Исследователи XIX века о ментальных особенностях восточно-слявянских и коренных народов Северного Кавказа

Исследователи XIX века о ментальных особенностях восточнославянских и коренных народов Северного Кавказа

Соломянный В.Д., преподаватель высшей категории ГБОУ СПО СК «Ставропольский базовый медицинский колледж»

Описание северокавказскими исследователями XIX века нравов славянских переселенцев и коренных народов позволяет глубже понять сложный процесс взаимодействия и взаимопроникновения разных социокультурных миров. Изучение особенностей их историописания, проявляющих­ся в конструкции текста, использовании источников, отборе фактов и характере логических построений, дает возможность судить не только о ментальном своеобразии различных народов, но и об отношении к ним самих исследователей. Будучи непосредственными участниками процесса межкультурного взаимодей­ствия, они сами, не осознавая того в полной мере, прокладывали дорогу к его научному осмыслению.

В северокавказских источниках можно найти порой диаметрально противоположные оценочные суждения историописателей о националь­ном характере коренных народов. Такое несовпадение взглядов было обусловлено и сложностью самого процесса взаимодействия славянских переселенцев с северокавказскими народами, и влиянием на исследова­телей официальной точки зрения властей, и различием их собственных мировоззренческих установок. Однако, как правило, исследователи, глубоко изучавшие историю и быт коренных народов, стремились дать более объективную, чаще положительную характеристику особенно­стей их национального характера.

Так, например, И.В. Бентковский опровергает официальную аттеста­цию 1845 года, данную властями ногайцам Калаусо-Джембулуковского приставства, как народу «корыстолюбивому, хитрому, недоверчивому, мстительному, склонному к обманам, воровству и выучившемуся упо­треблению горячительных напитков». Он пишет: «Словом, ногайцы отличались постоянством, трудолюбием и предприимчивостью. Если к этим характеристическим чертам прибавить еще безусловную трез­вость, то едва ли можно требовать больше от народа, предоставленного собственному самовоспитанию и своим умственным силам» [1]. Недо­верчивость между народами автор считает естественной, объясняя ее различиями исторических и религиозных традиций.

Между славянскими переселенцами и коренными народами Се­верного Кавказа, особенно в период колонизации края, складывались противоречивые отношения вражды - сотрудничества. Уважительное отношение к инородцам характерно для историописателей из среды во­енных. В экстремальной ситуации они лучше других узнавали о нравах своих соперников.

Явное уважение к черкесскому народу высказывает генерал-майор Л.В. Симонов в своем историческом очерке «Один из потомков Нашебурского полка». Он пишет: «К тому же, вообще говоря, адыге-черкесы одарены хорошими способностями ума, свободолюбивы, храбры и го­рячо преданы свободе и родине. Уважали старших настолько, что брат вставал перед братом. Многоженство, допускаемое Кораном, не существовало и женшина пользовалась уважением... При всем этом горцы бывали деликатны в обращении и разговорах; ловкие, красивые, облада­ли изяществом вкуса и манер и любили пение, музыку и танцы» [2]. Да­лее автор восхищается одеждой, военным снаряжением и ремесленным искусством черкесов.

Однако, Л.В. Симонов не идеализирует черкесов и находит у них недостатки как личные, так и в общественном строе, объясняя их тем, что «черкесы прежде всего были не швейцарцы или американцы». В то же самое время, автор очерка считает неосторожным и совершен­но необоснованным выражение, брошенное в одной из патриотических статей - «не вышедшие из первобытного состояния».

Напряженные отношения между калмыками и русскими пересе­ленцами являются одной из важных сюжетных линий в исследователь­ской работе Я.П. Дуброва «Быт калмыков Ставропольской губернии до издания закона 15 марта 1892 года». Автор приводит многочисленные примеры взаимной вражды, пытается понять ее причины и найти пути решения этой острой проблемы.

Вытеснение калмыков в степь русскими крестьянами и взаимное воровство часто приводило к кровавым столкновениям. Однако, более глубокие причины враждебности русских и калмыков Я.П. Дуброва ви­дит в непрофессионализме администрации и корысти местной знати. Он пишет: «Общими усилиями «возделывателей на культуру калмыков» достигну­то в конце концов то, что калмыки не только ни на шаг не двинулись вперед в деле социально-экономического своего развитая, но напротив - пригнетенные разными нойонами, попечителями, опекунами, приста­вами и др., обобранные ими и разными пришельцами - обнищали, нрав­ственно извратились, потеряли веру в справедливость и человечность официальных и неофициальных «возделывателей», стали в неприязнен­ные отношения к «культуртрегерам», ... устраняя все то, что могло бы сблизить их с соседним русским населением» [3].

