Особое художественное явление лесковского сказа

Особое художественное явление лесковского сказа

В литературном Энциклопедическом словаре сказ определяется как «особый тип повествования, ориентированный на современную живую, резко отличную от авторской, монологическую речь рассказчика, вышедшего из какой-либо экзотической для читателя среды (бытовой, национальной, народной)» [8, с. 382].

Умело использовал «сказ» в своих произведениях Н. Лесков. Он, как никто другой из современников, владел даром рассказа. Как рассказчик он, пожалуй, занимает в современной литературе первое место.

Сказовая форма повествования ценна тем, что позволяет отразить в художественном произведении не только авторскую, но и другую позицию. Как пишет М.М. Бахтин, «в большинстве случаев сказ вводится именно ради чужого голоса, голоса социально определенного, приносящего с собой ряд точек зрения и оценок, которые именно и нужны автору» [1]. Герой-рассказчик, как в сказе вообще, так и в сказе Лескова в частности, «привносит в произведение свою, отличную от авторской, манеру мыслить, говорить, изображать то, что видит, переживать» [12]. На образах, созданных рассказчиком, лежит отпечаток личности его самого. Всех действующих лиц сказа мы воспринимаем через субъективную позицию сказителя, которая проявляется в тоне повествования, выборе художественных средств, через прямую или косвенную характеристику персонажей. Даже важным условием появления сказа является введение автором рассказчика, носителя речи, через призму сознания которого пропускается все действия. Однако не следует воспринимать эту «призму» как средство писателя, которое помогает лучше и удобнее скрывать свое собственное лицо. «Невмешательство» автора – на самом деле «иллюзия, намеренно создаваемая большим художником ради наиболее полного выявления индивидуально неповторимой авторской позиции» [7]. Автор, соблюдая видимую объективность повествования, оставляет за собой неограниченное право сатирических оценок, лукавого юмористически-снижающего подшучивания, иронической «похвалы», более сильной, чем прямое обличение.

Устраняясь из повествования, автор действительно как будто ограничивает свою роль тем, что записывает, «протоколирует» народный эпос. Однако не следует понимать это устранение буквально, поиск прототипов ведет к забвению эстетических аспектов творчества. Документальность лесковских произведений, по верному замечанию С. Дмитренко, лишь «иллюзия документальности» [5].

По мнению М.М. Бахтина, «…авторский замысел пользуется чужим словом в направлении его собственных устремлений» [1]. В произведениях Лескова нет того, по определению Г. Гуковского, «отвлеченно-всеобъемлющего автора», который присутствует, например, во многих произведениях Л.Толстого, автора, который «берет себе право все знать – и то, что случилось со всеми героями, и то, что они думают и чувствуют» [4]. Лесков же, напротив, строя все свое повествование на сказе, исключает собственное «всезнайство», не оставляет за собой последнего слова, его оценки неокончательны, небезусловны. Он позволяет рассказчику, обособленному от автора и имеющему свой взгляд на мир, самостоятельно представлять события. «В произведениях Лескова человек из народа получил возможность выразить свой внутренний мир, свой взгляд на жизнь в своем собственном слове, не прибегая к посредничеству автора-повествователя» [2]. Признавая автономность чужого сознания, отдавая права на овладение истиной герою-рассказчику, порой личности неинтеллектуальной, в высшей степени импульсивной, чуждой какому бы то ни было самоанализу, Лесков тем самым добивается объективной оценки.

Сказовая форма повествования ценна тем, что позволяет отразить в художественном произведении не только авторскую, но и другую позицию. Как пишет М.М. Бахтин, «в большинстве случаев сказ вводится именно ради чужого голоса, голоса социально определенного, приносящего с собой ряд точек зрения и оценок, которые именно и нужны автору» [1]. Герой-рассказчик, как в сказе вообще, так и в сказе Лескова в частности, «привносит в произведение свою, отличную от авторской, манеру мыслить, говорить, изображать то, что видит, переживать» [12]. На образах, созданных рассказчиком, лежит отпечаток личности его самого. Всех действующих лиц сказа мы воспринимаем через субъективную позицию сказителя, которая проявляется в тоне повествования, выборе художественных средств, через прямую или косвенную характеристику персонажей. Даже слова действующих лиц рассказчик передает «сословным языком» [13], носящим черты определенной общественной группы.

