Научно-практическая работа на тему "Пастернак и Цветаева. Роман в письмах"
Научно-практическая работа на тему "Пастернак и Цветаева. Роман в письмах"
Плеяда поэтов Серебряного века представлена несколькими замечательными именами, среди которых Цветаева и Пастернак - самые яркие. Эти имена в поэтическом мире неразрывно связаны. Хотя трудно найти более контрастных по своей сущности людей.
Вы уже знаете о суперспособностях современного учителя?
Тратить минимум сил на подготовку и проведение уроков.
Быстро и объективно проверять знания учащихся.
Сделать изучение нового материала максимально понятным.
Избавить себя от подбора заданий и их проверки после уроков.
Просмотр содержимого документа
«Научно-практическая работа на тему "Пастернак и Цветаева. Роман в письмах"»
Пастернак и Цветаева. Роман в письмах.
Плеяда поэтов Серебряного века представлена несколькими замечательными именами, среди которых Цветаева и Пастернак - самые яркие. Эти имена в поэтическом мире неразрывно связаны. Хотя трудно найти более контрастных по своей сущности людей.
Да, был такой удивительный год, был такой кусочек истории, момент в литературе, жизни, судьбе, когда два великих поэта, два удивительных человека - Марина Цветаева и Борис Пастернак - писали друг другу письма. Письма о жизни, о любви, о дружбе, о поэзии, о России, об истории....
Горячая эпистолярная дружба - любовь между Борисом Пастернаком и Мариной Цветаевой началась с июня 1922 года.
Как одно из средств человеческого общения письма имеют разное назначение. Они несут всевозможную информацию, они содержат размышления, наблюдения или выражают эмоции.
Отношения, завязавшиеся между обоими поэтами, не имели и не имеют себе подобных - они уникальны. Два человека - он и она! Равновозрастных, равномощных во врождённом и избранном, поэтическом призвании, разноязыких, живущих бок о бок в одно и то же время, в одном и том же городе и в нём эпизодически встречающихся, обретают друг друга лишь в непоправимой разлуке, лишь в письмах и стихах, как в самом крепком из земных объятий! «Это была настоящая дружба, подлинное содружество и истинная любовь, и письма, вместившие их, являют собой не только подробную и настежь распахнутую историю отношений, дел, дней самих писавших, но и автопортреты их, без прикрас и искажений». ( Так напишет впоследствии Ариадна Эфрон, дочь Марины Цветаевой.)
Книгу стихов “Сестра моя жизнь” Борис Пастернак послал из Москвы в Прагу в 1922 году с дарственной надписью: “ Несравненному поэту Марине Цветаевой - донецкой, горючей и адской”. Открыв неприглядную, всю в подтеках типографской краски бедную книгу, Цветаева ее уже не закрывала. Статью о поэзии Пастернака “Световой ливень”, первую в своей жизни, написала в три дня, отправила редактору русской новой книги Ященко, с припиской «Сократить ни слова не сможет». Статья о Пастернаке была для нее равна стихам: “Вы – явление природы”.
Цветаева считала, что Бог по ошибке создал Пастернака человеком. Задуман он был дубом, или кипарисом, или оленем, или тростником. Она не мыслила его ни воином, ни царем, все уходит в стихи. “Ваша книга - ожог, та - ливень, а эта - ожог, мне больно было, но я не дула.”
Но это было только началом истории, началом отношений, началом романа - романа эпистолярного, в ста письмах. По воздушным путям, через 20-е и 30-е годы. И как в каждом романе здесь были яркие вспышки.
Весной 1926 года Пастернак получил письмо из Германии, от отца. Леонид Осипович рассказал, что знаменитый поэт Райнер Мария Рильке восторженно отозвался о стихах его сына. Рильке прочитал его стихи, напечатанные в переводе на французский парижским журналом ” Конерс”. Райнер Мария Рильке был знаком с родителями Пастернака еще с 1899 года. Когда Пастернак впервые прочел стихи Рильке, в начале 10-х годов, они стали для него открытием новой поэтической системы. Уже среди записей в университетских тетрадях Пастернака начали появляться попытки переводов Рильке. И для Пастернака, и для Цветаевой Рильке стал идеалом поэта. «Великий, обожаемый поэт, я обязан вам основными чертами своего характера, всем складом душевной жизни, они созданы вами”.
