Литературная композиция "...Моим стихам, как драгоценным винам настанет свой черед"

Цветаева Марина Ивановна (1892-1941гг)

...Моим стихам, как драгоценным винам Настанет свой черед.

М.Цветаева

Русская поэзия - наше великое духовное достояние, наша на­циональная гордость. Но многих поэтов и писателей забыли, их не пе­чатали, о них не говорили. В связи с большими переменами в нашей стране в последнее время, в нашем обществе многие несправедливо за­бытые имена стали к нам возвращаться, их стихи и произведения стали печатать. Это такие замечательные русские поэты, как Анна Ахматова, Николай Гумелев, Осип Мандельштам, Марина Цветаева. Чтобы узнать этих людей и понять то, почему их имена были на время забыты, надо вместе с ними прожить жизнь, посмотреть на нее их глазами, понять ее их сердцем. Из этой великолепной плеяды мне ближе и дороже образ М.И.Цветаевой, замечательной русской поэтессы и, как мне кажется очень душевного человека.

Марина Ивановна Цветаева родилась в Москве 26 сентября 1892 года. По происхождению, семейным связям, воспитанию она принадлежала к трудовой научно-художественной интеллигенции. Если влияние отца, Ивана Владимировича, университетского профессора и создателя одного из лучших московских музеев (ныне музея Изобрази­тельных Искусств), до поры до времени оставалось скрытым, подспуд­ным, то мать, Мария Александровна, страстно и бурно занималась вос­питанием детей до самой своей ранней смерти, - по выражению дочери, завила их музыкой: "После такой матери мне осталось только одно: стать поэтом".

Характер у Марины Цветаевой был трудный, неровный, неус­тойчивый. Илья Эренбург, хорошо знавший ее в молодости, говорит: "Марина Цветаева совмещала в себе старомодную учтивость и бун­тарство, пиетет перед гармонией и любовью к душевному косноязычию, предельную гордость и предельную простоту. Ее жизнь была клубком прозрений и ошибок".

Однажды Цветаева случайно обмолвилась по чисто ли­тературному поводу: "Это дело специалистов поэзии. Моя же специаль­ность - Жизнь". Жила она сложно и трудно, не знала и не искала по­коя, ни благоденствия, всегда была в полной неустроенности, искрене утверждала, что "чувство собственности" у нее "ограничивается деть­ми и тетрадями". Жизнью Марины с детства и до кончины, правило во­ображение. Воображение взросшее на книгах. Красною кистью Рябина зажглась Падали листья Я родилась.

Спорили сотни Колоколов День был субботний Иоанн Богослов

Мне и доныне Хочется грызть Красной рябины Горькую кисть.

Детство, юность и молодость Марины Ивановны прошли в Моск­ве и в тихой подмосковной Тарусе, отчасти за границей. Училась она много, но, по семейным обстоятельствам, довольно бессистемно: сов­сем маленькой девочкой - в музыкальной школе, потом в католических пансионах в Лозане и Фрайбурге, в ялтинской женской гимназии, в московских частных пансионах.

Стихи Цветаева начала писать с шести лет (не только по-русски, но и по-французски, по-немецки), печататься - с шестнад­цати. Герои и события поселились в душе Цветаевой, продолжали в ней свою "работу". Маленькая, она хотела, как всякий ребенок, "сделать это сама". Только в данном случае "это" было не игра, не рисование, не пение, а написание слов. Самой найти рифму, самой записать что-нибудь. Отсюда первые наивные стихи в шесть- семь лет, а затем - дневники и письма.

В 1910 году еще не сняв гимназической формы, тайком от семьи, выпускает довольно объемный сборник "Вечерний альбом". Его заметили и одобрили такие влиятельные и взыскательные критики, как В.Брюсов, Н.Гумелев, М.Волошин.