Воспроизведение сословного языка осуществляется в сказовом повествовании следующим образом: «рассказчик «вставляет» в свою речь два-три слова, чаще других употребляемых персонажем, или воспроизводит характерную для этого героя интонацию. В слова действующих лиц рассказчик передает «сословным языком» [13], носящим черты определенной общественной группы.

Лесков значительно углубил содержание сказа, открыл в нем новые художественные возможности. Изменение общего стилистического облика этой формы повествования в творчестве Лескова произошло прежде всего потому, что «сказ движется лишь по одной линии – от рассказчика к автору, хотя и может застывать и показываться на разных точках этой линии» [3]. Такую манеру повествования, когда точки зрения автора и рассказчика предельно сближаются, называют однонаправленным сказом [10]. Впервые об этом заговорили составители сборника «Поэтика сказа», впоследствии эта мысль была поддержана, например, Л.Озеровым, который отмечает сходство «я» Лескова и «я» рассказчика, например, в «Автобиографической заметке», в которой авторское мнение проявляется в полной мере, однако если присмотреться, то можно заметить, что оно перекликается с элементами сказового повествования других произведений Лескова. Перекликается прежде всего своей характерностью: «сказовое «я» максимально приближено к «я» писателя» [9].

Несмотря на близость точек зрения автора и рассказчика, их «однонаправленность», все-таки вопрос о проявлении авторских взглядов в произведении со сказовой формой повествования представляется сложным. Трудно уловить собственно авторское отношение к герою, ведь в произведении со сказовой формой повествования оно не проявляется непосредственно и открыто, а выражается опосредованно. Рассказчик в сказе не только субъект речи, но и объект речи, то есть в речи происходит его самораскрытие. «Сложность анализа заключается в том, что сам рассказчик как бы создается «через стиль» собственного повествования» [13]. Столкновение и взаимодействие мировоззрения автора с непосредственным мировосприятием героя из простонародья и есть та основа, на которой возникает особое художественное явление – лесковский сказ. В литературе втречаем разные классификации типов рассказчика в повестях Лескова: рассказчик – действующее лицо, рассказчик – наблюдатель, рассказчик – «активный наблюдатель»… По мнению В.Ю. Троицкого, «такое деление весьма условно, ибо трудно и зачастую бесполезно определять степень активности рассказчика в излагаемой жизненной истории» [13] С этим можно согласиться, так как судьба рассказчика в большинстве случаев является связующим звеном всего повествования, то есть его «активность» представляется вполне определенной. По верному замечанию Е.В. Душечкиной, «рассказчики либо повествуют о себе, что повышает достоверность их слов, либо ссылаются на сведения, услышанные от своих родных и знакомых» [6]. Вторая классификация, основанная на другом принципе, на наш взгляд, заслуживает большего внимания и тщательного рассмотрения. Автор предлагает выделить следующие типы: «рассказчик, повествующий свою историю автору; рассказчик, передающий свою историю в компании; рассказчик, повествование которого автор слушает со стороны, случайно» [13]. В основу данной классификации положен принцип, учитывающий количество слушателей, собеседников. Этот критерий является очень важным при построении речи, рассказа, что подтверждает, например, О.Б. Сиротинина: «С увеличением количества слушателей уменьшается возможность уловить немедленную реакцию каждого и, следовательно, возрастает забота о речи, еѐ точности, понятности, то есть речь становится продуманнее» [11]. Из этого следует, что количество слушателей во многом определяет полноту повествования рассказчика: чем дальше друг от друга рассказчик и слушатель (конечно, имеется в виду не расстояние, а взгляды), тем больше требуется поправок и дополнений для объективного и детального представления той или иной жизненной ситуации. Таким образом, ещѐ один «необходимый компонент сказовой формы повествования — слушатель-собеседник, наделенный той или иной степенью активности» [10]. В произведениях Лескова слушателю отводится особая роль. Во-первых, в качестве слушателя, как правило, выступает не один человек, а целая группа абсолютно разных людей, связанных лишь по воле случая. Например, в «Запечатленном ангеле» «жесточайшая поземная пурга» загнала «в одну кучу» дворян, купцов и крестьян, которые собрались на одиноком постоялом дворе. В рассказе «На краю света» за чайным столом собрались люди с разными взглядами на религию, с разным отношением к вере. В «Очарованном страннике» слушателей связывает совместное путешествие по Ладожскому озеру.