Из письма отца Пастернак узнает, Рильке не только читал его стихи, но и находит их очень выразительными. «С разных сторон меня коснулась ранняя слава вашего сына Бориса» - пишет Рильке. Почти по дневниковому Пастернак записал свои ощущения: «В это время позвонили с улицы, я отпер дверь, подали заграничное письмо. Оно было от отца. Я углубился в чтение. Я отошел к окну и заплакал. Я не больше удивился бы, если бы мне сказали, что меня читают на небе».
В это же утро, перед получением письма, Пастернак читал поэму конца Цветаевой. И это совпадение его поразило. Письма Пастернака обрушивались на Цветаеву в течение трех месяцев чуть ли не ежедневно. А она, получив, благодаря удивительному бескорыстию Пастернака книги самого Рильке, вступила с ним в отдельную переписку. Пастернак же был вынужден переписываться с Рильке только через Цветаеву. У России не было дипломатических отношений со Швейцарией.
25 марта 1926 года он напишет Цветаевой: «Сильнейшая любовь на какую я способен, только часть моего чувства к тебе. Я люблю тебя так сильно, так вполне, что становлюсь вещим в этом чувстве, как купающийся в бурю, и мне надо, чтобы оно подмывало меня, клало на бок, подвешивало за ноги вниз головой».
Пастернак был заколдован совпадением их биографии и даже биографией их родителей. Ее мать тоже была музыкантшей, ученицей Рубинштейна. Ее отец тоже был профессором. Как нынче сказали бы, профессором искусствоведения. И музей изящных искусств, куда выходили окна квартиры Пастернаков, был воплощением его замысла. Царская семья торжественно открыла музей в 1912 году.
Чувство Пастернака к Цветаевой было особенным, глубже, чем восхищение и выше, чем влюбленность. Он полагал, что они вместе могут вернуть истории поколения, отпавшие от нее. Он считал их союз историческим. Цветаева же отнеслась к ситуации гораздо сдержаннее. Она не была готова жертвовать своим образом жизни даже ради оправдания их поколения. Она прислала свою фотокарточку, а еще фуфайку и тетрадь, в красивом кожаном переплете. Она внимательно отнеслась к делу. И она не хочет терять привязанность ни одного из поэтов. Они назначали друг другу встречи, через год, через другой.... «Для того чтобы соединиться, мы поедем вместе к Рильке».
Пастернак яснее и искреннее в письмах к Цветаевой. Она тоньше, точнее, афористичнее. Она хочет владеть умами и душами двух замечательных поэтов эпохи, отстранив их друг от друга, замкнув их только на себя. Он ревнует Рильке к ней. Он ревнует ее к Рильке. Она втягивает в этот странный, тяжелый, мучительный роман втроем и сознание Пастернака: «Нас поставило рядом, в том, чем мы проживем, в чем умрем и в чем останемся. Это фатально, это провода судьбы, это вне воли.
Сними ладонь с моей груди,
Мы провода под током…
Эти строки Пастернак обратит через 30 лет совсем к другой женщине.
Впрочем, у словосочетания «Сестра моя жизнь» впервые появится как название книги, посвященной Елене Виноградовой. А Марине Цветаевой в письме он напишет: «Ты такая прекрасная, такая сестра. Сестра моя жизнь». Женщина для Пастернака одна, воплощений множества. Но провода судьбы идут отсюда, от Марины Цветаевой.
Я готов это нести,
Наше остается нашим.
Я назвал это счастьем,
Пускай оно будет больно.
