Аллюзии в речи известных деятелей

Введение

В настоящее время в связи с господствующим положением теории интертекстуальности в сфере лингвокультурологии и литературоведении, возрос интерес исследователей к проблеме включения в текст элементов, обладающих высокой аллюзивной плотностью.

Актуальность исследования определяется, во-первых, антропоцентрической парадигмой современной лингвистической науки, в центре внимания которой находится личность носителя языка (языковая личность). Во-вторых, в центре новейших исследований по филологии оказалось явление интертекстуальности, базирующееся на понятиях прецедентных текстов и прецедентных имен как свернутых мнемонических программ последних.

Говоря об идентификации стилистического приема аллюзии, следует отметить, что среди исследователей нет единой точки зрения по данной проблеме. Мы понимаем под аллюзией наличие в тексте элементов, функция которых состоит в указании на связь данного текста с другими текстами или же отсылке к определенным историческим, культурным и биографическим фактам. Такие элементы можно считать маркерами или репрезентантами аллюзии, а тексты и факты действительности, к которым осуществляется отсылка, – денотатами аллюзии. Такая интерпретация аллюзии характерна для работ И. Р. Гальперина и И. В. Арнольд.

Цель работы – проанализировать выступления политических деятелей, содержащие аллюзии. В процессе исследования нами были поставлены следующие задачи:

1. дать определение аллюзии и раскрыть специфику механизма аллюзии;

2. выявить место аллюзии среди других приемов цитатной речи;

3. исследовать аллюзивный процесс с позиций автора и реципиента сообщения.

Теоретической базой исследования послужили основополагающие работы как отечественных, так и зарубежных лингвистов. Помимо упомянутых выше работ И.Р. Гальперина и И.В. Арнольд, проблемой аллюзии занимались А.А. Потебня, В.В. Виноградов, Э. Сепир.

Материалом исследования послужил спектр англоязычных печатных изданий 1991 – 2003 гг.

Методы исследования. В работе нашли своё применение синхронический подход с элементами диахронического, описательно-аналитический метод, трансформационный метод, квантитативный метод, а также общенаучные
методы наблюдения, моделирования и интерпретации.

1. Аллюзия и специфика аллюзивного механизма

Аллюзия – это наличие в тексте элементов, функция которых состоит в указании на связь данного текста с другими текстами или же отсылке к определенным историческим, культурным и биографическим фактам. Такие элементы называются маркерами, или репрезентантами аллюзии, а тексты и факты действительности, к которым осуществляется отсылка, называются денотатами аллюзии. Аллюзию, денотатом которой являются «внетекстовые» элементы, т.е. события и факты действительного мира, иногда называют реминисценцией.

Она представляет собой прием текстообразования, заключающий­ся в соотнесении создаваемого текста с каким-либо прецедент­ным фактом — литературным или историческим. Аллюзия — это намек на известные обстоятельства или тексты. Содержащие ал­люзию высказывания помимо буквального смысла имеют второй план, заставляющий слушателя обратиться к тем или иным воспо­минаниям, ощущением, ассоциациям. Текст как бы приобретает второе измерение, «вставляется» в культуру, что и породило тер­мин «вертикальный контекст».

Пристальный интерес к явлению интертекстуальности (термин Ю.Кристевой) побудил исследователей изучить лингвистический механизм аллюзии. Составлением типологий интертекстуальных элементов заняты такие лингвисты, как Н.А.Фатеева, И.В.Арнольд, А.Е.Супрун, В.П.Москвин, У.Хебель, В.Хайнеманн, Г.Вайзе и Н.С.Олизько. На основе проведенного анализа теоретической литературы, посвященной проблеме цитатной речи, мы считаем возможным представить следующую схему ее элементов (См. Схема 1):

В определении И.В.Арнольд, аллюзия – «прием употребления какого-нибудь имени или названия, намекающего на известный литературный или историко-культурный факт» - это стилистическая фигура референциального характера, опирающаяся на экстралингвистические пресуппозиции говорящего и слушающего, автора и читателя, на историко-культурный компонент их фоновых знаний. Индикаторами «аллюзивного процесса», получившего подробное освещение в работе Л.А.Машковой, могут служить неравноценные в лингвистическом плане языковые единицы: слово, словосочетание, высказывание. Классификация аллюзий может быть основана на таких критериях, как: 1) источник аллюзии (литературные, библейские, мифологические, исторические, бытовые); 2) степень известности аллюзивного факта; 3) наличие или отсутствие национальной окраски.