Такая множественность разнородных людей не случайна: Лесков акцентирует внимание на том, что все они «разных убеждений», духовно разделены. Например, в повести «Очарованный странник» прежде чем познакомить читателя с личностью и судьбой бывшего конэсера Ивана Северьяновича, господина Флягина, героя и рассказчика одновременно, автор меткими попутными замечаниями характеризует слушателей его «дивной истории». Для Лескова очень важно при введении в повествование героя не просто обозначить новое лицо, но представить его как можно полнее и обстоятельнее, охарактеризовать и по возможности дать оценку. Так, не остались незамеченным и «один из пассажиров, человек склонный к философским обобщениям и политической шутливости» (2), и «купец, человек солидный и религиозный» (2) – все интересны, потому что у каждого есть свой собственный взгляд на мир, на происходящее вокруг. Через призму этих разных точек зрения и происходит раскрытие характера этого «очарованного богатыря». «Автор «проводит» читателя сквозь целый ряд мнений о герое, чтобы окончательное (предложенное автором) прозвучало с наибольшей силой» [10]. Во-вторых, сопереживающие слушатели, которые спрашивают, просят, перебивают, сомневаются, не понимают, удивляются, являются собственно связующим звеном в повествовании. «Интенсивность духовного переживания героя-рассказчика (прошлое переживается им как настоящее) заставляет его то и дело останавливаться, замолкать» [10], роль слушателей – вернуть сказителя к повествованию.

В каждом рассказе Лескова имеет место свой рассказчик, который волей-неволей является непосредственным участником или просто наблюдателем происходящего и описываемого в произведении. Рассказы зачастую повествуют историю с долей юмора и иронии. В них речь идет о конкретных случаях или приключениях. Зачастую имела место контрастная композиция: Россия народная противостоит России императорской. Автор искренне раскрывал историческую правду в народном предании. Герои лесковских рассказов были далеки от святости и нравственности, часто выступали даже падшими на «дно» общества, например, проститутки и пьяницы. Мотивами сказа лесковских рассказов являлись удивительные способности русского народа; героический патриотизм; невежество, которое ограничивало возможности человека; преступное отношение властей к простому народу.

Лесков часто прибегал к использованию русских поговорок и пословиц, что значительно обогащало его рассказы. Завершающий период творчества Лескова характеризуется присутствием в сказе христианских мотивов и размышлений о смысле жизни и бытия человека. Однако это ни чуть не умаляет великий талант гениального автора.

Литература:

1. Бахтин М. Проблемы поэтики Достоевского. – Москва: Художественная литература, 1972. – С.470.

2. Видуэцкая И.П. Гоголь и Лесков (К вопросу о творческой преемственности) // Гоголь и литература народов Советского Союза. – Ереван: Изд-во Ереванского университета, 1986. – С.128-146.

3. Виноградов В.В. Проблема авторства и теория стилей. – Москва: Гослитиздат, 1961. – С. 614.

4. Гуковский Г.А. Реализм Гоголя. – Москва, 1962. – С.328.

5. Дмитренко С. Художественное сознание Лескова: постигнутое и постигаемое // Вопросы литературы. – 1985. №11. – С.217-239.

6. Душечкина Е.В. Н.С. Лесков и традиция русского святочного рассказа // Русский святочный рассказ: Становление жанра. – Санкт-Петербург: Языковой центр СПбГУ, 1995. – С.181-194.

7. Дыханова Б.С. «Запечатленный ангел» и «Очарованный странник» Н.С. Лескова. – Москва: Художественная литература, 1980. – С.174.

8. Литературная энциклопедия терминов и понятий / Под ред. А. Н. Николюкина. – Институт научной информации по общественным наукам РАН: Интелвак, 2001. – Стб. 989 – 1596 с.

9. Озеров Л. Поэзия лесковской прозы // В мире Лескова. – Москва: Советский писатель, 1983. – С. 261-289.

10. Поэтика сказа. / Е.Г. Мущенко, В.П. Скобелев, Л.Е. Кройчик и др. – Воронеж: Изд-во Воронежского университета, 1978. – С.286.

11. Сиротинина О.Б. Первые итоги специального изучения разговорной речи // Язык и общество. – Вып.2. – Саратов: Издательство Саратовского университета, 1970. – С.54-75.

12. Старыгина Н.Н. Методика анализа сказа (На материале повести Н.С. Лескова «Очарованный странник») // Жанр и композиция литературного произведения. – Петрозаводск, 1983. – С.70- 84

13. Троицкий В. Ю. Лесков-художник. – Москва: Наука, 1974. – 215 с.