Исследователь показывает всю глубину падения этого некогда гордого, дикого и властного народа. Вот только некоторые его характе­ристики: «Беспорядок, неряшество, грязь, полное отсутствие понятия о чистоплотности - можно назвать родной стихией нашего калмыка»; «Калмык ест все и во всяком виде, не исключая даже и падали»; «Водку пьют не только мужчины, но в такой же степени и женщины; пьют даже девушки и дети»; «По характеру своему, в особенности в отношениях с русским!, калмык хитер, скрытен, недоверчив, крайне мстителен, … к власть имущим раболепен до отвращения»; «Есть, пить, спать, пьян­ствовать составляет жизненный идеал калмыков» [4]. Все эти и другие отрицательные стороны в характере калмыков Я.П.Дуброва объясняетотношением к ним русских крестьян и чиновников и не относит к их на­циональным особенностям. Глубинные же черты национального харак­тера проявлялись у калмыков в общении друг с другом. Между своими они были откровенны, щедры, всегда готовы прийти на помощь даже в ущерб своим интересам. К положительным качествам Я.П.Дуброва относит также их уважительное отношение к жене и редкое у других инородцев целомудрие у женщин и, особенно, у девушек. Однако, в конечном счете, он связывает возрождение калмыков с созданием условий для их экономического подъема и установлением добрососедских отношений с русскими переселенцами.

Описание нравов и обычаев коренных народов северокавказскими историописателями, особенно военными, имеет одну характерную особенность - безусловное уважение ими соперников и, одновременно, - признание своей более высокой цивилизованности по сравнению с ними. Так, на­пример, П.Л. Короленко, служивший в управлении Черноморской кор­донной линией, ментальность черкесов оценивает под углом зрения военно­го: «Характер у черкесов очень вспыльчивый: если ему нанесет обиду словом или делом неприятность, кровь ударит в лицо, глаза выкатываются вверх и зажигаются блеском огня»[5]. Осуждению подвергается и такой рас­пространенный, особенно в военное время, порок, как воровство. Ди­ким, по его мнению, является обычай кровной мести. К положительным чертам характера черкесов историописатель относит гостеприимство и уважение к старости, их музыкальность. Автор «Записок» подчеркивает также красивую внешность черкесов. Таким образом, описание нравов и обычаев черкесов у П.П. Короленко имеет логику военного противо­стояния, формирующую идеологический подтекст о правомерности по­корения русскими этого свободолюбивого народа.

Представление о нравственных качествах славянских переселенцев формировалось у П.П. Короленко как на основе собственных наблюде­ний, так и в результате использования других источников, среди которых немаловажное значение имели архивные документы. В своей работе «К истории колонизации Закубанского края в 1865 - 1867 гг.», он приводит отчет комиссии, изучавшей все стороны быта поселенцев нагорных ста­ниц, в котором, наряду с изложением выводов о санитарных условиях, состоянии путей сообщения и положении в сельском хозяйстве, дастся характеристика нравственных качеств поселенцев этих станиц. «Нрав­ственные качества поселенцев, - говорится в документе, - на довольно низкой степени; главные причины тому разнородные элементы, состав­ляющие население станиц, обеднение жителей, дошедшее до нищеты, сильная болезненность и смертность, отсутствие церквей, отвращение от гор, хотя впрочем, довольно объясняемое для бывших жителей равнин, и утрата всякой надежды на улучшение своего быта» [6] Как видно из этого документа, комиссия ставит под сомнение распространенное сре­ди историописателей европоцентристское представление о нравствен­ном превосходстве славянских поселенцев над инородцами и предлагает специальные меры по исправлению недостатков. Ибо каким примером аборигенам могут служить деморализованные и нищие поселенцы, на ко­торых правительством возлагалась культуртрегерская миссия.

Е. Максимов доказывает, что многолетнее совместное проживание с коренными народами Северного Кавказа имело своим следствием из­менения в национальном характере русских. Совершенно обособленная организация, общение с беспокойными соседями, удаленность от рус­ского населения порождало у казаков особый уклад жизни, формирую­щий у них дух исключительности и замкнутости. Это обстоятельство порождало такие негативные последствия, гак недоверие ко всякому русскому человеку, мешавшее переселенческому движению, а также консерватизм в хозяйственной жизни. Вместе с тем, ощущение замкну­тости симулировало у них сплоченность и взаимопомощь, порождало гордость за своих героических предков и умение преодолевать любые трудности [7].