По содержанию аллюзии подразделяются на историчес­кие и литературные. Первые строятся на упоминании исторического события или лица. Литературные аллюзии основаны на включении цитат из прецедентных текстов (часто в измененном виде), а также на упоминании названия, персонажа какого-либо ли­тературного произведения либо эпизода из него. Встречаются и сме­шанные аллюзии, обладающие признаками как исторической, так и литературной аллюзии: «После августа девяносто первого в одно мгновение не стало трех китов, на которых все держалось: рухнула партия, развалилось союзное государство, приказала долго жить со­циалистическая ориентация. Все смешалось в России» (из речи посла США в Российской Федерации).

В газетных текстах используются следующие разновидности литературной аллюзии:

1. Литературные цитаты-реминисценции, имена персонажей, названия произведений и т. д.

2. Видоизмененные высказывания ученых, политиков, деяте­лей культуры и т. д.

3. Библеизмы (факты, имена, фразы из Ветхого и Нового завета).

4. Цитаты, в том числе трансформированные, из популярных песен.

5. Измененные названия теле- и видеофильмов, фразы из по­пулярных фильмов и телепрограмм, рекламы.

6. Трансформированные крылатые выражения.

7. Названия живописных полотен, скульптур и других произ­ведений искусства.

Разумеется, здесь перечислены далеко не все разновидности литературной аллюзии. Но и по приведенным примерам видно, что вертикальный контекст в печати нередко строится из компонентов так называемой массовой культуры. Это вполне естественно для данной сферы общения: пресса ориентирована на массового адре­сата. Последнее, несомненно, сказывается на «качестве» аллюзий: ведь для того, чтобы разгадать «аллюзийный ребус», нужно понять смысл аллюзии и хотя бы приблизительно знать ее источник.

И все же в печати часто встречаются сложно построенные, эстетически привлекательные, насыщенные глубоким смыслом ал­люзии. Такие аллюзии чаще всего многофункциональны: они раз­двигают временные рамки и расширяют культурное пространство текста; обогащают его смысловыми и эмоциональными оттенками (в том числе создают предпосылки для возникновения у читателя разнообразных ассоциаций); служат средством выражения оценки и создания комического эффекта; используются для усиления ар­гументации; наконец, способствуют формированию имиджа жур­налиста как человека высокой культуры.

Как и вообще в прессе, в сфере создания и использования ал­люзий в печати наряду с тенденцией к экспрессивности (которая здесь, несомненно, является ведущей) действует и тенденция к стандартизованности. Все сказанное об аллюзиях еще раз под­тверждает вывод В. Г. Костомарова о природе языка, прессы: «Яв­ным отличием газетного языка служит то, что вследствие высокой и интенсивной воспроизводимости отдельных вырабатываемых средств языка он как раз не претендует на их закрепление и, напротив, императивно тяготеет к их непрерывному обновлению».

Понятие фоновой информации тесно связано с более широким и многозначным понятием имплицитной или, проще, подразумеваемой информацией. Исследователи включают в него и прагматические предусловия текста, и ситуацию речевого общения, и основанные на знании мира пресуппозиции, представляющие собой компоненты высказывания, которые делают его осмысленным, и импликации, и подтекст, и так называемый вертикальный контекст и аллюзии, символы, каламбуры, и прочее неявное, скрытое, добавочное содержание, преднамеренно заложенное автором в тексте.

Эти, сложные, порою противоречивые и разно трактуемые лингвистические и семантические понятия требуют отдельного исследования. Для переводоведения важно осмыслить современные представления о фоновых знаниях и фоновой информации, подтексте и вертикальном контексте.