Стихи юной Цветаевой были еще очень незрелы, но подкупали своей талантливостью, известным своеобразием и непосредственностью. На этом сошлись все рецензенты. Строгий Брюсов, особенно похвалил Марину за то, что она безбоязненно вводит в поэзию "повседнев­ность","непосредственные черты жизни", предостерегая ее, впрочем, опасности впасть в "домашность" и разменять свои темы на "милые пустяки": "Несомненно талантливая Марина Цветаева может дать нам настоящую поэзию интимной жизни и может, при той легкости, с какой она, как кажется, пишет стихи, растратить все свои дарования на не­нужные, хотя бы и изящные безделушки".

В этом альбоме Цветаева облекает свои переживания в лирические стихотворения о не состоявшейся любви, о невозвратности минувшего и о верности любящей:

Ты все мне поведал - так рано! Я все разглядела - так поздно! В сердцах наших вечная рана, В глазах молчаливый вопрос ...

Темнеет... Захлопнули ставни, Над всем приближение ночи... Люблю тебя призрачно- давний, Тебя одного - и на век!

В ее стихах появляется лирическая героиня - молодая девуш­ка, мечтающая о любви. "В ечерний альбом" - это скрытое посвящение. Перед каждым разделом - эпиграф, а то и по два: из Ростана и Биб­лии.

Таковы столпы первого возведенного Мариной Цветаевой зда­ния поэзии. Какое оно еще пока ненадежное, это здание; как зыбки его некоторые части, сотворенные полудетской рукой. Немало инфан­тильных строк - впрочем, вполне оригенальных, ни на чьи не похожих: - "Кошку завидели, курочки Стали с индюшками в круг..." Мама у сонной дочурки Вынула куклу из рук.

("У кроватки").

Но некоторые стихи уже предвещали будущего поэта. В первую очередь - безудержная и страстная "Молитва", написанная поэтессой в день семнадцатилетия, 26 сентября 1909 года: Христос и Бог! Я жажду чуда Теперь, сейчас, в начале дня! О, дай мне умереть, покуда Вся жизнь как книга для меня.

Ты мудрый, ты не скажешь строго: "Терпи еще не кончен срок". Ты сам мне подал - слишком много! Я жажду сразу- всех дорог!

Люблю и крест, и шелк, и каски, Моя душа мгновений след... Ты дал мне детство - лучше сказки И дай мне смерть- в семнадцать лет!

Нет она вовсе не хотела умереть в этот момент, когда писа­ла эти строки; они - лишь поэтический прием.

Марина была очень жизнестойким человеком ("Меня хватит еще на 150 миллионов жизней!"). Она жадно любили жизнь и, как положено поэту-романтику, предъявляла ей требования громадные, часто - непо­мерные.

В стихотворении "Молитва" скрытое обещание жить и творить: "Я жажду всех дорог!". Они появятся во множестве - разнообразные дороги цветаевского творчества.

В стихах "Вечернего альбома" рядом с попытками выразить детские впечатления и воспоминания соседствовала недетская сила, которая пробивала себе путь сквозь немудренную оболочку зарифмован­ного детского дневника московской гимназистки. "В Люксембургском саду", наблюдая с грустью играющих детей и их счастливых матерей, завидует им: "Весь мир у тебя", - а в конце заявляет: Я женщин люблю, что в бою не робели Умевших и шпагу держать, и копье,- Но знаю, что только в плену колыбели Обычное- женское- счастье мое!

В "Вечернем альбоме" Цветаева много сказала о себе, о сво­их чувствах к дорогим ее сердцу людям; в первую очередь о маме и о сестре Асе.

"Вечерний альбом" завершается стихотворением "Еще молит­ва". Цветаевская героиня молит создателя послать ей простую земную любовь.

В лучших стихотворениях первой книги Цветаевой уже угады­ваются интонации главного конфликта ее любовной поэзии: конфликта между "землей" и "небом", между страстью и идеальной любовью, между стоминутным и вечным и - мире - конфликта цветаевской поэзии: быта и бытия.

