Научная публикация "Советский художественно-идеологический дискурс и детская литература 20-х – начала 40-х гг. (на материале творчества А. Гайдара)"

Советский художественно-идеологический дискурс

и детская литература 20-х – начала 40-х гг.

(на материале творчества А. Гайдара)

И.К. Субботина (г. Санкт-Петербург)

Начало 20-х – начало 40-х гг. – время индустриализации и коллективизации, господства искусства, прославляющего социалистические идеалы. Инфантилизм, присущий литературе соцреализма, отмечают многие исследователи, фиксируя такие характерные черты, как сентиментальность, нравоучительность, просветительский пафос, максимализм.

Хотя при советской власти пристальное внимание цензоров было сосредоточено преимущественно на советской литературе для взрослого читателя, написание книг для детей также находилось под тщательным контролем правящей партии, в результате чего многие произведения остались в рукописях, а те, которые все же были изданы, подвергались критике в случае, если недостаточно содействовали делу коммунистического воспитания юных граждан.

Детская литература советской эпохи воспринимается неоднозначно. В какой-то степени она воздействовала на восприятие ребенком окружающего мира, затрагивала проблематику, характерную для «недетских» произведений. Так же, как и взрослая, советская детская литература не была однородна, более того, детские произведения разных лет XX века существенно отличались друг от друга. С приходом в детскую литературу таких мастеров художественного слова, как В.В. Маяковский, С.Я. Маршак, К.И. Чуковский, ситуация изменилась. Существенная разница между начальным периодом советской детской литературой и её последующим состоянием заключается в том, что теперь социальную и политическую тематику произведений поэты облачали в подлинно художественную форму. Социальную и политическую тему в художественном воплощении ввёл в поэзию для детей В.В. Маяковский. Он беседует с малышами об отваге, справедливости «Что такое хорошо и что такое плохо» (1925), открывал детям смысл происходящей в мире социальной борьбы («Конь-огонь» (1927), воспитывал любовь к труду «Кем быть?» (1929). В 30-е – 40-е гг. наступает расцвет советской детской литературы, написанной специально для детей. Ее большими достижениями стали стихи В. Маяковского, С. Маршака, К. Чуковского, С. Михалкова, повести А. Гайдара, Л. Кассиля, В. Каверина, сказки А. Толстого, Ю. Олеши. Симптоматично, замечает М. Берг, что высшим достижением в поле советской словесности 1930-х годов становится та детская литература, что осознала себя детской, – Чуковский, Маршак, обэриуты. Отрефлексированная позиция становится источником открытий, неотрефлексированная – заблуждений [Берг, 2005, Интернет-ресурс].

Талантливые детские писатели всячески пытались обходить идеологический крен соцреализма, стремились с помощью различных художественных средств продемонстрировать многогранность окружающего мира, преодолеть шаблонность характеров и поступков, рассказать об общечеловеческих ценностях: о доброте и благородстве, о честности и милосердии, о семейных радостях. «Поразительный факт, – пишет О.Р. Лацис. – Даже в книгах конца 30-х годов о шпионах, о врагах, обманывающих нас (Макаренко – «Флаги на башнях», Гайдар – «Военная тайна», «Судьба барабанщика»), даже в таких книгах главный мотив – не угрюмое слово «бдительность», оглушавшее нас в начале 50-х, а мысль о доверии к людям. Гайдар в этом особенно настойчив…» [Цит. по: Фатеев 2007].

В связи с тем, что художественно-идеологический дискурс (далее ХИД) – явление, затрагивающее широкий спектр социально-педагогических проблем, требуется его тщательное изучение с точки зрения способов воздействия на реципиента, в том числе и юного читателя, ребенка.

