьесы, точно и тонко названной М. Горьким «лирической комедией».

3.2 Жанровые особенности

«Вишневый сад» -- лирическая комедия. В ней передал автор свое лирическое отношение к русской природе и негодование по поводу расхищения ее богатств «Леса трещат под топором», мелеют и сохнут реки, уничтожаются великолепные сады, гибнут роскошные степи.

Гибнет «нежный, прекрасный» вишневый сад, которым умели только созерцательно любоваться, но который не смогли сберечь Раневские и Гаевы, по «чудесным деревьям» которого грубо «хватил топором Ермолай Лопахин». В лирической комедии Чехов пропел, как в «Степи», гимн русской природе, «прекрасной родине», высказал мечту о созидателях, людях труда и вдохновения, думающих не столько о своем благополучии, сколько о счастье других, о будущих поколениях. «Человек одарен разумом и творческой силой, чтобы приумножать то, что ему дано, но до сих пор он не творил, а разрушал», -- эти слова произнесены в пьесе «Дядя Ваня», но мысль, в них выраженная, близка к мыслям автора «Вишневого сада».

Вне этой мечты о человеке-творце, вне обобщенно-поэтического образа вишневого сада нельзя понять пьесу Чехова, как нельзя по-настоящему почувствовать «Грозу», «Бесприданницу» Островского, если останешься невосприимчивым к волжским пейзажам в этих пьесах, к русским просторам, чуждым «жестоким нравам» «темного царства».

Лирическое отношение Чехова к Родине, к ее природе, боль за разрушение ее красоты и богатств составляют как бы «подводное течение» пьесы. Это лирическое отношение выражено то в подтексте, то в авторских ремарках. Например, во втором действии о просторах России говорится в ремарке: поле, вдали вишневый сад, дорога в усадьбу, на горизонте город. Чехов специально обращал снимание режиссеров Московского Художественного театра на эту ремарку: «Во втором акте Вы дадите мне настоящее зеленое поле и дорогу, и необычайную для сцены даль».

Полны лиризма ремарки, относящиеся к вишневому саду («уже май, цветут вишневые деревья»); грустные нотки звучат в ремарках, отмечающих приближение гибели вишневого сада или саму эту гибель: «звук лопнувшей струны, замирающий, печальный», «глухой стук топора по дереву, звучащий одиноко и грустно». К этим ремаркам Чехов относился очень ревниво, беспокоился, что режиссеры не совсем точно выполнят его замысел: «Звук во 2-м и 4-м актах «Вишневого сада» должен быть короче, гораздо короче, и чувствоваться совсем издалека...».

Выражая в пьесе свое лирическое отношение к Родине, Чехов осуждал все, что мешает ее жизни, развитию: праздность, легкомыслие, ограниченность. «Но он, -- как справедливо заметил В. Е. Хализев, -- был далек от нигилистического отношения к былой поэзии дворянских гнезд, к дворянской культуре», опасался потери таких ценностей, как сердечность, доброжелательство, мягкость в человеческих отношениях, без восторга констатировал наступающее господство сухой деловитости Лопахиных.

«Вишневый Сад» задумывался как комедия, как «смешная в пьеса, где бы черт ходил коромыслом». «Вся пьеса веселая, легкомысленная», - сообщал автор друзьям в пору работы над нею в 1903.

Это определение жанра пьесы комедия было для Чехова глубоко принципиальным, недаром он был так огорчен, узнав, что на афишах Художественного театра и в газетных объявлениях пьеса была названа драмой. «Вышла у меня не драма, а комедия, местами даже фарс», - писал чехов. Стремясь придать пьесе жизнерадостный тон, автор около сорока раз в ремарках указывает: «радостно», «весело», «смеется», «все смеются».

3.3 Композиционные особенности

В комедии четыре действия, при этом нет деления на сцены. События происходят в течение нескольких месяцев (с мая по октябрь). Первое действие является экспозицией. Здесь представлена общая характеристика персонажей, их взаимоотношения, связи, а также здесь мы узнаем всю предысторию вопроса (причины разорения имения).