Вслед за "Вечерним альбомом" появилось еще два стихот­ворных сборника Цветаевой: "Волшебный фонарь" (1912г.) и "Из двух книг" (1913г.) - оба под маркой издательства "Оле- Лукойе", домаш­него предприятия Сергея Эфрона, друга юности Цветаевой, за которого в 1912 году она выйдет замуж. В это время Цветаева - "великолепная и победоносная" - жила уже очень напряженной душевной жизнью.

Устойчивый быт уютного дома в одном из старомосковских переулков, неторопливые будни профессорской семьи - все это было поверхностью, под которой уже зашевелился "хаос" настоящей, не детской поэзии.

В тому времени Цветаева уже хорошо знала себе цену как по­эту (уже в 1914г. она записывает в своем дневнике: "В своих стихах я уверена непоколебимо"), но ровным счетом ничего не делала для то­го, чтобы наладить и обеспечить свою человеческую и литературную судьбу.

Жизнелюбие Марины воплощалось прежде всего в любви к Рос­сии и к русской речи. Марина очень сильно любила город, в котором родилась, Москве она посвятила много стихов: Над городом отвергнутым Петром, Перекатился колокольный гром.

Гремучий опрокинулся прибой Над женщиной отвергнутой тобой.

Царю Петру, и вам, о царь, хвала!

Но выше вас, цари: колокола.

Пока они гремят из синевы - Неоспоримо первенство Москвы.

- И целых сорок сороков церквей Смеются над горды нею царей!

Сначала была Москва, родившаяся под пером юного, затем мо­лодого поэта. Во главе всего и вся царил, конечно, отчий "волшеб­ный" дом в Трехпрудном переулке:

Высыхали в небе изумрудном

Капли звезд и пели петухи.

Это было в доме старом, доме чудном...

Чудный дом, наш дивный дом в Трехпрудном,

Превратившийся теперь в стихи.

Таким он предстал в этом уцелевшем отрывке отроческого стихотворения. Дом был одушевлен: его зала становилась участницей всех событий, встречала гостей; столовая, напротив, являла собою некое пространство для вынужденных четырехкратных равнодушных встреч с "домашними", - столовая осиротевшего дома, в котором уже не было матери. Мы не узнаем их стихов Цветаевой, как выглядела за­ла или столовая, вообще сам дом, - "на это есть архитектура, даю­щая". Но мы знаем, что рядом с домом стоял тополь, который так и остался перед глазами поэта всю жизнь: Этот тополь! Под ним ютятся Наши детские вечера Этот тополь среди акаций, Цвета пепла и серебра...

Позднее в поэзии Цветаевой появится герой, который пройдет сквозь годы ее творчества, изменяясь во второстепенном и оставаясь неизменным в главном: в своей слабости, нежности, зыбкости в чувс­твах. Лирическая героиня наделяется чертами кроткой богомольной женщины:

Пойду и встану в церкви И помолюсь угодникам О лебеде молоденьком.

В первые дни 1917 года в тетради Цветаевой появляются не самые лучшие стихи, в них слышатся перепевы старых мотивов, го­ворится о последнем часе нераскаявшейся, истомленной страстями лирической героини.

В наиболее удавшихся стихах, написанных в середине января - начале февраля, воспевается радость земного бытия и любви: Мировое началось во мне кочевье:

Это бродят по ночной земле - деревья, Это бродят золотым вином - грозди, Это странствуют из дома в дом - звезды, Это реки начинают путь - вспять! И мне хочется к тебе на грудь - спать.

Многие из своих стихов Цветаева посвящает поэтам современ­никам: Ахматовой, Блоку, Маяковскому, Эфрону. ...В певучем граде моем купола горят, И Спаса светлого славит слепец бродячий... - И я дарю тебе свой колокольный град, Ахматова! - и сердце свое в придачу.