Он не хотел больше этой переписки, и одновременно жаждал ее. Цветаева обладала проницательным умом, и была превосходным поэтическим диагностом, и она жаждала того же. «Ногам для того, чтобы прямо идти нужна рука, протянутая навстречу. Ничья хвала и ничье признание мне не нужно, кроме вашего». Она всегда писала ему о его стихах то, что думала - правду. И нелицеприятную тоже. Более чем трезво и ясно она сообщает ему о его неудачах. Она острейшим образом реагирует даже на намек на светскую конъюнктуру. По сути, равно великие поэты - Цветаева и Пастернак, разговаривают в письмах обо всем - важном и вроде бы неважном. Цветаева жалуется на быт, действительно нелегкий, что в Чехии, что во Франции. Пастернак - на условия жизни в коммунальной квартире, бывшей родительской. Обращения к Цветаевой полны бытовых уподоблений. Цветаева пишет ему из Берлина, из Праги, из Парижа. Жизнь перемещает Цветаеву, бросает ее из места в место. И страшные напряжения сопровождают эти перемещения. «Борис, я живу фактически взаперти, у тебя хоть между редакцией и домом есть куски, отрывки тротуара, пространство. Я живу в котловине, задушенной холмами, крыша - холм, на холме лежа- туча, друзей у меня нет . Здесь не любят стихов, а вне стихов, что я? Негостеприимная хозяйка, молодая женщина в старых лохмотьях да еще и с мужской иронией. Ты не думай, что я живу за границей, я живу в деревне, с гусями и водокачками».
У Цветаевой все 24 часа рабочая жизнь в быту, и лишь минуты мгновения остаются на тетрадь, на стихи. Кстати, в эту тетрадь она пишет черновики писем Пастернаку, иначе бы мы никогда бы не прочли, ведь сами письма пропали в войну. Заветный сундучок с письмами Цветаевой забыла в электричке одна знакомая, которой Пастернак их доверил. Они иногда даже видят друг друга рядом.
«Сейчас я на рассвете ехал в город. В проходе трамвайного вагона, недалеко от меня, стояла женщина. Она могла быть Варей. Я глядел на нее и радовался пасмурному утру и московским домам, в лесах. Подмосковные дачи в серое осеннее утро выбрасывают на первые поезда такую кучу народа и вы тоже, как все, и спешите с ними на службу. Наивно, даже смешно какая такая служба в совучреждении могла бы быть у Цветаевой, но ведь трогательно?
У Цветаевой совсем иное видение Пастернака. Она вдруг видит его рядом с собой в Чехии, даже в ночном пристанционном небе, в горящих фонарях. Пастернак жалуется: « Хочется бросить стихи, совсем».
Она отвечает: «А потом что? С моста в реку? Да, со стихами, милый друг, как с любовью, пока она тебя не бросит. Ты же у лиры крепостной».
Взаимно понимание поэта поэтом. Бездонно, воздушное понимание, и дружба, и любовь. Все вместе - точность и тонкость, гибкость, и ясность - все это шло воздушными путями от поэта к поэту.
Смерть поэтов: Николая Гумилева, Александра Блока, Сергея Есенина, Владимира Маяковского, обведшая траурной каймой их любовную и яростную переписку, была предвестием гибели Марины Цветаевой. Но вот именно этого Пастернак и не почувствовал.
Переписка с Пастернаком на припеке исторического часа утомила Цветаеву, даже измучила. И тем более Цветаева ухватывается за повод, после писем о бесконечной любви к ней, он вдруг, даже не между прочим, заметил: «Мне что-то нужно сказать тебе о Жене. Я страшно по ней скучаю. В основе я ее люблю больше всего на свете».
Женя- это жена, Евгения Владимировна Пастернак. В этом как раз и проявлялась двойственность, мерцательность, если не сказать женственность его натуры. Раскрыть душу перед другом. Это было характерно и для его любовных, и для его дружеских, и для его общественных отношений. Выработавшая себе жизненным правилом, отойти в сторону, вместо того, чтобы бороться и ревновать, Цветаева пытается оборвать переписку. На самом деле конец переписки положит другое. Любовь, вспыхнувшая летом 1930-го года к Зинаиде Николаевне Нейгауз. Обо всем этом он обезоруживающе, искренно напишет Цветаевой. Со всей искренностью Пастернак представляет Цветаевой свою новую жену: « Просветлена инстинктом, неопорочена рассудком».
В общем, как он прямо скажет потом Зинаиде Николаевне в стихах второго рождения: «А ты прекрасна, без извилин».
У Цветаевой с извилинами все в порядке. «Я не любовная героиня Бориса, я по чести - герой труда - тетрадочного, семейного, материнского, пешего. Мои ноги - герои, и руки - герои, и сердце, и голова».
Дело не только в любви или в нелюбви. Цветаева безоглядна, и все ее хитрости сшиты белыми нитками. А Пастернак все - таки оглядчив, и в чувстве, не дав ему разгуляться , и в словах, сказанных Марине.