Действие начинается в усадьбе Раневской. Мы видим Лопахина и горничную Дуняшу, ожидающих приезда Любови Андреевны и ее младшей дочери Ани. Последние пять лет Раневская с дочерью жили за границей, в имении же оставались брат Раневской, Гаев, и приемная дочь ее, Варя. Мы узнаем о судьбе Любови Андреевны, о смерти ее мужа, сына, узнаем подробности ее жизни за границей. Имение помещицы практически разорено, прекрасный вишневый сад должен быть продан за долги. Причины тому - расточительность и непрактичность героини, ее привычка сорить деньгами. Купец Лопахин предлагает ей единственный выход спасения усадьбы - разбить землю на участки и сдать их в аренду дачникам. Раневская и Гаев же решительно отвергают это предложение, им непонятно, как можно вырубить прекрасный вишневый сад, самое «замечательное» место во всей губернии. Это противоречие, наметившееся между Лопахиным и Раневской - Гаевым и составляет сюжетную завязку пьесы. Однако эта завязка исключает как внешнюю борьбу действующих лиц, так и острую внутреннюю борьбу. Лопахин, отец которого был крепостным Раневских, лишь предлагает им реальный, разумный, с его точки зрения, выход. Вместе с тем первый акт развивается в эмоционально нарастающем темпе. События, которые происходят в нем, необычайно волнуют всех действующих лиц. Это ожидание приезда Раневской, которая возвращается в родной дом, встреча после длительной разлуки, обсуждение Любовью Андреевной, ее братом, Аней и Варей мер по спасению усадьбы, приход Пети Трофимова, напомнивший героине о погибшем сыне. В центре первого действия, таким образом, - судьба Раневской, ее характер.

Во втором действии надежды владельцев вишневого сада сменяются тревожным ощущением. Раневская, Гаев и Лопахин вновь спорят о судьбе имения. Внутреннее напряжение здесь нарастает, герои становятся раздражительны. Именно в этом акте раздается «отдаленный звук, точно с неба, звук лопнувшей струны, замирающий, печальный», словно предвещающий грядущую катастрофу. Вместе с тем в этом акте всесторонне раскрываются Аня и Петя Трофимов, в своих репликах они высказывают свои взгляды. Здесь мы видим развитие действия. Конфликт внешний, социально-бытовой здесь кажется предрешенным, известна даже дата - «на двадцать второе августа назначены торги». Но одновременно здесь продолжает развиваться и мотив загубленной красоты.

Третий акт пьесы содержит кульминационное событие - вишневый сад продан на торгах. Характерно, что кульминацией здесь становится внесценическое действие: торги происходят в городе. Туда отправляются Гаев и Лопахин. В их ожидании остальные устраивают бал. Все танцуют, Шарлотта показывает фокусы. Однако тревожная атмосфера в пьесе нарастает: нервничает Варя, Любовь Андреевна нетерпеливо ждет возвращения брата, Аня передает слух о продаже вишневого сада. Лирико-драматические сцены перемежаются с комическими: Петя Трофимов падает с лестницы, Яша вступает в разговор с Фирсом, мы слышим диалоги Дуняши и Фирса, Дуняши и Епиходова, Вари и Епиходова. Но вот появляется Лопахин и сообщает о том, что он купил имение, в котором отец и дед его были рабами. Монолог Лопахина - это вершина драматического напряжения в пьесе. Кульминационное событие в пьесе дано в восприятии главных героев. Так, Лопахин имеет личную заинтересованность в покупке имения, однако счастье его нельзя назвать полным: радость от совершения удачной сделки борется в нем с сожалением, сочувствием к Раневской, которую он любит с детства. Любовь Андреевна расстроена всем происходящим: продажа имения для нее - это потеря крова, «расставание с домом, где она родилась, который стал для нее олицетворением привычного уклада жизни («Ведь я родилась здесь, здесь жили мои отец и мать, мой дед, я люблю этот дом, без вишневого сада я не понимаю своей жизни, и если уж так нужно продавать, то продавайте и меня вместе с садом…»)». Для Ани и Пети продажа имения не является катастрофой, они мечтают о новой жизни. Вишневый сад для них - это прошлое, с которым «уже покончено». Тем не менее, несмотря на разницу мироощущений героев, конфликт нигде не переходит в личное столкновение.