Подтекст как особая лингвистическая категория стал интенсивно изучаться с середины XX века, хотя представления о нем сформировалось на рубеже XIX-XX веков. Этот художественный прием называли тогда «вторым диалогом». В традиционном понимании - это второй параллельный смысл устного или письменного высказывания, обусловленный языковой системой или целями и замыслом автора. Иначе говоря, подтекст - это имплицитный, скрытый смысл, который сосуществует с явно выраженным, эксплицитным смыслом в одном и том же высказывании и который должен быть понят рецептором. Подтекст (он мог бы именоваться как аллюзивный текст или аллюзив) раскрывается с помощью содержащихся в тексте материальных языковых индикаторов. Именно они открывают доступ к скрытой информации.

Типы и виды подтекста весьма разнообразны. Подтекстовое содержание может соотноситься со сферой языка, литературы, фольклора, мифологии (это все филологический подтекст), с самой действительностью, социальной средой (исторической и современной), с событийными, бытовыми фактами и т. п. Классификации могут опираться на содержание подтекста, на его функции (познавательные, пародийные, сатирические, иронические, эзоповы, эмоционально-экспрессивные, характеристические, оценочные и др.), на способ образования, на типы индикаторов и т. п.

1. Место аллюзии среди других приемов цитатной речи

Аллюзия, как отмечают многие лингвисты, служит центральным механизмом построения вертикального контекста, на основе которого выстраиваются импликация и подтекст. В работах лингвистов проблема подтекста не находит однозначной трактовки. Проведя анализ существующих определений подтекста, мы пришли к заключению, что подтекст – это объективация скрытого смысла сообщения в результате анализа взаимодействия концептуальных структур лексических единиц, составляющих его горизонтальный контекст.

Понятиям импликации и подтекста противостоит явление пресуппозиции, изучаемое в области логики языка. Контексты, содержащие пресуппозицию, оказываются информативно беднее контекстов с импликацией и подтекстом в силу жестко детерминированной однозначно восстанавливаемой связи между осложненным и достраиваемым элементами. Подтекст на основе аллюзии оказывается информативно богаче благодаря своей ассоциативной природе и различным коннотациям, сопровождающим аллюзивные элементы. Рассмотрим множественность интерпретаций и коннотаций акклюзивного имени собственного "Robin Hood" (Робин Гуд) в следующих примерах:

• благородство:

A 'Cartoon Camp' – the party envisioned and run by Jeff Kilpatrick, young man, cartoonist, and, essentially, Robin Hood ('The Fishtown Star', New Kensington, 2002).

• родное, близкое душе:

It began to seem almost the essential clue; the wild old outlaw, hiding behind the flamboyant screen of his outrageous behaviour and his cosmopolitan influences, was perhaps as simply and inalienably native as Robin Hood (J. Fowles, 'The Ebony Tower', P. 101).

• шляпа с пером:

So far, the only thing he had bought was a Robin Hood hat with a picture of Rumfoord on one side and a picture of a sailboat on the other, and with his own name stitched on the feather (K.Vonnegut Jr., 'The Sirens of Titan', P. 236).

• зеленый камзол:

One shiny, podgy, prosperous little man in a sporty linen suit of Robin Hood green, working far too conscientiously for a Saturday (J. Le Carre, 'The Honourable Schoolboy', P. 133).

Как видно из примеров, ситуации, знаком которых является одно и то же акклюзивное имя собственное (АИС), могут совершенно не пересекаться, не иметь общих семантических множителей (далее СМ), что увеличивает вероятность неоднозначной интерпретации акклюзивного имени собственного в тексте.

Контексты, основанные на семантической идентификации, составляют 2,6% от общего числа контекстов нашей выборки, содержащих АИС. Малочисленность данной группы контекстов объясняется концептуальной сложностью семантики АИС. Подобные контексты образуются прецедентными именами с опорой на их наиболее вероятностные импликации. Примером данного вида контекстов может служить отрывок из речи У.Черчилля.

Dr. Maurice Rosenau, in his 'Pan-Galactic Humbug or Three Billion Dupes', says: "Winston Niles Rumfoord, the interstellar Pharisee, Tartuffe, and Cagliostro, has taken pains to declare that he is not God Almighty" (K.Vonnegut Jr., 'The Sirens of Titan', P.239).