Но все они были для нее лишь собратьями по перу. Блок в жизни Цветаевой был единственным поэтом, которого она чтила не как собрата по "старинному ремеслу", а как божество от поэзии, и которому, как божеству, поклонялась. Всех остальных, ею любимых, она ощущала соратниками своими, вернее - себя ощущала собратом и соратником их, и о каждом считала себя вправе сказать, как о Пушкине: "Перья навостроты знаю, как чинил: пальцы не присох­ли от его чернил!". Творчество лишь одного Блока восприняла Цветае­ва, как высоту столь поднебесную - не отрешенность от жизни, а очи- щенностью ею; что ни о какой сопричастности этой творческой высоте она, в "греховности" своей, и помыслить не смела - только коле- ноприклонением стали все ее стихи, посвященные Блоку в 1916 и 1920-1921 годах.

Зверю - берлога, Страннику - дорога, Мертвому - дроги. Каждому свое.

Женщине - лукавить, Царю - править, Мне славить Имя твое.

Марина Цветаева пишет не только стихи, но и прозу. Проза Цветаевой тесно связана с ее поэзией. В ней, как и в стихах, важен был факт, не только смысл, но и звучание, ритмика, гармония частей. Она писала: "Проза поэта - другая работа, чем проза прозаика, в ней единица усилия - не фраза, а слово, и даже часто - мое."

Однако в отличие от поэтических произведений, где искала емкость и локальность выражения, в прозе же она любили распространить, пояснить мысль, повторить ее на разные лады, дать слово в его синонимах.

Проза Цветаевой создает впечатление большой масштабности, весомости, значительности. Мелочи как таковые, у Цветаевой просто перестают существовать, люди, события, факты - всегда объемны. Цве­таева обладала даром точно и метко рассказать о своем времени.

Одна из ее прозаических работ посвящена Пушкину. В ней Марина пишет, как она впервые познакомилась с Пушкиным и что о не м узнала сначала.Она пишет, что Пушкин был ее первым поэтом, и перво­го поэта убили.Она рассуждает о его персонажах. Пушкин "заразил" Цветаеву словом любовь. Этому великому поэту она также посвятила множество стихов:

Бич жандармов, Бог студентов, Желчь мужей, услада жен, Пушкин в роли - монумента? Гостя каменного? - он.

Вскоре свершилась Октябрьская революция, которую Марина Цветаева не приняла и на поняла. С нею произошло по истине роковое проишествие. Казалось бы, именно она со всей своей бунтарской на­турой своего человеческого и поэтического характера могла обрести в революции источник творческого одушевления. Пусть она не сумела бы понять правиль революцию, ее цели и задачи, но она должна была по меньшей мере ощутить ее как могучую и безграничную стихию.

В литературном мире она по-прежнему держалась особняком. В мае 1922 года Цветаева со своей дочерью уезжает за границу к мужу, который был белым офицером. За рубежом она жила сначала в Берлине, потом три года в Праге; в ноябре 1925 года она перебралась в Париж. Жизнь была эмигрантская, трудная, нищая. Приходилось жить в пригороде, так как в столице было не по средс­твам.

Поначалу белая эмиграция приняла Цветаеву как свою, ее охотно печатали и хвалили. Но вскоре картина существенно измени­лась. Прежде всего для Цветаевой наступило жесткое отрезвление. Бе­лоэмигрантская среда, с мышиной возней и яростной грызней всевоз­можных "фракций" и "партий", сразу же раскрылась перед поэтессой во всей своей жалкой и отвратительной наготе. Постепенно ее связи с белой эмиграцией рвутся. Ее печатают все меньше и меньше, некоторые стихи и произведения годами не попадают в печать или вообще остают­ся в столе автора.

Решительно отказавшись от своих былых иллюзий, она ничего уже не оплакивала и не придавалась никаким умилительным воспомина­ниям о том, что ушло в прошлое. В ее стихах зазвучали совсем иные ноты:

Берегитесь могил: Голодней блудниц! Мертвый был и сенил: Берегитесь гробниц!