Четвертое действие - это развязка пьесы. Драматическое напряжение в этом акте ослабевает. После разрешения проблемы все успокаиваются, устремляясь в будущее. Раневская и Гаев прощаются с вишневым садом, Любовь Андреевна возвращается к своей прежней жизни - она готовится к отъезду в Париж. Гаев называет себя банковским служащим. Аня и Петя приветствуют «новую жизнь», не сожалея о прошлом. Одновременно разрешается любовная коллизия между Варей и Лопахиным - сватовство так и не состоялось. Варя тоже готовится к отъезду - она нашла место экономки. В суматохе все забывают о старом Фирсе, которого должны были отправить в больницу. И снова слышится звук лопнувшей струны. А в финале слышится звук топора, символизируя грусть, смерть уходящей эпохи, конец старой жизни. Таким образом, мы имеем в пьесе кольцевую композицию: в финале вновь возникает тема Парижа, расширяющая художественное пространство произведения. Основой же сюжета становится в пьесе авторская мысль о неумолимом ходе времени. Чеховские герои как будто потеряны во времени. Для Раневской и Гаева подлинная жизнь словно осталась в прошлом, для Ани и Пети она заключена в призрачном будущем. Лопахин, ставший владельцем имения в настоящем, также не испытывает радости и сетует на «нескладную» жизнь. Да и сами глубинные мотивы поведения этого персонажа лежат не в настоящем, а тоже в далеком прошлом.

В самой композиции «Вишневого сада» Чехов стремился отразить бессодержательный, вялый, скучный характер существования своих дворянских героев, их бедную событиями жизнь. Пьеса лишена «эффектных» сцен и эпизодов, внешнего разнообразия: действие во всех четырех актах не выносится за пределы усадьбы Раневской. Единственное значительное событие -- продажа имения и вишневого сада -- совершается не на глазах зрителя, а за сценой. На сцене же -- будничная жизнь в усадьбе. Люди говорят о житейских мелочах за чашкой кофе, во время прогулки или импровизированного «бала», ссорятся и мирятся, радуются встрече и огорчены предстоящей разлукой, вспоминают о прошлом, мечтают о будущем, а в это время -- «слагаются их судьбы», разоряется их «гнездо».

Стремясь придать этой пьесе жизнеутверждающую, мажорную тональность, Чехов убыстрил темп ее, в сравнении с предыдущими пьесами, в частности, уменьшил количество пауз. Особенно заботился Чехов, чтоб финальный акт не был растянут и происходящее на сцене не производило бы, таким образом, впечатления «трагичности», драматизма. «Мне кажется, -- писал Антон Павлович, -- что в моей пьесе, как она ни скучна, есть что-то новое. Во всей пьесе ни одного выстрела, кстати сказать». «Как это ужасно! Акт, который должен продолжаться 12 минут maximum, у вас идет 40 минут».

3.4 Герои и их роли

Сознательно лишая пьесу «событий», Чехов направлял все внимание на состояние действующих лиц, их отношение к основному факту -- продаже имения и сада, на их взаимоотношения, столкновения. Учитель должен обратить внимание учащихся на то, что в драматическом произведении авторское отношение, авторская позиция оказывается наиболее скрытой. Чтобы выяснить эту позицию, чтобы понять отношение драматурга к историческим явлениям жизни родины, к персонажам и событию, зрителю и читателю нужно быть очень внимательным ко всем компонентам пьесы: тщательно продуманной автором системе образов, расстановке действующих лиц, чередованию мизансцен, сцеплению монологов, диалогов, отдельным репликам героев, авторским ремаркам.

Порою Чехов сознательно обнажает столкновение мечты и действительности, лирического и комического начала в пьесе. Так, работая над «Вишневым садом» он внес во второе действие после слов Лопахина («И живя тут мы сами должны бы по-настоящему быть великанами ...») ответную реплику Раневской: «Вам понадобились великаны. Они только в сказках хороши, а так они пугают». К этому Чехов добавил еще мизансцену: появляется в глубине сцены уродливая фигура «недотепы» Епиходова, явно контрастирующая с мечтой о людях-великанах. К появлению Епиходова Чехов специально приковывает внимание зрителей двумя репликами: Раневская (задумчиво) «Епиходов идет». Аня (задумчиво) «Епиходов идет».

В новых исторических условиях Чехов-драматург, вслед за Островским, Щедриным, откликнулся на призыв Гоголя: «Ради бога, дайте нам русских характеров, нас самих дайте нам, наших плутов, наших чудаков! На сцену их, на смех всем! Смех -- великое дело!» («Петербургские записки»). «Наших чудаков», наших «недотеп» стремится вывести Чехов на осмеяние публики в пьесе «Вишневый сад».