Тартюф – персонаж комедии Мольера "Тартюф, или обманщик", заимствованный им из арсенала итальянской комедии масок (обнаруживаются ассоциации со старофранцузским truffe – обман). Граф Алессандро Калиостро (1734 –1795) – итальянский авантюрист). Как видно из комментария, АИС "Tartuffe" и "Cagliostro" принадлежат лицам, получившим репутацию лжецов. Процедуры компонентного анализа доказывают совпадение концептуальных структур анализируемых АИС.

В связи со сложностью концептуальной структуры АИС, сопровождающие аллонимы покрывают лишь часть их семного состава, поэтому синтагматические оппозиции, образуемые АИС – это оппозиции, построенные на включении, т.е. привативные в пользу АИС (за исключением тех случаев, когда аллонимом выступает другое АИС).

Особенность контекстов с семантической редупликацией АИС состоит в том, что АИС, как правило, противостоят не отдельно оформленные лексические единицы, а словосочетания. Так, в общей массе примеров контекст содержит семантическую редупликацию имени в форме одной лексической единицы в 15,9% выявленных корреляций, в форме словосочетания в 33,7% и в форме развернутого предложения в 21,8% случаев. Это подчеркивает семантическую сложность АИС как разряда лексики, их содержательную наполненность, тяготение к передаче качественной характеристики.

Множественность смыслов и объемность коннотаций, свернутых в структуре одного АИС, определяют его емкость, а низкочастотность АИС акцентирует на них внимание реципиента, выделяя наиболее существенные ориентиры в тематической сетке текста (термин И.В.Арнольд).

Кроме участия в ключевых словах текста-реципиента АИС-символы проявляют тенденцию к образованию фразеозначения в составе устойчивых фразеологических единств (далее ФЕ). Проведя анализ ФЕ, зарегистрированных в "Англо-русском фразеологическом словаре" А.В.Кунина, основанных на использовании ИС, мы можем сделать следующее заключение. Во-первых, нами выявлена ограниченная производность ИС в сфере фразеологизмов (за исключением высоко социализированных имен). Выявленная особенность является закономерностью функционирования низкочастотной лексики.

Во-вторых, обращает на себя внимание использование наиболее частотных АИС, обладающих ярко выраженной национальной окраской, в составе выражений с пометой "сленг" или отрицательные коннотации большинства ФЕ, построенных на основе таких ИС (напр., do an Adam and Eve (v) sl - ходить обнаженными ('ABC of Dirty English', P.71]). В-третьих, очевидна эвфемистическая функция прецедентных имен-участников ФЕ, которая объясняется снятием резко отрицательных эмоций, вызываемых каким-либо социально не одобряемым явлением, за счет употребления в отношении него самых знакомых, понятных, "родных" имен. В-четвертых, ФЕ образуются на базе наиболее частотных прецедентных имен. Основой значения ФЕ выступает сильный импликационал ИС, что объясняет частое отсутствие контекстов, содержащих семантический повтор ассоциативного значения ИС, в некоторых случаях сжатость таких контекстов, или же редупликацию элементов коннотативного компонента значения ИС. Наконец, анализ ФЕ на основе ИС топонимов и антропонимов указывает на повышенную ассоциативность последних.

Образование переносного значения АИС происходит также с участием грамматических средств: артиклей, категории числа, словообразовательных элементов. Грамматические средства выступают механизмами, обеспечивающими семантический сдвиг. Их употребление вызывает переконфигурацию компонентов семантики АИС, способствуя их функционированию в качестве средств вторичной номинации. Данный факт подтверждает мысль о тесной связи между различными уровнями языка, в частности, грамматического и семантического.

Мы можем сделать вывод о функции артиклей как ограничителей объема понятия, содержащегося в слове. Неопределенный артикль указывает на родовую принадлежность, т.е. нестрогое соответствие двух референтов (при наличии отдельных общих признаков эти референты могут отличаться в остальном наборе СМ). Определенный же артикль, напротив, приравнивает два референта, как обладающие идентичным набором СМ, устанавливая тем самым их строгое соответствие друг другу. Неопределенный артикль указывает на общность рода; определенный артикль – на общность вида. Проследим на примере влияние неопределенного артикля на семантику АИС:

I don't pretend to be a great painter," he said. "I'm not a Michael Angelo, no, but I have something (W.S.Maugham, 'The Moon and Sixpence', P. 70).