От вчерашних правд В доме смрад и хлам. Даже самый прах

Подари ветрам!

Дорогой ценой купленное отречение от мелких "вчерашних правд" в дальнейшем помогло Цветаевой трудным, более того - мучи­тельным путем, с громадными издержками, но все же прийти к постиже­нию большой правды века.

Вокруг Цветаевой все теснее смыкалась глухая стена одино­чества. Ей некому прочесть, некого спросить, не с кем порадоваться. В таких лишениях, в такой изоляции она героически работала как по­эт, работала не покладая рук.

Вот что замечательно: не поняв и не приняв революции, убе­жав от нее, именно там, за рубежом, Марина Ивановна, пожалуй впервые обрела трезвое знание о социальном неравенстве, увидела мир без каких бы то ни было романтических покровов.

Самое ценное, самое несомненное в зрелом творчестве Цвета­евой - ее неугасимая ненависть к "бархотной сытости" и всякой пош­лости. В дальнейшем творчестве Цветаевой все более крепнут са­тирические ноты. В то же время в Цветаевой все более растет и укрепляется живой интерес к тому, что происходит на покинутой Роди­не. "Родина не есть условность территории, а принадлежность памяти и крови, - писала она. - Не быть в России, забыть Россию - может бояться только тот, кто Россию мыслит вне себя. В ком она внутри - тот теряет ее лишь вместе с жизнью". С течением времени понятие "Родина" для нее наполняется новым содержанием. Поэт начинает пони­мать размах русской революции ("лавина из лавин"), она начинает чутко прислушиваться к "новому звучанию воздуха".

Тоска по России, сказывается в таких лирических стихот­ворениях, как "Рассвет на рельсах", "Лучина", "Русской ржи от меня поклон", "О неподатливый язык ...", сплетается с думой о новой Ро­дине, которую поэт еще не видел и не знает, - о Советском Союзе, о его жизни, культуре и поэзии.

Покамест день не встал С его страстями стравленными, Из сырости и шпал Россию восстанавливаю.

Из сырости - и свай, Из сырости - и серости. Пока мест день не встал И не вмешался стрелочник.

Из сырости - и стай... Еще вестями шалыми Лжет вороная сталь Еще Москва за шпалами!

К 30-м годам Марина Цветаева совершенно ясно осознала рубеж,отделивший ее от белой эмиграции. Важное значение для понима­ния поэзии Цветаевой, которую она заняла к 30-м годам, имеет цикл "стихи к сыну". Здесь она во весь голос говорит о Советском Союзе, как о новом мире новых людей, как о стране совершенно особого скла­да и особой судьбы, неудержиморвущейся вперед - в будущее, и в само мироздание - "на Марс".

Ни к городу и ни к селу - Езжай, мой сын, в свою страну,- В край - всем краям наоборот! Куда назад идти - вперед Идти,- особенно - тебе, Руси не видавшие.

Нести в трясущихся горстях: "Русь - это прах, чти- этот прах!" От неиспытанных утрат Иди - куда глаза глядят!

Нас родина не позовет!

Езжай, мой сын, домой - вперед -

В свой край, в свой век, в свой час - от нас-

В Россию - вам, в Россию - масс,

В наш - час - страну! В сей - час - страну!

В на - Марс - страну! В без - нас страну!

Русь для Цветаевой - достояние предков, Россия - не более как горестное воспоминание "отцов", которые потеряли родину, и у которых нет надежды обрести ее вновь, а "детям" остается один путь - домой, на единственную родину, в СССР. Столь же тверждо Цветаева смотрела и на свое будущее. Она понимала, что ее судьба - разделить участь "отцов". У нее захватало мужества признать историческую правоту тех, против которых она так безрассудно восставала.