Намерение автора вызвать смех зрителя и в то же время заставить его задуматься над современной действительностью наиболее ясно выражено в оригинальных комических персонажах -- Епиходове и Шарлотте. Функция этих «недотеп» в пьесе очень значительна. Чехов заставляет зрителя уловить внутреннюю связь их с центральными персонажами и тем самым обличает этих глазных лиц комедии. Епиходов и Шарлотта не только смешны, но и жалки со своей полной несообразностей и неожиданностей несчастливой «фортуной». Судьба, в самом деле, относится к ним «без сожаления, как буря к небольшому кораблю». Эти люди изуродованы жизнью. Епиходов показан ничтожным в своей грошовой амбиции, жалким в своих несчастьях, в своих претензиях и в своем протесте, ограниченным в своей «философии». Он горд, болезненно самолюбив, а жизнь поставила его в положение полулакея и отвергнутого влюбленного. Он претендует на «образованность», возвышенные чувства, сильные страсти, а жизнь «уготовала» ему ежедневные «22 несчастья», мелочные, неэффектные, оскорбительные».

Чехов, мечтавший о людях, в которых будет «все прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли», видел пока еще много уродцев, не нашедших своего места в жизни, людей с полной сумятицей мыслей и чувств, поступки и слова которых лишены логики и смысла: «Конечно, если взглянуть с точки зрения, то вы, позволю себе так выразиться, извините за откровенность, совершенно привели меня в состояние духа».

В речи Епиходова Чехов передал хаотичность сознания этого персонажа, что вполне обусловлено его положением в жизни. Конторщик Епиходов оторван от трудовой, крестьянской и рабочей среды, но он не пристал и к дворянской, буржуазной, интеллигентской среде. Его место где-то между слугами и барами. В соответствии с этим и в речи его смешаны бытовые, просторечные обороты («на пару слов», «понятное дело», «Фирс ... в починку не годится») с официально-деловыми, чиновничьими конструкциями и выражениями («смею нас уверить», «приеду-с», «хорошо-с»), с подчеркнуто учтивыми («я желаю побеспокоить вас», «извините за выражение»), с книжными выражениями, недостаточно органически вошедшими в лексикон его, потому часто искаженными («позвольте вам выразиться», «за границей все давно уже в полной комплекции»). Большое количество вводных слов, паразитизмов в языке Епиходова («собственно говоря», «между прочим», «допустим», «к примеру сказать») загромождают речь и также служат средством передачи убожества духовного мира Епиходова, сумятицы его мыслей. Он заражен «умственным стремлением», гордится тем, что приобщился к «культуре», считает необходимым, повидимому, для большего сходства с интеллигентным» людьми, принять вид мрачного пессимиста: «Я развитой человек, читаю разные замечательные книги, но никак не могу понять направления, чего мне собственно хочется, жить мне, али застрелиться, собственно говоря, но тем не Менее, я всегда ношу при себе револьвер». Чехов высмеивает здесь, кстати, не только Епиходовых, но и тех, кому они подражают. Автор заставляет нас понять, что поза угрюмого скептика -- модна так же, как чтение Бокля, тяготение к «утонченным» чувствам. Упадочно-декадентские настроения, распространяясь, дают такой комический и жалкий эффект: Епиходовы становятся их адептами. Они схватывают внешние проявления этих настроений и именно в них видят патент на интеллигентность.

Источник комизма Епиходова в пьесе также в том, что он все делает некстати, не во-время. Нет соответствия между природными его данными и поведением. Недалекий, косноязычный, он склонен к пространным речам, рассуждениям; неловкий, бездарный, он играет на биллиарде (при этом ломает кий), поет «ужасно, как шакал» (по определению Шарлотты), мрачно аккомпанируя себе на гитаре. Не во-время объясняется он в любви Дуняше, некстати задает глубокомысленные вопросы («Вы читали Бокля?»), некстати употребляет многие слова: «Про то могут рассуждать только люди понимающие и старшие»; «а так глядишь, что-нибудь в высшей степени неприличное, вроде таракана», «с меня взыскивать, позвольте вам выразиться, вы не можете».