Хотя Дёрк Стрёв, герой романа У.С.Моэма "Луна и грош", не преувеличивал своей значимости в мире искусства, он считал себя в некотором смысле оригинальным. Высказывание "I'm not a Michael Angelo" может трактоваться как "я не великий художник", где АИС "a Michael Angelo", модифицированное неопределенным артиклем, указывает на наивысший уровень обобщения образа великого деятеля эпохи Ренессанса, а именно, его величие и выдающийся талант.

Следующий пример иллюстрирует роль определенного артикля в создании имплицитного значения АИС:

So a toast to Mel Brooks, mad genius behind "The Producers"; Julia Roberts for her Oscar win; Harry Potter, the millenium's new Merlin; and to all the others, who worked their magic when we needed it most ('People', 2002).

Первый номер журнала "Пипл" за 2002 год делает обзор достижений года минувшего в сфере искусства. Как отмечает журнал, Гарри Поттер, безусловно, заслужил титул волшебника Мерлина нового тысячелетия. Определенный артикль, с которым употребляется АИС "Merlin", устанавливает отношения полной идентичности двух сопоставляемых личностей (величие + направление деятельности (магия) + положительные коннотации).

Отметим также, что АИС имеют выраженную тенденцию к переходу в разряд прилагательных, что подчеркивает предикативный характер ИС, их тяготение к передаче качественной характеристики предмета.

1. Аллюзивный процесс

Одной из неотъемлемых характеристик аллюзии является ее направленность на реципиента, получателя текстовой информации. Так, ещё А. А. Потебня отмечал, что условие уместности аллюзии «заключается в том, чтобы она и для говорящего и для слушающего была понятна». Доступность материала, на который делается аллюзия, является по существу единственной гарантией идентификации аллюзии в тексте, поскольку она обычно вводится в художественное повествование без ссылок, объяснений и, как правило, не выделяется формальными маркерами. Таким образом, в отличие от других образных средств художественной изобразительности, в которых предполагается установление ранее неизвестных связей между объектами, в аллюзии, наоборот, необходима определенная степень знания связей между описываемыми объектами.

Вследствие этого, аллюзии, в большинстве своем, соотносятся с фактами, в том или ином плане ставшими значимыми и приобретшими известность у значительного круга людей. Причины, вызывающие подобную популярность, могут быть самыми разнообразными. Для литературной аллюзии, очевидно, имеют немаловажное значение эстетико-художественные достоинства произведения – источника аллюзивного факта, яркая репрезентация художественного смысла-образа, благодаря чему последний приобретает непреходящую ценность. Известность мифологических и библейских фактов зависит от роли, которую религиозно-нравственные установки играют в жизни отдельно взятой лингвокультурной общности. Влиянием на жизнь и мировоззрение людей объясняется известность некоторых исторических лиц и событий. Тем не менее, наблюдения показывают, что знание аллюзивного факта, особенно если он уходит вглубь веков, по объективным причинам в настоящее время носит лимитированный характер, что затрудняет локализацию и декодирование аллюзий в тексте.

Известно, что в случае языкового общения основой для декодирования полученной информации служит «знание говорящими локализованных культурных феноменов, с которыми соотносятся словесные знаки». В этой связи характерно известное высказывание В. В. Виноградова о том, что « в той мере, в какой слово содержит в себе указание на предмет, необходимо для понимания языка знать обозначаемые словами предметы, необходимо знать весь круг соответствующей культуры».

Если говорить о списке тематических источников аллюзии, то в большинстве своем они принадлежат той области фактов культуры, которую можно назвать общечеловеческой или «гуманитарной» культурой. К ним следует причислять знания современных иностранных и классических языков, литературных цитат, Библии, мифологии. Огромную роль в формировании фоновых знаний играют современные средства массовой информации, особенно интернет. В этой связи можно отметить, что обилие поступающей информации образует поверхностный слой знаний, в памяти остаются лишь мимолетные впечатления и осколки знаний и идей, что приводит к образованию так называемой «мозаичной культуры».

Реальная вероятность того, что аллюзия в художественном произведении может остаться фактически неопознанной, подтверждается все более часто встречающимися разъяснительными комментариями, сопровождающие художественные тексты предыдущего века, не говоря о произведениях более раннего периода.