Личная драма поэтессы переплеталась с трагедией века. Она увидела звериный оскал фашизма и успела проклясть его. Последнее, что Цветаева написала в эмиграции, - цикл гневных антифашистских стихов о растоптанной Чехославакии, которую она нежно и преданно любила. Это поистине "плач гнева и любви", Цветаева теряла уже на­дежду - спасительную веру в жизнь. Эти стихи ее, - как крик живой, но истерзанной души:

О,черная гора, Затягившая весь свет! Пора - пора - пора Творцу вернуть билет.

Отказываюся - быть В Бедламе - нелюдей Отказываюсь - жить С волками площадей.

На этой ноте последнего отчаяния оборалось творчество Цве­таевой. Дальше осталось просто человеческое существование. И того - в обрез.

В 1939 году Цветаева восстанавливает свое советское гаржданство и возвращается на родину. Тяжело ей дались эти семнад­цать лет на чужбине. Она мечтала вернуться в Россию "желанным и жданным гостем". Но так не получилось. Личные ее обстоятельства сложились плохо: муж и дочь подвергались необоснованным репрессиям. Цветаева поселилась в Москве, готовила сборник стихотворений. Но тут грянула война. Превратности эвакуации забросили Цветаеву снача­ла в Чистополь, а затем в Елабугу. Тут-то ее и настигло одиночест­во, о котором она с таким глубоким чувством сказала в своих стихах. Измученная, потерявшая веру, 31 августа 1941 года Марина Ивановна Цветаева покончила жизнь самоубийством. Могила ее затерялась. Долго пришлось ожидать и исполнения ее юношеского пророчества, что ее стихам "как драгоценным винам настанет свой черед".

Марину Цветаеву - поэта не спутаешь ни с кем другим. Ее стихи можно безошибочно узнать - по особому распеву, неповоротным ритмам, необщей интонацией. С юношеских лет уже начала сказываться особая цветаевская хватка в обращении со стихотвореным словом, стремление к афористической четкости и завершенности. Подкупала также конкретность этой домашней лирики.

Привсей своей романтичности юная Цветаева не поддалась соблазнам того безжизненного, мнимого многозначительного декаденс- кого жанра. Марина Цветаева хотела быть разнообразной, она искала в поэзии различные пути.

Марина Цветаева - большой поэт, и вклад ее в культуру русского стиха XX века значителен. Наследие Марины Цветаевой велико и трудно обозримо. Среди созданного Цветаевой, кроме лирики - сем­надцать поэм, восемь стихотворных драм, автобиографическая, ме­муарная, историко-литературная и философско-критическая проза.

Ее не впишешь в рамки литературного течения, границы ис­торического отрезка. Она необычайно своеобразна, трудноохватима и всегда стоит особняком.

Одним близка ее ранняя лирика, другим - лирические поэмы; кто-то предпочитет поэмы - сказки с их могучим фальклорным разли­вом; некоторые станут поклонниками проникнутых современных звучани­ем трагедий на античные сюжеты; кому- то окажется ближе философская лирика 20-х годов, иные предпочтут прозу или литературные письмена, вобравшие в себя неповторимость художественного мироощущуния Цвета­евой. Однако все ею написанное объединено пронизывающей каждое сло­во могучей силой духа.

"Цветаева - звезда первой величины. Кощунство кощунств - относиться к звезде как к источнику света, энергии или источнику полезных ископаемых. Звезды - это всколыхающая духовный мир челове­ка тревога, импульс и очищение раздумий о бесконечности, которая нам непостижима..." - так отозвался о творчестве Цветаевой, поэт Латвии О.Вициетис. Мне кажется, что время увидело Марину Цветаеву, признало ее нужной и позвало. Она пришла уверенно, ее позвал ее час, ее настоящий час. Теперь видно - в чем и насколько она была впереди.

■і

ЛИТЕРАТУРА

1. Марина Цветаева. Избранное. М, "Просвящение" 1989г.

2. Марина Цветаева. Стихотворения. Поэмы. М., "Советская Россия" 1988г.

3. Марина Цветаева. Стихотворения. Поэмы. Драматические произведения. М., "Художественная литература" 1990г.