Они встретятся в Париже летом 1935, куда он приедет, вернее, его туда доставят. Пастернак приедет, чуть ли не силком привезут, и костюм соорудят, в поезд погрузят, и отправят этот живой поэтический груз в Париж, на антифашистский конгресс писателей. Его заставят поехать. Французские писатели удивились слабому составу советской группы писателей, ее срочно укрепили Пастернаком.
Цветаева станет уклоняться от встречи, вместо нее по Парижу Пастернака будут сопровождать муж Сергей Эфрон и дочь Аля. А последняя их встреча кончится так: он войдет, якобы за папиросами… Но пока что, приведем слова из последних послевстречных писем.
«Странные вещи, что ты меня не любишь мне все равно, а вот только вспомню твои колхозы и слезы. И сейчас плачу.» Это Пастернак, рекомендуя вернуться скажет ей в Париже: «Марина, ты полюбишь колхозы». Она: «Воспевать колхозы и заводы то же самое, что счастливая любовь. Но я не могу».
Она прозревает, как поэт и предвидит его травлю, его гибель, до которой она не доживет. Видит далеко, но будущее.
«Ничего ты не понимаешь, Борис, ты арфей, пожираемый зверями, сожрут они тебя. Тебя сейчас любят, потому что нет Маяковского, Есенина, ты чужое место занимаешь. Надо же кого-то любить. Но любя, ломают по своему образу и подобию. Тебя никакие массы любить не будут, так же как ты никаких масс любить не можешь. И по чести, судья твоим стихам, Борис, твоя совесть. Судья тебе твой локоть, твой висок, твоя тетрадь». Цветаева была провидицей не только судьбы Пастернака, но и собственной судьбы через него. Ее потрясло недочувствие Пастернака, когда по дороге на антифашистский конгресс, он не заехал повидаться с родителями, которых не видел много лет. Не заехал ни до и никогда уже не заехал после. В письме Цветаева задаст вопрос: « После того, как Пастернак поступил со своими отцом и матерью. Чего ей остается ждать от собственного сына? Удара в лицо?».
Их с Пастернаком развело не исчезновение чувства, напротив, чувство исчезло от того, что их в конце концов развело. «Между вами и нечеловеками, я была одна человеком. Не только потому, что Пастернак не поехал увидеть мать, но и потому, что она осталась одна. А Пастернак - с тем самым народом, с Россией, куда он рвался назад из Парижа. «Тоска по Родине, давно разоблаченная им самим. Мне совершенно все равно, где совершенно одинокой быть. По каким камням домой брести с базарной сумкой в дом, и не знающе, что мой дом, как госпиталь или казарма. Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст, и все равно, и все едино, но если по дороге куст встает, особенно рябина…»
И в Россию она вернулась вслед за Сергеем Эфроном, за дочерью, вместе с сыном, фактически на смерть всех, только Аля выжила в лагере, Пастернак был чуть ли не единственным, кто помогал ей с переводами, кто протянул руку помощи, кто принял ее, как родную. Пастернак узнает о самоубийстве Цветаевой в Елабуге. Спустя день, в Чистополе, где он был в эвакуации и куда Цветаеву не взяли работать судомойкой.
«Милый Борис, если бы мне всю Родину с ее Алтаем, Уралом, Кавказом и Борисом Пастернаком, как на ладони подали за согласие никогда больше не увидеть своих черновиков, я бы сказала - нет».
Остались стихи, поэмы, прозы и письма, больше, чем любовные…
Литература:
1.Воспоминания о Борисе Пастернаке. – М.: СП «Слово», 1993
2.Воспоминания о Марине Цветаевой. – М.: Сов. Писатель, 1992
3.Кудрова И.В. Версты, дали…: Марина Цветаева:1922-1939. – М.: Сов. Россия, 1991
4. Марина Цветаева "Стихотворения и поэмы" М. Изд. Правда 1991
5. Ариадна Эфрон "О Марине Цветаевой" М. Советский писатель 1989
6. Письма 1926 года Райнер Мария Рильке, Борис Пастернак, Марина Цветаева. Москва, Книга, 1990
7. Сгоревшая жутко и странно Российского неба звезда... М., Има - Пресс, 1990