По справедливому замечанию писателя Р. Грейвза в его предисловии к новому изданию "The Greek Myth”, в настоящее время от читателя не ожидают, что он может обладать всем спектром знаний о Дедале, Антигоне или Лаокооне. Даже традиционное для Англии знание Библии на сегодняшний день не является всеобщим.

Наблюдения свидетельствуют, что писатели, заведомо обладающие глубокой эрудицией в названной сфере знаний, помимо аллюзивного заглавия, стараются использовать аллюзии лишь на наиболее известные факты, боясь остаться непонятыми.

Американским исследователем Г. Тернером было высказано мнение, что аллюзии в художественных произведениях – умирающее искусство, не способное более вызывать понимание читателя. Это мнение отчасти справедливо в отношении аллюзий на факты общечеловеческой культуры, отделенные от современности значительным хронологическим интервалом.

Вместе с тем следует принимать во внимание, что страноведческие фоновые знания, столь существенные для функционирования аллюзий, – явление историческое, связанное с историческим развитием той или иной лингвокультурной общности. Вследствие этого существуют, очевидно, фоновые знания, обладающие абсолютной ценностью и долголетием, не зависимым от времени их появления.

Несомненно, что знания о выдающихся фактах национальной и общечеловеческой культур, должны являться частью культурного тезауруса представителей конкретного национального общества и облегчать задачу декодирования аллюзий на подобные факты в художественных произведениях. Таким образом, опасения относительно жизнеспособности аллюзий представляются преувеличенными.

Однако тенденция к использованию аллюзий на самые известные «гуманитарные» факты подтверждает предположение о том, что писатели в явной форме осознают существование страноведческих фоновых знаний и ориентируются на них в своем творчестве не только интуитивно, но и вполне сознательно.

Это предположение подтверждается и ориентацией современных писателей на употребление аллюзий, соотносящихся с такой недолговечной с точки зрения абсолютной продолжительности, но, тем не менее, неотъемлемой частью актуальных фоновых знаний, как сведения типа модных песенок, рекламных слоганов, имен музыкантов, актеров, фактов жизни кумиров публики.

Отмечаемые тенденции употребления аллюзий именно на те факты, сведения о которых входят в актуальный объем фоновых знаний, как сведения массовой культуры, заставляет прийти к следующему выводу: в отличие от более или менее произвольного употребления других стилистических приемов, использование аллюзий является социальнообусловленным и в значительной степени предопределенным теми актуальными фоновыми знаниями, которыми обладает конечное звено системы передачи информации «писатель – аллюзия – читатель».

Социализация АИС и закрепление метафорического значения за его семантикой происходит в процессе речевого употребления имени, в частности, в художественных и публицистических текстах. Разные цели публицистического стиля (ясность, краткость) и художественной прозы (многослойность смысла, эстетичность) обусловили особенности функционирования в них АИС. Остановимся подробнее на этих отличиях.

1. АИС, используемые в публицистическом стиле, - в большинстве имена персоналий современности и высоко социализированные АИС, тогда как художественный текст тяготеет к АИС, отсылающим к историческим персоналиям. Классические АИС более употребительны в публицистических статьях на политические и экономические темы. В художественном тексте часто фигурируют редкие АИС, среди которых встречаются и профессионализмы (например, роман Дж. Фаулза "Башня из черного дерева", изобилующий АИС-профессионализмами из сферы искусства).

2. Публицистическая аллюзия семантизируется через меньший по объему контекст (в силу ограниченного пространства газетной статьи и большей определенности газетной информации), чем аллюзия в художественном тексте, которая может затрагивать разные уровни текстовой композиции.

3. Наблюдается функциональное размежевание АИС в художественном и публицистическом текстах. Несмотря на идентичный набор функций, своеобразие каждого стиля откладывает отпечаток на выдвижение роли той или иной функции. Художественный текст использует потенциал АИС в образовании многомерности смысла, поэтому основными функциями АИС в этом тексте выступают функция создания подтекста, текстообразующая функция, связанная с участием АИС в роли ключевых слов произведения, а также экспрессивная, символическая и интегрирующая функции. Для публицистического текста в связи с преобладанием в нем общей волюнтативной направленности, основанной на передаче общественно значимых стереотипов, основными функциями АИС являются идеологическая, функция передачи специфики национального менталитета, эвфемистическая функция, связанная с особенностями языка дипломатии, и полемическая функция, основанная на создании эффекта иронии.