Функция образа Шарлотты в пьесе близка к функции образа Епиходова. Нелепа, парадоксальна судьба Шарлотты: немка, цирковая актриса, акробатка и фокусница, она оказалась в России гувернанткой. Все неопределенно, случайно в ее жизни: случайно и появление в имении Раневской, случаен и уход из него. Шарлотту всегда ждут неожиданности; как определится дальше ее жизнь после продажи имения, ей неизвестно, как непонятны цель и смысл ее существования: «Все одна, одна, никого у меня нет и... кто я, зачем я -- неизвестно». Одиночество, несчастье, растерянность составляют вторую, скрытую подоснову этого комического персонажа пьесы.

Знаменательно в этом отношении, что, продолжая работать над образом Шарлотты во время репитиций пьесы в Художественном театре, Чехов не сохранил ранее намеченные дополнительные комические эпизоды (фокусы в I, III, IV актах) и, напротив, усилил мотив одиночества и несчастливой судьбы Шарлотты: в начале II акта все со слов: «Так хочется поговорить, а не с кем ...» до: «зачем я -- неизвестно» -- внесено Чеховым в окончательную редакцию.

«Счастливая Шарлотта: поет!» -- говорит Гаев в финале пьесы. Этими словами Чехов подчеркивает и непонимание Гаевым положения Шарлотты и парадоксальность ее поведения. В трагический момент своей жизни, даже как будто сознавая свое положение («так вы, пожалуйста, найдите мне место. Я не могу так... В городе мне жить негде»), она показывает фокусы, напевает. Серьезная мысль, осознание одиночества, несчастья сочетается у нее с шутовством, буффонадой, цирковой привычкой забавлять.

В речи Шарлотты такое же причудливое сочетание различных стилей, слов: наряду с чисто русскими -- искаженные слова и конструкции («Я желаю продавать. Не желает ли кто покупать?»), иностранные слова, парадоксальные словосочетания («Эти умники все такие глупые», «Ты, Епиходов, очень умный человек и очень страшный; тебя должны безумно любить женщины. Бррр!..»).

Чехов придавал большое значение этим двум персонажам (Епиходову и Шарлотте) и беспокоился о том, чтобы они были правильно и интересно истолкованы в театре. Роль Шарлотты казалась автору самой удачной, и он советовал артисткам Книппер, Лилиной взять ее, а об Епиходове писал, что это роль короткая, «но самая настоящая». Этими двумя комическими персонажами, автор, в самом деле, помогает зрителю и читателю понять не только положение в жизни Епиходовых и Шарлотт, но и распространить на остальных действующих лиц те впечатления, которые он получает от выпуклого, заостренного изображения этих «недотеп», заставляет увидеть «изнанку» жизненных явлений, заметить в одних случаях «несмешное» в комическом, в других случаях -- угадать смешное за внешне драматическим.

Мы понимаем, что не только Епиходов и Шарлотта, но и Раневская, Гаев, Симеонов-Пищик «существуют неизвестно для чего». К этим праздным обитателям разоряющихся дворянских гнезд, живущим «на чужой счет», Чехов присоединил еще не действующих на сцене лиц и тем усилил типичность образов. Барин-крепостник, отец Раневской и Гаева, развращенный праздностью, морально потерянный второй муж Раневской, деспотичная ярославская бабушка-графиня, проявляющая сословное высокомерие (она до сих пор не может простить Раневской, что ее первый муж был «не дворянин») -- все эти «типы», вместе с Раневской, Гаевым, Пищиком, «уже отжили». Чтобы убедить в этом зрителя, по мнению Чехова, не нужно было ни злой сатиры, ни презрения; достаточно было заставить посмотреть на них глазами человека, ушедшего на значительное историческое расстояние и не удовлетворяющегося уже их жизненными нормами.

Раневская и Гаев ничего не предпринимают, чтобы сохранить, спасти имение и сад от гибели. Напротив, именно благодаря их праздности, непрактичности, беззаботности разоряются так «свято любимые» ими «гнезда», разрушаются поэтические прекрасные вишневые сады.