А.В. Фатеев приводит результаты проведенного в 1941 г. в г. Богородске анкетирования читателей повести А. Гайдара «Тимур и его команда», а также обсуждения «Повести о первой любви» Р.И. Фраермана и «Великого противостояния» Л.А. Кассиля. Реакции респондентов помогают реконструировать портрет адресата ХИД, моделируемого детской литературой 20-30-х гг. Так, в оценках образа Тимура юными респондентами «вера в торжество справедливости, победу добра над злом, нравственное чувство «не укради» сочетались с поддержкой действий, направленных на помощь даже незнакомым людям, попавшим в затруднительное положение» [Фатеев 2007]. Среди примеров мальчишеской доблести назывались следующие: обманный маневр тимуровцев, заманивших банду Квакина в ловушку, бескорыстная помощь семьям красноармейцев, поступок Тимура, который помог Жене встретиться с отцом. Пренебрежение запретом дяди на использование мотоцикла в глазах детей лишь усиливает отчаянность героя. «Дети нашли в Тимуре образец для подражания. 24% детей восхищались его организаторскими способностями и авторитетом среди сверстников. 31,8 % респондентов подчеркнули мальчишеские добродетели: честность, смелость, решительность, находчивость и настойчивость, великодушие, товарищество, стремление делать людям добро, заботливость» [Там же]. В образе Квакина многие узнали своих товарищей, многие поступки которых, однако, не вызвали единодушного осуждения. Лазание по чужим садам и мелкое воровство, курение респонденты не рассматривали в качестве серьезных проступков и высказывали стойкое убеждение, что герои обязательно исправятся под влиянием семьи и школы. Что касается жизненности изображенных А. Гайдаром персонажей, «65% детей чистосердечно признались: «Мальчиков, похожих на Тимура, мы еще не встречали». Ответы остальных разделились. Многие называли своих друзей, имевших одно-два качества, принадлежащих литературному образу. Другие ссылались на литературных и публицистических героев – детей, задержавших шпионов, на Павлика Морозова, героев гражданской войны и даже Гавроша. Зато 83% детей и подростков знали хулиганов типа Квакина и оценивали их отрицательно. Как бы подводя итог, одна семиклассница категорично заявила: «Я таких мальчиков ненавижу, так как в Советском Союзе не должны быть такие мальчики, как Мишка Квакин, а должны быть такие пионеры, как Тимур» [Там же].

Несмотря на идеологические цепи соцреализма, сковывавшие советскую детскую литературу, нельзя отрицать, что даже сегодня эта повесть является неотъемлемой частью сокровищницы русской литературы. «Политический подтекст произведений для детей не должен отпугивать современных педагогов, которые в погоне за несоветскими текстами забывают о настоящей советской классике. Во-первых, потому что этот подтекст вычитывают только свидетели событий советского прошлого или ученые, историки, филологи, культурологи. Во-вторых, потому что у таких произведений есть еще один уровень прочтения – философский. Тема вечных человеческих ценностей является в них стержневой и именно поэтому они остаются востребованными современными читателями» [Кондаков 2007: Интернет-ресурс].

Специфика восприятия ребенка диктует литературной личности, автору художественного произведения, свои правила, поэтому художественно-идеологический дискурс, рассчитанный на детскую аудиторию, имеет свои лингвориторические принципы, варьирующиеся, однако, в зависимости от типа литературной личности его продуцента. Отношение к творчеству А.П. Гайдара находится в постоянной динамике в зависимости от социополитической ситуации: от безоговорочного признания и возведения книг писателя в ранг лучших детских произведений до абсолютного отрицания их какой бы то ни было ценности. Причина этого явления заключается не только в заложенной в русской ментальности «любви к крайностям» (И.А. Стернин), но и в той смене социокультурных формаций, которую пережила Россия в ХХ в.

Литература

1. Берг М. Литературократия. – http://www.mberg.net/infantlit/. 2005.

2. Кондаков И.В. Детство как «убежище»: опыт советской детской литературы // Российский государственный гуманитарный университет (Заседание семинара «Культура детства: норма, ценности, практики» (01.06.2007 г.). – http://childcult.rsuh.ru/news.html?id=58596.

3. Фатеев А.В. Сталинизм и детская литература в политике номенклатуры СССР. – М.: МАКС Пресс, 2007.