Расшифровка аллюзий, как и любого интертекстуального отношения, предполагает наличие у автора и читателя некоторых общих знаний, порою весьма специфических. Нередко писатели в своих произведениях строят аллюзии, апеллируя к текстам, написанным на разных языках и принадлежащим разным литературам, что осложняет поиски денотата аллюзии.

Иногда основой аллюзивного отношения оказывается сама техника построения фразы, строфы или целостной композиции. Таким образом, как маркером, так и денотатом аллюзии становится непосредственно языковая структура текста, причем нередко происходит взаимодействие различных уровней текстовой организации. Установка на параллелизацию графической или синтаксической конструкции в поэзии почти всегда имеет глубинную подоплеку.

Отражением описанных выше процессов (символизации, перехода в другие части речи, апеллятивизации, закрепления за ИС фразеозначения и др.) и высшим этапом социализации ИС является их включенность в словари общеупотребительной лексики.

Заключение

Аллюзия (лат. allusio — шутка, намёк) — стилистическая фигура, содержащая явное указание или отчётливый намёк на некий литературный, исторический, мифологический или политический факт, закреплённый в текстовой культуре или в разговорной речи.

Она представляет собой прием текстообразования, заключающий­ся в соотнесении создаваемого текста с каким-либо прецедент­ным фактом — литературным или историческим. Аллюзия — это намек на известные обстоятельства или тексты. Содержащие ал­люзию высказывания помимо буквального смысла имеют второй план, заставляющий слушателя обратиться к тем или иным воспо­минаниям, ощущением, ассоциациям. Текст как бы приобретает второе измерение, «вставляется» в культуру, что и породило тер­мин «вертикальный контекст».

Индикаторами «аллюзивного процесса» могут служить неравноценные в лингвистическом плане языковые единицы: слово, словосочетание, высказывание. Классификация аллюзий может быть основана на таких критериях, как: 1) источник аллюзии (литературные, библейские, мифологические, исторические, бытовые); 2) степень известности аллюзивного факта; 3) наличие или отсутствие национальной окраски.

Подтекст (он мог бы именоваться как аллюзивный текст или аллюзив) раскрывается с помощью содержащихся в тексте материальных языковых индикаторов. Именно они открывают доступ к скрытой информации.

Типы и виды подтекста весьма разнообразны. Подтекстовое содержание может соотноситься со сферой языка, литературы, фольклора, мифологии (это все филологический подтекст), с самой действительностью, социальной средой (исторической и современной), с событийными, бытовыми фактами и т. п. Классификации могут опираться на содержание подтекста, на его функции (познавательные, пародийные, сатирические, иронические, эзоповы, эмоционально-экспрессивные, характеристические, оценочные и др.), на способ образования, на типы индикаторов и т. п.

Список литературы

1. Арнольд И.В. Стилистика. Современный английский язык – М.: Флинта, Наука, 2002. – 384с.

2. Арутюнова Н.Д. Неологическая метафора // Теория метафоры. - М., 1990. – 256 с.

3. Виноградов В.В. Русский язык / В.В.Виноградов. – М., 1947. – 346 с.

4. Виноградов В.С. Фоновые знания и имплицитная информация http://lib.sportedu.ru, http://linguistic.ru

5. Гальперин И.Р. Очерки по стилистике английского языка. – М., 1958. – 259 с.

6. Караулов Ю.Н. и др. Русский ассоциативный словарь. — М.: Просвещение, 1994. – 732 с.

7. Костомаров В. Г. Русский язык на газетной полосе. М., 1971. – с. 132.

8. Мировая энциклопедия биографий. - М., 2002. Т.4, 768 с.

9. Потебня А.А. Из записок по теории словесности / А.А.Потебня. – Харьков, 1947. – 415 с.

10. Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии / Э.Сепир. – М.: Издательская группа «Прогресс», «Универс», 1993. – 656с.