Такова же цена любви этих людей к родине. «Видит бог, я люблю родину, люблю нежно», -- говорит Раневская. Чехов заставляет нас столкнуть эти слова с поступками и понять, что слова ее импульсивны, не отражают постоянной настроенности, глубины чувства, расходятся с действиями. Мы узнаем, что Раневская уехала из России пять лет тому назад, что из Парижа ее «потянуло вдруг в Россию» лишь после катастрофы в личной жизни («там он обобрал меня, бросил, сошелся с другой, я пробовала отравиться ...»), и видим в финале, что она все же покидает родину. Как ни жалеет Раневская о вишневом саде и имении, но она довольно скоро «успокоилась и повеселела» в предчувствии отъезда в Париж. Напротив, Чехов всем ходом пьесы говорит, что праздный антиобщественный характер жизни Раневской, Гаева, Пищика свидетельствует о полном забвении ими интересов родины. Он создает впечатление, что при всех субъективно неплохих качествах они бесполезны и даже вредны, так как способствуют не созиданию, не «преумножению богатств и красоты» родины, а разрушению: бездумно сдает Пищик англичанам на 24 года участок земли для хищнической эксплуатации природных русских богатств, гибнет великолепный вишневый сад Раневской и Гаева.

Поступками этих персонажей Чехов убеждает нас в том, что нельзя доверять их словам, сказанным даже искренне, взволнованно. «Проценты мы заплатим, я убежден», -- вырывается у Гаева безо всяких на то оснований, и он уже возбуждает себя и других этими словами: «Честью моей, чем хочешь, клянусь, имение не будет продано! .. Счастьем моим клянусь! Вот тебе моя рука, назови меня тогда дрянным, бесчестным человеком, если я допущу до аукциона! Всем существом моим клянусь!» Чехов компрометирует своего героя в глазах зрителя, показывая, что Гаев «допускает до аукциона» и имение, вопреки его клятвам, оказывается проданным.

Раневская в I акте решительно рвет, не читая, телеграммы из Парижа от оскорбившего ее человека: «С Парижем кончено». Но Чехов в дальнейшем ходе пьесы показывает неустойчивость реакции Раневской. В следующих актах она уже читает телеграммы, склонна примириться, а в финале, успокоенная и повеселевшая, охотно возвращается в Париж.

Объединяя этих персонажей по принципу родства и социальной принадлежности, Чехов, однако, показывает как черты сходства, так и индивидуальные черты каждого. При этом он заставляет зрителя не только взять под сомнение слова этих персонажей, но и задуматься над справедливостью, глубиной отзывов о них других лиц. «Она хорошая, добрая, славная, я ее очень люблю», -- говорит о Раневской Гаев. «Хороший она человек, легкий, простой человек, -- говорит о ней Лопахин и с восторгом высказывает ей свое чувство: «Люблю вас, как родную... больше, чем родную». К Раневской притягиваются, как к магниту, и Аня, и Варя, и Пищик, и Трофимов, и Фирс. Она равно добра, деликатна, ласкова и с родной, и с приемной дочерью, и с братом, и с «мужиком» Лопахиным, и с прислугой.

Раневская сердечна, эмоциональна, душа ее открыта для прекрасного. Но Чехов покажет, что эти качества, сочетаясь с беззаботностью, избалованностью, легкомыслием, очень часто (хотя и независимо от воли и субъективных намерений Раневской) превращаются в свою противоположность: жестокость, равнодушие, небрежность по отношению к людям. Последний золотой Раневская отдаст случайному прохожему, а дома прислуга будет жить впроголодь; она скажет Фирсу: «Спасибо, мой родной», поцелует его, участливо и ласково справится о его здоровье и... оставит его, больного, старого, преданного слугу, в заколоченном доме. Этим заключительным аккордом в пьесе Чехов сознательно компрометирует в глазах зрителя Раневскую и Гаева.

Гаев так же, как и Раневская, незлобив и восприимчив к красоте. Однако Чехов не разрешает нам полностью доверять словам Ани: «Тебя все любят, уважают». «Какой ты хороший, дядя, какой умный». Чехов покажет, что нежное, мягкое обращение Гаева с близкими людьми (сестрой, племянницей) сочетается у него с сословным пренебрежением к «чумазому» Лопахину, «мужику и хаму» (по его определению), с презрительно-брезгливым отношением к слугам (от Яши «курицей пахнет», Фирс «надоел» и т. п.). Мы видим, что вместе с барской чувствительностью, изяществом, он впитал в себя барскую чванливость, спесь (характерно словечко Гаева: «кого?»), убежденность в исключительности людей своего круга («белой кости»). Он больше, чем Раневская, чувствует сам и дает почувствовать другим свое положение барина и связанные с этим преимущества. И при этом кокетничает близостью к народу, утверждает, что «знает народ», что его «мужик любит».