Формированию особого славянского этнокультурного типа в по­граничной области способствовали и межнациональные браки. На этот фактор указывает в своем исследовании истории терского казачества И. Попко: "Гребенская женщина, во множестве случаев была местного горского происхождения. Она сообщила гребенцу увесистому русскому человеку, легкую стать и живые черты южного аборигена, а сама за­имствовала от него рост и мускульную силу и мужественный характер русской женщины" [8].

Вместе с тем, следует отметить, что северокавказские исследователи, обращая внимание на перенимание славянскими поселенцами опы­та и культурных традиций коренных народов Кавказа и даже некоторое изменение их внешности, в тоже самое время не находили утраты их национальной идентичности. Главным связующим началом в тех условиях, по мнению И. Попко. могло быть только православное вероисповедание. Характеризуя условия жизни терских казаков, он по этому поводу замеча­ет, что «... если бы гребенское общество старых времен не требовало от вступавших в него иноверцев принятия христианского закона, то едва ли сохранило бы оно вполне свою русскую народность...» [9]

Северокавказские историописатели, не умаляя нравственных до­стоинств инородцев, все-таки в большинстве своем прямо или косвенно поддерживали идею о нравственном превосходстве славянских этносов, которую четко выразил А.П. Берже: «Все жители русского царства принадлежат к различным племенам, из которых славянское племя как по своему нравственному влиянию, так и по числу, есть главное» [10]. Они приводят многочисленные примеры высокой нравственности славян­ских переселенцев.

Так, например, И.Д. Попко выражает уверенность в том, что даже в условиях военного противостояния возможно проявление благородства к заблуждающемуся противнику. С целью обуздания воровства среди самих горцев, казаки строго соблюдали приказ не принимать в обмен на свои товары краденных животных и другие предметы, поскольку это вело к обнищанию населения горских аулов. Историописатель самым высоким слогом выражает восхищение казаками: «Честь и слава русско­му оружию и русскому правительству!»; «Будем справедливы к Черно­морцам, верным и добросовестным исполнителям благах намерений правительства»; «Есть между горцами люди, которые разумеют и ценят наше великодушие в борьбе с ними и нашу рыцарскую разборчивость в средствах» [11].

Осознание своего превосходства над инородцами не мешало сла­вянским переселенцам приспосабливаться к их порядкам. И.Д. Попко пишет о том, что терские казаки знали местные языки, «а в способности применяться к чужим нравам и обычаям русский человек никогда не имел недостатка» [12].

Таким образом, в северокавказских текстах XIX века отрази­лось стремление исследователей постичь духовный склад славянских переселенцев и коренных народов, с которыми им нужно было находить общий язык. Одним из способов позволявших лучше понять дух ино­родцев было изучение их нравов и обычаев.

Библиографический список

1. Бентковский И.В. Историко-статистическое обозрение инородцев - маго­метан, кочующих в Ставропольской губернии.- Ставрополь, 1883. С. 85.

2. Симонов Л.В. Один из потомков Нашебурского полка. //Кубанский сбор­ник. /Под ред. С.В. Руденко. Т. 12,- Екатеринодар. 1906. С. 132.

3. Дуброва Я.П. Быт калмыков Ставропольской губернии до издания закона 15 марта 1892 года. Казань, 1898. С. 45-46.

4. Там же. С. 54,55,69.70.74.

5. Короленко П.П. Записки о черкесах,- Екатеринодар. 1908. С.36.

6. Короленко П.П. К истории колонизации Закубанского края в 1865 - 1867 гг.//Сборник сведений о Северном Кавказа./Под ред. А.С. Собриевского. Т.1. - Ставрополь, 1906. С. 14.

7. Максимов Е. Терское казачье войско,- Владикавказ, 1890. С. 161-162.

8. Попко И. Терские казаки с стародавних времен. - СПб., 1880. С. 116.

9. Там же. С. 128.

10. Берже А.П. Живописный альбом народов России.- СПб., 1880. СЛ.

11. Попко И. Терские казаки с стародавних времен. - СПб., 1880. С.267-268.

12. Там же. С. 53.